— Наша кровь слабеет, — голос матери не дрогнул, а вокруг Моры зашептались сильнее. — Вспомните, как велика была наша раса на заре времён. Сейчас только императорский род и наши великие дома имеют крохи от той силы, что вдохнул в первые семена Праотец Драххар! А теперь земли заполонил бездарный сброд, вот что случилось с нашей империей! Земли, на которых когда-то правили великие семена Прародителей! Сильнейшие, двигающие плиты земли, рассекающие воздух и дарующие дожди огня благодатной почве!
Гул голосов только усилился, кто-то горячо закивал, оглядываясь вокруг себя и встречая такую же реакцию.
— Что будет с нашими детьми? Сотни, тысячи лет вперёд? Если мы будем мешать кровь с бездарными, слабыми подобиями драконов? Вымирание! Вырождение! Стыдное и жалкое! Стада беспомощных ящеров, от которых уже в брезгливости отвернулись боги, когда-то породившие наше племя! Ведь первый свиток Праотца, даровавший нам знания о нашем мире, затих даже для императора, а второй так и остался нем, теперь он отвернулся от бессильного сброда!
— Да! — выкрикнул тот же мужчина из первого ряда, и Мора закивала, чувствуя вокруг себя волну какой-то сильной жаркой энергии.
— Взгляните на площади столицы. Улицы кишат бездарными! Позор на земле великих драконов! Они уже не имеют права называться так! Это кара Праотца достигла нас за грехи наши, — тут её взгляд коснулся глаз Моры, и девочка вздрогнула. — Моё сердце разрывается, глядя на них. Но Праотец оставил своих детей не просто так, мы должны понимать это. И искупить грехи.
Пламя за её спиной разгорелось с новой силой и коснулось края платья, словно в подтверждение слов, возбуждая толпу драконов ещё сильнее.
Мора слушала сильный голос своей матери, гул драконов и начинала клевать носом, несмотря на шум. Вернувшись в былую роскошь и яркость, в которой она родилась и выросла, тело девочки будто утратило выносливость и силу, которые в нем взращивала мать бесконечную череду дней в холодной темнице. Она вновь ощутила себя слабым ребёнком. Но даже этим Мора не смогла объяснить то, что произошло с ней в следующую секунду, когда пёстрая луговая бабочка залетела в храм через окно и принялась облетать залу, мягко паря между драконами. Страх поднялся в ней, а тело удушливой волной окатил озноб. В глазах задвоилось, сине-желтые крылья бабочки теперь не принадлежали ей одной, а вокруг всё заплясало жёлтыми, зелёными и синими пятнами. Показалось, они окружали её.
Мора медленно подняла глаза, когда за оглушающим грохотом последовала не менее оглушающая тишина, и десятки огненных взглядов резко направились на неё, выделяя среди толпы маленькую трясущуюся от страха или же ярости фигуру.
Она сама не поняла, насколько быстро всё произошло: высокий желтый горшок с росшим в нем деревцем разлетелся на куски, погребая под своими обломками и рассыпавшейся землей мельтешащие яркие крылья. Мора почувствовала, как заныло плечо от веса горшка. Она не помнила, как бабочка загнала её к стене.
— Почему она закричала? — спросил кто-то в толпе, и девочка сглотнула, пытаясь выровнять дыхание. Теперь не было страшно. Она сама хотела напасть на неё! Она сама.
— Ты хотела перебить маму, поэтому свалила горшок? — это уже говорил тот мужчина из первого ряда. — Растёт маленький бунтарь, Агнесс.
Теперь кто-то засмеялся, напряжение после выступления мамы разрядилось, но Мора всеми силами старалась не смотреть на выступ возле Чаши.
— Мора просто устала, — холодно отчеканила мать, не делая и шага по направлению к ней. — Подожди меня снаружи, моя искорка.
Девочка слабо кивнула, не поднимая головы.
Мора больше не слышала, о чем говорили в храме. Бездарные? Разбавленная кровь? Это всё равно было вне её понимания. С самого детства их дом заполоняли могущественные драконы, от ауры которых иногда хотелось заползти под обеденный стол и не вылезать оттуда, пока все не уйдут. Взрослые порой забывали сдерживать свою силу при особо эмоциональных разговорах, а дети вроде их с Арамом ещё физически не были готовы к контакту с ней. Мама говорила, это нормально и проходит с возрастом. Так драконы чувствуют чужую силу, и более слабые интуитивно готовы к подчинению, даже в человеческом виде. Осталось от предков.
— Устала?
