Ох?.. Да что он… да как он…
Я хлопала глазами, онемев от изумления. Наверняка ослышалась. Кто этот человек? Я точно его знаю? Командующий северного крыла императорской армии точно не имеет к нему никакого отношения.
— Гене… генерал Эревин…
— Сейчас вы просто обязаны мне напомнить, что шутки это не моё, — он вздохнул и запахнул куртку. — Я цел, Велена. Клянусь вам, на мне ни царапины. Можете быть спокойны.
Я перевела дух и потёрла прямо-таки зудевшую от жара щёку.
— Хорошо. Я вам верю. Вы… справились? Со всеми?
— Будь это не так, я бы перед вами сейчас не стоял. Трое погибли, одному удалось сбежать. Последнего я уложил у костра. Его мы допросим.
Всё внутри переворачивалось, но я хотела увидеть своими глазами, что нам больше ничего не угрожает.
— Хочу его увидеть, — я обогнула генерала и пошагала к костру.
— Велена…
— Просто убедиться, что он больше не угроза.
Эревин больше не стал меня переубеждать и, конечно, отправился следом. Северяне, успевшие связать пленного, уложили его перед затихавшим, но всё ещё живым костром.
Сейчас же займусь их ранами. Нужно убедиться, что никакая зараза в них не попала. Сейчас, только взгляну…
Солдаты, о чём-то переговаривавшиеся вполголоса, оборачивались, расступались. Заметила утиравшего лоб Алексиса — он почему-то отвёл глаза.
Странно…
Я уже закатывала рукава и гадала, кого отослать за Тусенной и всем необходимым для перевязок. Вступила в полукруг света, окинула взглядом неподвижное тело.
Высокий, поджарый, темноволосый, а на левом плече плохо зажившая рана… как от ножа.
Пленник вздрогнул, пошевелился, будто почувствовал мой взгляд. Солдаты смолкли.
Я оглянулась на Эревина — он уже понял, он уже знал.
Ноги ослабли, но я умудрилась на них устоять. Раненый повернулся ко мне лицом — на песке перед большим тахтарским костром лежал Вучко.
Глава 46
Утро застало Тахтар в трудах — никто в ту ночь в городе не спал. Северяне уничтожали следы произошедшего на берегу, а тахтарцы им помогали.
Мы с Тусенной врачевали раненых. Хвала всем богам, закалённые в многочисленных боях солдаты Империи не допустили бойни, но без жертв всё равно не обошлось. Тем, кому помочь уже не представлялось возможным, унесли в общинный дом, чтобы подготовить к похоронам. Среди северян погибших не оказалось, но было трое тяжелораненых. На всякий случай попросив Няньку постоять на страже, я высвободила дар и подлатала бойцов. В себя придут нескоро, но жить почти наверняка будут.
Только работа сейчас и спасала. Я бинтовала, штопала, заговаривала, мазала, втирала и вливала в раненых целебные отвары, только бы не думать о произошедшем. И в то же время старалась поскорее справиться со всеми насущными делами, только бы успеть к допросу.
И плевать мне, если генерал начнёт артачиться и запретит присутствовать при допросе. А он, конечно, запретит. Я их штабной сарай разберу по досочке — пусть только попробует остановить.
Но он не стал препятствовать. Когда я, наскоро ополоснув руки и отерев лицо и шею, примчалась к гостиному дому, прогонять меня никто не стал. Эревин хмуро взглянул на меня — осунувшийся, бледный, молчаливый — и лишь кивнул одному из бойцов, стороживших входную дверь.
Внутри, в той самой комнате, где я впервые побывала из-за схваченного в лесу Пушка, лишних не было. Рыжий Барх, я, Эревин и Вучко. Его, связанного по рукам и ногам, усадили к стене. Светловолосый Алексис внимательно проверил узлы, оглянулся и кивнул мне, как старой знакомой — кажется, во взгляде его карих глаз промелькнуло сочувствие.
А потом я поняла, почему генерал не стал меня прогонять. Войдя в помещение, он стряхнул с плеч кожаную куртку, оставшись в запачканной чужой кровью рубахе и штанах.
— Госпожа ворожея, прошу вас, осмотрите пленного. Хочу быть уверен, что он переживёт допрос.
Барх недобро оскалился. Я сглотнула. Внутри всё просто ревело от отчаяния, но тело двигалось будто в отрыве от разума. Словно нутро моё лучше знало — сейчас не время перечить. Да и спора никакого быть не могло: Вучко — солдат Империи и отвечать перед своим генералом будет соответственно этому статусу.
