Он задержался возле пышнотелой торговки рыбой в перепачканном фартуке и долго пялился на нее во все глаза. Та расхохоталась и снова принялась выкрикивать похвалы своему товару — макрели и угрям.
Изабо поплотнее закуталась в пальто и решительно вскинула подбородок. Если ты выглядишь как жертва, с тобой и обращаться будут соответственно. Она шагала на запад легко и уверенно, как будто совершенно точно знала, что делает, и провела здесь всю свою жизнь. Никто не догадался бы о том, что ее сердце колотилось так быстро, что Изабо чувствовала себя больной. Мышцы шеи отчаянно напряглись, а это грозило сильной головной болью к ночи. Люди могли видеть только юношу с умными глазами, способного постоять за себя и быстро шагавшего куда-то.
Она шла уже около двух часов, стараясь запоминать, сколько раз повернула направо, а сколько — налево, чтобы не заблудиться окончательно и безнадежно. Она видела вокруг девушек с корзинами фиалок и апельсинов, торговцев горячими булочками и печеным картофелем. В витринах лавочек высились башни из сладостей, украшенных сахарной пудрой, шляпки с перьями, выкрашенными в желтый, розовый и зеленый цвет... всевозможные ленты, лимонное мороженое, книги и вообще все, что только есть на свете. Какой угодно товар можно было купить в любую минуту. Здесь не было обгоревших камней и окон, разбитых при мятеже, не пахло пожарищем, и радикалы не кричали на каждом углу. Все казалось ей совершенно незнакомым, застоявшимся и слишком спокойным. Но Изабо все равно пока что не могла позволить себе расслабиться... а может быть, такого никогда не произойдет.
Потом она заметила, что мимо нее катят уже другие экипажи. Улицы стали чище, тут и там стояли парнишки с метлами, ожидая, когда можно будет заработать монетку, убрав навоз, оброненный лошадьми. Дома стали выше, запахи утратили остроту. За особняками зеленели деревья. Изабо вошла в парк и резко остановилась. Она так соскучилась по зеленым лужайкам, огромным дубам и цветам! Девушка до сих пор даже не осознавала, что тосковала по всему этому и многому другому. Но теперь она хотя бы знала, где переночевать сегодня, если ей не удастся отыскать своего дядю. Эта мысль слегка взбодрила ее.
— Эй, ты, не торчи на дороге! — рявкнул какой-то джентльмен, чуть не налетев на ее неподвижную фигуру.
Изабо крепко стиснула зубы, спрятала лицо под козырьком кепки и шагнула в сторону, давая мужчине пройти.
Наконец она оторвала взгляд от лошадей и прекрасно одетых всадников и пошла дальше через парк, следуя за разукрашенными каретами, с грохотом катившими мимо нее. Большинство из них двигалось в нужном ей направлении, и Изабо расценила это как хороший знак. Ведь все еще стояло раннее утро. Сейчас владельцы экипажей едва ли могли ехать на балы, вечеринки или намереваться купить новый туалет. Изабо не думала, что английские аристократы так уж отличаются от французских. Утро и для них наверняка было временем неторопливого завтрака, чтения писем и газет, отдыха после утомительной ночи. Скорее всего, почти все владельцы дорогих экипажей возвращались домой и еще не ложились в постель.
Дома превратились в настоящие дворцы со сверкающими начищенной бронзой дверными молотками и гигантскими вазонами, переполненными самыми разными цветами. Горничные выгуливали на поводках домашних собачек, а иногда и котов. Разносчики, тележки торговцев рыбой и булочников подъезжали к задним дверям.
Изабо остановила старьевщика с тачкой и спросила на плохом английском:
— Дом Сен-Крукс?
— А, французик! Говори громче.— Он приложил ладонь к уху, продолжая толкать свою тележку.
Изабо помогла ему провести «экипаж» мимо булыжника, чуть торчавшего из мостовой, и повторила:
— Сент-Крукс?
— Ты хочешь сказать Сен-Круа? Дом в конце этой улицы, с голубой дверью.
Он махнул рукой, показывая направление, и пошел дальше, даже не оглянувшись на Изабо. Ее сердце снова бешено заколотилось. Ей хотелось и броситься бегом к нужному дому, и убежать в обратную сторону. Но она не собиралась отступать и заставила себя ускорить шаг, хотя и остановилась ненадолго почти перед самым домом, чтобы перевести дыхание.
Особняк величественно возвышался перед ней. В нем было несколько этажей, голубую дверь покрасили совсем недавно, во всех окнах виднелись парчовые шторы. За спиной Изабо грохотали по булыжникам кареты. Ветви дуба роняли желуди на дорогу и тротуар. В медных вазонах цвели розы. Вокруг дома вилась подъездная дорога, уходя назад, где располагались сад, конюшни и вход для слуг.
Изабо поднялась по ступеням, вычищенным до блеска. Дверной молоток был отлит в форме льва, державшего в зубах крест. Она провела пальцами по своему фамильному знаку, потом решилась и постучала в дверь. Та распахнулась почти мгновенно, и на Изабо сверху вниз посмотрел мужчина с пышными седыми волосами. Черный сюртук сидел на нем как влитой, шейный платок был безупречен.
— Oncle[22] Оливер? — осторожно спросила Изабо.
Она никогда не видела своего дядю, но предполагала, что тот должен обладать какими-то фамильными чертами, возможно, иметь такие же скулы, как у ее отца, или знаменитые зеленые глаза Сен-Круа. Этот человек был выше, чем большинство ее родственников.
Он негодующе фыркнул.
— Лорд Сен-Круа не принимает грязных мальчишек, от которых пахнет так, как от тебя. Иди отсюда.
Он повернулся, собираясь захлопнуть дверь, но Изабо сунула в щель ногу и закричала:
— Attend, s'il te-plait![23]
Она нервно сдернула с головы кепку, позволив волосам вырваться наружу. Изабо знала, что должна выглядеть сейчас довольно дико. Она бормотала нечто неразборчивое по-французски и смотрела на мужчину умоляющими влажными глазами.
— Non! Monsieur!
— Если пройдешь к задней двери, повар накормит тебя, дитя. А потом уходи.
Он все-таки закрыл дверь. Изабо дернула за ручку, но замок уже был заперт. Она подавила слезы разочарования. Рыдания ничем не помогут. Ей просто нужно найти какой-то другой путь.
Дворецкий показывал на дорогу, шедшую вокруг дома, и Изабо двинулась по ней, собирая мокрую землю на башмаки. Начавшийся легкий дождь добавил еще больше грязи. Одно окно было приоткрыто, шторы колыхались на ветру. Изабо огляделась по сторонам, удостоверилась, что ее никто не видит, а потом нырнула в розовые кусты, чтобы заглянуть внутрь. Шипы тут же исцарапали ей руки и вцепились в волосы. Дурацкие розы. Вокруг Изабо сыпались лепестки, пахнувшие под теплым дождем, как духи.
В гостиной стояло несколько кресел с расшитыми подушками, один угол занимало фортепиано. Потолок был расписан херувимами. Изабо содрогнулась. Разве можно расслабиться и отдохнуть, если у тебя над головой весь день напролет плавают такие вот толстенькие младенцы? Даже если не считать ангелов, золоченых канделябров и ламп, инкрустированных перламутром, комната все равно была перегружена украшениями.