Мора опять не почувствовала, как подошла мать. Раньше ощущала её дар каждой клеточкой тела и уже радостно предвкушала их встречу, когда мама только-только выходила в коридор по направлению к их с Арамом детской. А сейчас её появления пугали своей неожиданностью.
— Нет, мама.
Ложь всё чаще и чаще слетала с её губ.
— Хорошо, моя девочка. Идём домой? Мы сегодня хорошо постарались и открыли сердца Праотцу, он услышал нас.
— Ты говорила про грех, мама, — острожно начала Мора, краем глаза увидев, как женщина вздрогнула. — Ты говорила обо мне? Я принесла грех в наш Дом? В Сферу? Поэтому Праотец отвернулся от…
— Прекрати! — рявкнула мать, резко хватая дочь за руку. А потом сделала глубокий вдох и присела на корточки, убедившись, что в коридоре никого больше нет. — Конечно, нет. Испытание. Испытание — это всё, что принесла ты в этот мир вместе со своим холодным пламенем.
Лёд. Это лёд, мама.
— Грешники — драконы без дара, искорка. Те, в чьих жилах не осталось божественной крови Праотца и Праматери. А по твоим венам заструится бушующий огонь, помнишь?
— Помню… — с сомнением в голосе прошептала Мора.
— И мы никому никогда не расскажем, что пережили, возрождая его в твоём теле, — напомнила Агнесс, сводя тонкие брови. — Ты станешь сильной и никто не узнает, какой ценой. Это будет тайна лишь нашего Дома. Никто не сможет опозорить тебя.
— А Арам и Люси, мама? — Мора облизнула пересохшие губы. Ей всегда становилось не по себе, когда она вспоминала пробуждение своего дара. В комнате были лишь они втроём.
— Арам — моя плоть и кровь, — улыбнулась мама. — Он твой брат, а обязанность старших братьев — защищать своих сестёр, милая. Так всегда было. Не думаешь же ты, что он кому-то расскажет нашу тайну?
— Нет, — помотала головой девочка. Камень на её сердце стал чуть легче. Никто не узнает о её позоре и грехе, когда всё закончится. — Я доверяю Араму и Люси, мама. И тебе.
— Хорошо. Об этом знаем лишь мы с Арамом, так что больше не беспокойся ни о чём, не занимай голову ничем, помимо молитв и усердия.
Мы с Арамом. Мора нахмурилась, вспоминая удивленное и побледневшее лицо няни. Веснушки на нём тогда едва ли не выцвели, а в карих глазах страх молниеносно сменился беспокойством. За неё, за Мору.
— А Люси? Разве она ничего не заметила?
— Люси? — мама сморщила точеный нос, а потом подняла вверх палец, звякнув украшениями. — А! Та лохматая рыжая служанка.
Волосы Люси были похожи на солнышко! Ей хотелось закричать и топнуть ногой, защищая няню. Сегодня Море было бы хуже, если бы не мысли о том, что можно встретить в храме Люси с Арамом. Няня бы привычно потрепала её за щеки, корча смешные рожицы, а потом прижала бы к своей груди после долгой разлуки. Так она всегда делала раньше, а это было их самое длинное расставание с момента рождения Моры. Даже мама присутствовала в её жизни реже.
— Да. И ещё, я бы очень хотела увидеться с ней и Арамом, — кивнула Мора. — Если можно.
Глаза мамы вспыхнули огнём. Она облизнула губы и сглотнула, словно вспомнила нечто неприятное.
— Только я и Арам, моя искорка, — повторила мать спокойным тоном, смотря девочке точно в глаза. — Так будет лучше.
На миг Мора непонимающе нахмурилась, а потом ахнула, прижав ладошку ко рту. Мама наблюдала за ней и кивнула:
— Ты уже взрослая девочка. Я сделаю всё для твоей безопасности.
— М-мама, Люси, она… — голос дрожал, как и пальцы, и Агнесс презрительно косилась на все признаки слабости.
— Праотец добр ко всем детям своим, — сказала она. Что бы это ни значило. — Забудь это имя.
Люси. Она бы никогда не вычеркнула его из своего сердца. Мир вокруг начал вращаться и смазываться, земля под ногами пошатнулась. Мора зажмурилась, смаргивая слёзы, а потом ощутила, как вместе с ледяной корочкой, медленно покрывающей её сердце, стены коридора перестают двигаться, земля снова становится твёрдой и устойчивой. Лишь улыбчивое лицо Люси виделось ей, если смотреть в окно, вдаль, на палящее солнце. Но исчезло оно так же быстро, как очередной слой холода остудил её сердце, защищая от невыносимой боли, любви и чувства потери чего-то важного. Солнечного и доброго.