Его родные пока даже не знают, что сын был среди нападавших — генерал строго-настрого запретил кому бы то ни было трепаться об этом. Не хватало ещё воплей и причитаний родственников, пока идёт дознание.
Вучко, по пояс обнажённый, сидел на широченной колоде, поджав под себя ноги и свесив голову на грудь. Штаны превратилась в залитые кровью лохмотья. Всё его тело покрыли бурые разводы. И от одной только мысли, что не так уж много этой крови принадлежало ему самому, воротило.
Рана от ножа у него на плече надёжно затянулась, но выглядела так, будто он намеренно её расчёсывал, пока она заживала.
Все боги Свободных земель, да что же ты с собою наделал…
Пока я его осматривала, он не шелохнулся. Так и сидел, надёжно отгородившись от всего мира странным забытьём.
Может быть, так действовала та зараза, которой его накачал тот страшный алхимик?..
— Он не ранен, — завершив осмотр, я отступила, сцепив подрагивающие руки в замок. — Даже если и был, всё наверняка затянулось.
— Заживает как на собаке. — Эревин принялся закатывать рукава рубахи, обнажая мощные предплечья. — Это очень тебе пригодится, Волчонок. У нас будет долгий разговор.
Хотелось бы мне не слышать, каким ровным голосом он давал своему солдату это обещание.
— Некоторые вопросы снимаются сами собой. Например, теперь понятно, как вы сюда пробрались, минуя стражу.
Внутри всё стянуло ледяными жгутами. Провёл кровожадных зверюг в родной город, и глазом не моргнул. Да что может оправдать такое предательство? И ладно бы нападали на солдат, в бою, так ведь нет — проникли в город во время гуляний.
— И, кажется, ещё один вопрос не требует ответа, — продолжил Эревин, остановившись перед пленником в нескольких шагах. — Вопрос важный, но бессмысленно спрашивать, почему ты это сделал. Ответ слишком очевиден.
Мне начинало казаться, что Эревин слишком рано начал свой допрос — Вучко никак не реагировал на происходившее. Но я ошибалась — взлохмаченная голова качнулась, и сквозь слипшиеся пряди сверкнули злобой золотисто-карие глаза.
— Неужто? — прохрипел Вучко, и я не узнала его голос.
Вместо ответа генерал посмотрел на меня, и в его взгляде крылась всё та же, уже слишком хорошо знакомая мне тоска.
— Одно это спасает тебя от допроса с пристрастием, — не сводя с меня взгляда продолжил Эревин. — Возможно, моя беда в том, что я слишком хорошо тебя понимаю. Поэтому готов снять с тебя всю ответственность за укрывание правды. И я говорю не о родне госпожи ворожеи.
Вучко впился в меня требовательным взглядом, и я невольно схватилась за свисавший с жемчужной нитки амулет.
— Вот, значит, как, — оскалился он. — Ему и об этом уже известно. Я-то, значит, прав оказался.
Я почувствовала на себе взгляд Эревина:
— О чём он?
— Да бросьте, гарнэ, — последнее слово прозвучало с нотками издевательского почтения. — Ясно же, Велена теперь ваша добыча… и только ваша. Ну а она-то и рада быть добычей, если речь о вас.
Кровь отхлынула от моего лица — щёки будто морозным холодом обдуло. Сердце трепыхнулось раненой птицей и замерло.
Мир вокруг замер, смазалось по краям, поблек.
— А я-то всё голову ломала, что ж я твоего возвращения не почуяла. Теперь-то поняла, почему.
Вучко вскинул голову, заглядывая мне в глаза. Жадно ждал, что продолжу. Я взгляд не отвела, смотрела прямо:
— Потому что нечего в тебе больше чуять. Души-то нет. Вся высохла.
Глава 47
Останавливать меня никто не стал. Я малодушно сбежала — не нашла в себе сил выслушивать всё, что с отчаяния плёл Вучко. И видеть его не могла. Добровольно пойти на такое! Впустить в город кровожадных зверей, вероломно напасть и предать всё, что тебе дорого… И до того это было кошмарно, что даже слёзы не шли.
Я брела по Тахтару, не разбирая дороги. Возвращаться домой не хотелось, хоть я и собиралась сегодня повозиться с почти совсем одомашнившемся Пушком. Но соображала я сейчас с большим трудом, и вряд ли от моей компании хоть кому-нибудь нынче будет толк.
