— Эм… а над чем именно вы работаете, мэтр? — решилась поинтересоваться она. Ла Росси что-то переделывал в макете своего странного движущегося длинного автомобиля.
— Я назвал это железная дорога. — сказал он мечтательно. Терезе стоило некоторых усилий не рассмеяться. Железная дорога? Да на мощеных можно было разориться, а если покрывать дороги железом никаких денег не хватит.
— О!.. — прокомментировала Тереза. — Много железа понадобится.
— Отнюдь. Видите — вот это и есть дорога. — он показал на двойные полоски из металлических спиц, по которым катался его странный механизм.
— Только колея?
— Поезду больше и не нужно.
— А это значит…
— Да. — алхимик поднял крохотный автомобиль. — Это поезд. Я хочу соединить в нем двигатель мобиля и паровой. Рельсы, поперечные рельсы. — он ткнул в палочки, что скрепляли спицы. — Я верю, что можно добиться того, что этот транспорт будет самым быстрым в империи. Он свяжет все города. А потом и страны.
— Ого! — присвистнула Тесс, а сама подумала: совсем чокнулся… Для нее это выглядело идеей навроде причуд известного дурака Квинстена из Междуречья, который сначала хотел перегородить реку бревнами, потом всех женщин пытался убедить рожать в лесу, а напоследок сделал крылья и сиганул с крыши городской ратуши. То, что от него осталось, похоронили за счет города, ведь жена его, рожая в лесу, умерла.
— Вам кажется это невозможным? — Ла Росси проницательно поглядел на нее.
— Ну… Не знаю. Звучит довольно фантастично. Вы видели дороги в Междуречье? Да там мул-то еле проедет, а эти штучки просто потонут. — она качнула пальцем рельсы.
— Насыпи. Укрепление грунта.
— Но это ведь очень дорого.
— Как и гранитные набережные Рейны. Да, разумеется, дорого. Но представьте возможности.
— У меня туго с воображением, особенно на пустой желудок.
Алхимик спохватился и отставил поезд.
— Простите, да, мы собирались обедать. Работая, я, бывает, увлекаюсь и забываю обо всем.
— И урчание в животе вам не напоминает? — Тесс усмехнулась. Ну не может же у него не быть простого человеческого голода в конце концов!
— Я веду довольно аскетичный образ жизни. Прошу вас.
Они вышли на веранду. Выходила она в сад, но в какую-то боковую аллею. Тут было пустынно, вдалеке возился с покраской ограды садовник и только.
Терезе хотелось поскорее сориентироваться в этом поместье, разобраться что тут и где находится, но прежде нужно было изучить контракт. Да и показывать Ла Росси, близкому другу Шеферда свой интерес, не стоило. Граф и так был не в меру подозрителен на ее счет.
Они уселись за стол, им прислуживал лакей и две служанки, но алхимик небрежным пасом отпустил их.
— Мы ведь в состоянии сами наполнить себе тарелки, не так ли Тереза?
— Конечно. — сказала она с воодушевлением, которого не чувствовала. Она уж настроилась, что ей сейчас будут прислуживать как графине Шеферд. Хоть бы разок это испытать!
Но Ла Росси открыл супницу, взял черпак и наполнил сначала ее тарелку, потом свою как ни в чем не бывало. И что ха аристократ такой? Неправильный какой-то.
— Спасибо. — она взяла тарелку.
— Хлеба?
— Да, благодарю.
Пока они отдавали дань первому блюду было не до разговоров. Тереза ела быстро, торопливо, как привыкла есть за всю свою жизнь. Еда была кратким перерывом между работой, и никто и никогда не разрешал ей засиживаться — ни в приюте, ни в городе. Только у Леонида она могла позволить себе в своей комнате посмаковать блюда, но Ла Росси явно захочет скорее вернуться в лабораторию, так что Тесс не собиралась заставлять его ждать, пока она наестся.
Балера учила ее вести себя за столом, и Тесс урокам вняла. Держала спину, знала какой ложкой есть суп, а какая ждет своего часа для десерта. Но все же старалась не отставать от алхимика, чтобы закончить с ним вместе.
— А могу я спросить, мэтр?
— Только если будете называть меня «Жан».
Тереза пожала плечами.
— Почему вы перестали производить волорост, Жан?
Он вопросу явно удивился.
