— Если бы я была сильная, то спасла бы Кетнея… Сильная! — повторила я. — Какая же я сильная, если торчу здесь и не могу ничего сделать, кроме как ждать суда и смерти?
— Я тебе помогу.
— Ты? — поразилась я. — С чего бы это?
— Кетней, — промолвил Драган. — Не враг, не чужак, не предатель… Это был наш человек, сын Утхада. Добрый, услужливый. Всегда со всеми уважительно, всегда улыбчив. Такие вещи создавал, такие поделки для детей! И со стеклом работал, и с деревом, и с камнями. Золотые руки были у него! Мастер Куз так его ценил! Это был богами отмеченный юноша, а какой красивый! Боги не оставят это просто так, Ирина, эту смерть они заметят. Ежели я ничего не сделаю, что-то будет. Я чувствую это.
Так вот оно что, человечек испугался гнева богов? А я-то подумала, у него проснулась совесть…
— Лучше уж умру сам, чем видеть суд этот, слышать вздор; уж про тебя-то ладно, ты не пойми кто, но Кетней! Его ведь тоже очернят. Не снесу этого.
— Ах, не снесешь? — прошипела я. — Раз тебе так дорог был Кетней, зачем ты позволил Вазрагу делать с ним эти непотребства? Знаешь, что мне Кетней перед смертью сказал? Что не вынесет больше такой жизни! Что не может уже! Не знаю как другие, но и Флана, и Кетней страдали от Вазрага! Вандерия закрывала глаза, потому что это ее сын, но вы-то, взрослые люди, неужели вы не видели, что творится, что двоих по сути детей пользует медведь? Не вали всю вину на Вандерию, Драган. Это вы позволяли Вазрагу так себя вести. Это вы убили Кетнея…
— Знаю… гадко мне… Нестерпимо гадко…
Я промолчала. Драган, тяжел вздохнув, сказал:
— Я выведу тебя; есть один ход, быстро попадешь в лес, а там скрыться легче.
— Лучше принеси мне смарагд. И скорее, если действительно хочешь помочь. У Ванде в сокровищнице точно есть, а если у нее нет, то возьми у мэз. Если не сможешь передать до суда, то принеси во время. Камень должен оказаться у меня в руке. Понятно?
Драган захлопал глазами.
— Если не найдешь камень или я покажу знак – высуну язык – убьешь нас сам до того, как это сделают по приказу Вандерии другие. Стрела в сердце, нож в сердце – неважно, главное быстро. Она же собирается прикончить нас долго и мучительно? Лишим ее этого удовольствия.
— Я могу просто вывести тебя, — повторил он.
— Или делаешь, как сказала, или уходи, — сказала я и кивнула на дверь.
Драган поднялся и вышел из комнатушки.
Глава 20
Как билось мое сердце! Как ни старалась я взять себя в руки, волнение было неискоренимо и мешало. Меня не связали и не подталкивали вперед, я просто шла в окружении здоровых молодцев, готовых пресечь любую мою выходку. Эх, а жаль, что меня не держат – ноги-то дрожат… Стеклышко все так же висело на шнурке, и я в любой момент могла через него посмотреть, чтобы понять, насколько полон зал и привели ли моих друзей. Да, я могла осмотреться, но я этого не делала.
Общая ненависть итак была слишком сильна, она обступала меня со всех сторон эдакой давящей психической субстанцией – так к чему мне еще смотреть на всех этих людей? А Фланы здесь нет, в этом я уверена абсолютно. Она сто процентов заперта где-нибудь, и ее состояние сейчас ничем не лучше моего…
Драган не пришел ко мне, но я пока не делала выводов и ждала. Если он сумеет достать камень и передать мне, то я попытаюсь что-то сделать, если нет – буду надеяться, что он сделает единственно возможное доброе дело и убьет-таки нас самым щадящим способом.
В зале было довольно темно и очень душно, и я надеялась, что в обморок не грохнусь; телом я так и не окрепла, несмотря на хорошее питание. «Бух-бух-бух» звучало в груди и голове, струйки пота стекали по спине, между груди, по вискам, и ладони тоже были неприятно мокрые.
