пригласит.
И точно, не прошло и пары минут, как нас запустили в кабинет. От громоздкого аппарата его отделала застекленная стена. Лида оказалась женщиной лет сорока с ясными карими глазами и довольно массивной нижней челюстью. В отличие от своей коллеги в прихожей, она не стала расшаркиваться перед нами. Меня тут же усадили в уголок, а Славу послали за ширму – переодеваться.
– Так, мать, – обратилась она непосредственно к Алисе Григорьевне, – с чем пришла?
– Вот смотри, у Доброслава… как вас по отчеству?
– Семенович, – подсказала я.
– Ага… Доброслав Семенович пришел ко мне с жалобой на довольно резкую потерю слуха… – и врач принялась пересказывать историю, уже услышанную мной в ее кабинете, в заключении добавив: – Мне нужно понять, не связано ли это с какими-то перерождениями. Или, возможно, дело в воспалительном процессе. Он недавно переболел.
– Слава часто болеет, – подтвердила я.
– Ну, понятно.
– Я все, – вышел из-за ширмы муж.
На нем теперь красовалась просторная синяя пижама с завязочками на спине как в голливудских сериалах про врачей. Там пациентов всех почему-то обряжали в такие нелепые одежки, не выдав ни нормальных халатов, ни тапочек. Почему-то глядя на него в таком виде, я впервые со всей ясностью ощутила, как лишаюсь последней опоры. Пришлось отвернуться, чтобы Слава не заметил слез в моих глазах.
«Если с ним что-то произойдет, если это действительно рак…», – я не смогла додумать до конца. Что тогда? Без сомнения, мы будем бороться с недугом до конца. Нужно будет – брошу работу. Или, наоборот, возьму еще одну ставку в школе, начну репетировать на дому, лишь бы оплатить лечение. Все, что угодно. Потому что самый главный страх моей жизни – это потерять его.
Славу провели в соседнее помещение и положили на кушетку. Со своего места я плохо видела, что делает Лида. Кажется, что-то закрепляет. Потом кушетка поднялась и медленно поехала внутрь круглого механизма. Кабинет заполнился гулом и щелканьем. Врач вернулась на свое место.
– Доброслав, у вас все в порядке? – включив стоящий рядом с компьютером микрофон, спросила Алиса Григорьевна. – Голова не кружится? Может, какие-то неприятные ощущения?
– Нет-нет, – услышала я слегка искаженный голос мужа. – Все хорошо.
– У него нет клаустрофобии? – повернулась ко мне Лида. Я отрицательно мотнула головой. – Так, взглянем на наш внутренний мир…
На экране монитора начали появляться черно-белые срезы. Обе женщины вперились в них, изредка переговариваясь и сыпля непонятными терминами.
– Третий желудочек расширен.
– Видишь, вот здесь… затемнение.
– Нет, это, скорее всего анатомические особенности…
– Может, стоило сделать контраст? – спросила невролог.
– Да нет, не думаю. И все-таки меня смущает эта область, – подперла кулаком свой большой подбородок Лида. – Доброслав, как вы?
– Нормально. Даже к шуму притерпелся.
– Осталось совсем недолго. Ту-ру-ту… на мой взгляд каких-то патологий не наблюдается. Во всяком случае, таких, чтобы объясняли текущее состояние пациента. Так что, Лис, смотри сама. Я бы назначила пункцию.
– То есть так?
– Пункцию? – насторожилась я.
– А? – одновременно повернулись ко мне оба врача. – Да, чтобы исключить инфекционную природу заболевания. Однако решать не мне. Доброслав, сейчас аппарат выключится, сразу не вставайте, я к вам подойду. А вы подождите, пока я напишу заключение и запишу все на диск. Или, Лис, прислать тебе на почту?
– Нет-нет, мы подождем, – решила за нас невролог.
– Как хотите, – поднялась Лида.
Спустя десять минут мы все трое снова сидели в приемной. Алиса Григорьевна говорила с кем-то по телефону, мы молча переглядывались со Славой. Наконец, он не выдержал и шепотом спросил:
– Они думают, у меня что-то серьезное?
– Не знаю… насколько я поняла – нет.
– Точно? – попытался уличить меня во лжи супруг. Я многозначительно насупилась. – Все, больше ничего спрашивать не буду. Знаешь… это, наверное, неправильно, но я не могу никак избавиться от одной мысли.
– Какой?
– Что, если, это… рак? – сглотнул Доброслав.
– Глупости, – попыталась разубедить я его. – Даже не смей о таком думать. К тому же, видишь, на снимках нет никаких отклонений. Ох, Слава, кроме рака существует еще множество различных причин. Кто знает? Вдруг дело в сосудах или… не знаю, мозг тут вообще не причем? Я читала, что если человек, как ты, часто болеет, от этого могут появиться проблемы с разными органами. Ничего страшного.
Такой вдохновенной речи я сама от себя не ожидала. Даже смогла в конце ободряюще похлопать мужа по колену. Но вместо: «Конечно, ты права», – услышала:
– Просто я не готов умирать.
Конец
Символ левой руки. Буквально означает «завершение». Имеет направленность в будущее, отвлечение от губительных мыслей, страстей. Не пишется никогда на маленькой площади, служит для связки символов разных временных периодов. Никогда не рисуется в одиночестве, только с другим знаком для конкретизации, причем используется та же гамма, что и для написания уточняющей пиктограммы.
Арина лежала на полу, закинув ноги на диван, и с непередаваемыми звуками поглощала очередной шоколадный батончик. Уже четвертый за сегодня. Не то, чтобы Даня специально считал, но пустые обертки лежали тут же, раскиданные по всему ковру, так что он волей-неволей контролировал процесс уничтожения сладостей. Это был заслуженный подарок: все-таки серебряная медаль по вольным упражнениям и золотая в брусьях – это не шуточки. Но Даниила в меньшей степени волновали спортивные подвиги сестры, чем скорость исчезновения у нее в желудке «Сникерсов».
– Плохо не будет? – скосив глаза на Аринку, заботливо спросил он.
– Будет, – уверенно кивнула сестра. – Но это ничего по сравнению с тем, что мне пришлось пройти, чтобы получить все это! Хочешь, тоже возьми чего-нибудь. Тут, кажется, были твои любимые зефирки.
Арина перевернулась на живот и начала копаться в своих сокровищах. Отец с матерью никогда не жадничали, когда дело касалось еды, не прятали вкусности по самым недоступным местам и не читали нотаций из серии: «Будешь много есть булок – растолстеешь». Во-первых, оба ребенка и сами все прекрасно понимали. Вместо того чтобы постоянно попрекать детей лишней карамелькой, Рябины-старшие ставили перед ними определенные цели, достижение которых и служило тем самым поощрением. Сладости же были всего лишь приятным бонусом. Арина с пяти лет занималась спортивной гимнастикой, а там все было четко: диета, нагрузки, распорядок дня. А Даня… Что ж, он никогда не был капризным сладкоежкой.
– О! – Арина вытащила из блестящей кучи упаковку с зефиром. – Держи!
– Ну, спасибо, – протянул парень руку. Жадность в их доме тоже была не в почете.
Даня давно избавился от ревности к сестре, хотя первое время просто ненавидел кричащее существо, которое зачем-то приволокла