— Количество линий на моей фабрике ограничено. Он занимал целую линию на четыре дня в неделю. При этом рецепт его довольно сложен и выход итогового продукта был не больше десяти, двенадцати литров.
— Двенадцать литров! — не удержалась Тесс. Пузырек, которым вчера орудовал парикмахер, был высотой с ее палец и стоил пятьсот марок! — Но это же целое состояние!
Ла Росси сдержанно улыбнулся, и Тесс поняла, что сморозила глупость. Это для нее состояние, а для него выхлоп с одной линии за одну неделю… Матерь, да насколько же богат этот мужчина?
— Откуда в вас этот интерес?
— Мне вчера пришлось испытать это средство на себе, — поделилась Тесс. — Просто волшебное, должна заметить.
— Ваши волосы пострадали?
— Небольшое недопонимание среди юных роз. Ничего серьезного.
Она не видела причины это скрывать от алхимика, раз уже узнал Шеферд.
— Надеюсь, мой препарат не подведет, не хотелось бы, чтобы ваши волосы пропали. Они… очень вам идут.
Тесс прыснула, разбрызгивая суп по тарелке.
— Спа-си-бо. — профыркала она, борясь со смехом.
Алхимик смутился.
— Простите. Я не силен в комплиментах.
— Ну что вы, каждой женщине приятно узнать, что ей идут собственные волосы. Это все равно что «удачный нос» или «подходящие скулы»… — стала выдумывать Тесс, веселясь. Ла Росси тоже посмеялся сам над собой.
— Но все же, — без особого умысла любопытствовала Тереза. — Ведь препарат волшебный! И стоит очень дорого. Почему вам не производить его?
— Потому что, — он потянулся к кофейнику и налил себе кофе. Жестом предложил ей. Тесс протянула кружку. — Освободив эту линию на три дня, я могу произвести три тонны калафена. Он требуется каждой больнице страны ежедневно. Снимает лихорадку. Да, это так приземленно, бороться с лихорадкой, инфекциями открытых ран, или чахоткой. Что же тут удивительного, что люди умирают от чахотки, правда? Умирали раньше, и будут умирать впредь. Но я снизил смертность на четверть, обеспечив все больницы страны легочными капельницами, препаратом, облегчающим дыхание. Иногда пациенты могут перебороть недуг, но он убивает их раньше, чем это происходит. Им нужны капельницы, постоянно. И перебоев с препаратом быть не должно ни в одной больнице страны.
— Но он ведь стоит сущие медяки! — уж Тесс это знала. Его давали даже такой беднячке, которой была она сама.
— Потому что я отпускаю его по цене ингредиентов и зарплаты моих работников. — кивнул Ла Росси.
— И вы, получается, ничего не зарабатываете на нем? — изумилась Тереза.
Ла Росси посмотрел на нее внимательно.
— Нет, не зарабатываю. И я снял с производства волорост, чтобы производить больше в том числе легочного раствора.
Тесс открыла рот от изумления. Да он просто чокнулся!
— Почему?
— Вы болели чахоткой, вы говорили.
— Да… — воспоминания были неприятными и Тереза сникла. Кашель, медленное угасание, бессилие.
— Вам давали мой препарат?
— Да, всем его давали.
— И что же, вы бы предпочли волорост вместо него?
Тереза умолчала, что ей обычные капельницы не сильно-то помогли в ее запущенном случае, но Ла Росси был прав. Только когда появилась это его лекарство, из лечебницы Святого Карла люди стали хоть иногда, но возвращаться домой. В пору ее юности чахотка была смертным приговором.
Тесс опустила глаза. Ей стало как-то неуютно под его внимательным, почти пронизывающим насквозь, взглядом.
— Нет, конечно. Волосы ерунда, по сравнению с чахоткой, — пришлось признать Тесс.
— Вот и я так решил.
— Но деньги! — не могла никак уразуметь Тереза. — Вы же можете… хоть что-то зарабатывать и на чахотке. То есть на легочном растворе! — поправилась она. — Вы же должны получать что-то за то, что придумали его!
— Разве должен? Мне кажется, я получаю достаточно. Вот вы сидите передо мной, благодаря моим препаратам. Что еще я должен получить? Деньги? — он снисходительно фыркнул. — В какой-то момент я понял, что они не стоят ничего.