Я не так уж боялась за саму себя, я уже привыкла к опасности. Но я сильно боялась за Зена и Тредена, боялась за Млада и Арту, переживала за Флану. Все они пострадают тоже. Раз десять за этот день я вспоминала рассказ Тредена о Слего, о том, как жестоко с ним обошлись мэзавцы-мерзавцы. Если что-то подобное сделают при мне с моими мужчинами, я просто не знаю, как это перенесу… И Млад… Боже, я не вынесу, если они захотят жестоко расправиться и с ним…
Я ждала гневных и мерзких выкриков, но толпа молчала, если не считать приглушенных разговоров, создающих низкий шум. Когда меня подвели к возвышению, я увидела Зена и Тредена на коленях; у обоих были связаны руки и обоих стерегли всадники. Рыжий, друг Вазраг, повернул в мою сторону голову, и, несмотря на слабое зрение, я увидела выражение его лица. Ну, как увидела – воображение помогло.
Это была злобная морда в ореоле оранжево-рыжих волос, чем-то напоминающая морду черта.
«Вот и ад», — подумала я.
Мне нажали на плечи и заставили встать на колени.
Я повернула голову к Тредену, который был ближе ко мне. Косматый, бледный, но, вроде, не битый. Избит был Зен, и это было заметно даже мне, близорукой… Мой волк не мог даже сохранять положение, его вело в сторону, и его постоянно пихали, вынуждая не двигаться. Дышал он тоже шумно. Надавали, наверное, ногами по ребрам…
Зашелестело-зашуршало, и я увидела трех мэз, поднимающихся по возвышению. Все три женщины были одеты в белое, и не так нарядно, как обычно. Вот и причина, почему в зале сохраняют порядок: не хочется прослыть дикарями при мэзочках из столицы. Для меня с такого расстояния они были просто белыми пятнами…
Двери закрыли; я услышала своеобразный тяжелый звук. Послышалась тихая брань. Уловив знакомую интонацию, я подалась вперед и выглянула из-за Тредена. Я не ошиблась! Драган! Он грубо подтолкнул Зена назад, чтобы мы находились на одной линии, заглянул ему в лицо, затем подошел к Тредену и проделал то же самое – «выровнял».
Меня бросило в жар, а потом накатилась слабость, и я чуть не упала лицом в пол. Я не планировала это, и это не было уловкой – просто реакцией на стресс и духоту, но как же кстати была эта самая реакция! Это дало повод Драгану коснуться и меня. Он поддержал меня за плечи и заставил принять подобающее положение; нечто темное и гладкое упало мне между бедер, прямо в складку платья.
Смарагд!
Меня опять повело, но в этот раз уже не от слабости, а от нахлынувших эмоций. Я сделала вид, что восстанавливаю равновесие, а сама украдкой схватила камешек. Судя по всему, прежде он красовался в подвеске, но Драган догадался снять его и вручить мне безо всяких звучащих лишних деталей.
Чтобы один мой зажатый кулачок не показался подозрительным, я сжала кулачки на обеих руках, якобы от волнения. Осталось только проверить, сгодится ли этот смарагд для дела…
Боги этого мира! Клянусь, я глубоко раскаюсь, что не верила в вас и вознесу вам хвалу, как полагается! Только, пожалуйста, молю, пусть у меня все получится! Спасите нас, и я обещаю, что всегда буду спасать тех, кто попросит меня о помощи!
Вандерия заговорила:
— Много лет назад меня назначили комендантшей этой крепости. Великая матерь Мэзавы доверила мне Утхад, и я приняла и полюбила его, как своего ребенка. Я все делала, чтобы защитить границы нашей страны и защитить вас, мои люди. Но я допустила ошибку, и тень упала на Утхад… С тяжелым сердцем и неизбывной болью в душе я объявляю, что мы лишились нашего лучшего всадника и самого сильного воина. Мы лишились щита, опоры и крыльев крепости. Мы лишились Вазрага.
То, как дрогнул голос Вандерии, меня не тронуло, но тронуло остальных. Одна из мэз сделала какой-то жест руками, и зал повторил за ней. В это время я лихорадочно размышляла, что сделать, чтобы оказаться около Вандерии и испытать на ней свои силы – если они, конечно, разбужены смарагдом.
— И мы лишились Кетнея, — раздалось вдруг. Это Драган, выступив вперед, на одной линии с нами, подал голос. — Утхад потерял мастера.
Никто не ожидал от него такого, в том числе я. Но никто не возмутился и не стал кричать на него за то, что он посмел что-то сказать, когда его мэза, очевидно, еще не закончила свою речь. Драган – правая рука Вандерии, ее голос, ее руки, ее глаза. Потому зал и промолчал. Слова Драгана воспринимались, как слова Вандерии, что саму Вандерию не могло не разозлить.
