— кисло улыбнулась она.
— Зови меня по имени, не нужно официоза.
— Твоей отец прислал моим родителям письмо, в котором объяснил, что тебе необходимо срочно жениться. Почему ты не берешь в жены свою пару, он не сказал, и к чему срочность — тоже.
— Я бы хотел дать тебе ответы на эти вопросы, но все слишком сложно. Твоим женихом ведь должен был стать Сеймур Эш, верно?
— Да, — Орнелия поджала губы, глаза заблестели от слез.
— Не нужно, не реви. Уверяю тебя, жениться нам не придется, но ты должна мне помочь.
— Как это?
— Во время свадебного обряда сделай вид, что ты проткнула кожу кинжалом и коснулась моей ладони! Все решат, что обряд завершен, и мы спокойно уйдем в покои. Ну а после ты меня больше никогда не увидишь.
— Не понимаю… Но как мне потом объяснять, что обряд не был завершен?
— Лекари проверят тебя, не волнуйся. Честь твоя останется с тобой, рука поранена не будет.
— Но как же ты? Ты ведь лишишься наследства!
— За меня не беспокойся, я уже попрощался с ним. Арнель будет хреновым правителем, но это лучше, чем вообще никакого.
— Для чего тебе это? Нет, я, конечно же, тебе помогу, не в моих интересах лишать себя счастливого замужества с моим суженым, но я хочу знать правду.
— Орнелия, так надо. Возможно, когда-нибудь я смогу рассказать тебе, но не сейчас. Мы договорились?
Девушка улыбалась, ее глаза сияли радостью и каким-то маниакальным интересом, это вызвало улыбку и на моих губах. Мы теперь сообщники, и все будут счастливы. Орнелия со своим женихом, а я — с Амели где-нибудь на краю света, где нас никто не найдет.
Оставалось лишь дождаться дня, на который был назначен свадебный обряд, а до этого никак себя не выдать. По причине того, что свадьба так скоро, торжества не будет. Соберутся лишь родственники — и то, семья Орнелии не приедет — у них важные дела, которые нельзя отменить. Уточнять они не стали, но думаю, им просто не хочется видеть, как их единственная дочь выходит замуж за черт пойми кого.
На следующее утро все мои планы рухнули. Я видел перед собой безэмоциональное лицо матери и несколько раз переспросил ее, прежде чем до меня дошло наконец.
— Как… умер?
— Эрган, я ответила тебе трижды, — у нее даже голос был холодным, словно сталь. — Твоего отца больше нет в живых, болезнь забрала его.
— Он ведь говорил, что у нас еще есть время! — я никак не мог поверить в то, что говорила мама, и мне бы следовало радоваться, что все так вышло, но не настолько я бездушный! Отец пытался испортить мне жизнь, но только сейчас я начинал понимать, что тем самым он спасал наследие.
Я стоял наверху лестницы — как раз спускался на завтрак, когда мама перехватила меня. Растерянно смотрел на пустой холл, а кровь в ушах шумела так сильно, что не было слышно собственных мыслей.
— Он должен был короновать меня через два дня… Что теперь?
— Теперь все, мой дорогой, — она поджимала губы, и так в ее глазах отражались хоть какие-то эмоции.
— Ты не расстроена, почему? Это что, какая-то шутка? Мама!
Она вздрогнула, а потом расплакалась. Слезы по ее щекам текли всего минуту, после чего она вытерла их дрожащими ладонями и вновь приняла отстраненный вид.
— Ты всегда такая пустая? — зло рыкнул я и сбежал вниз по лестнице. Все собрались на заднем дворе замка у погребального алтаря, и в этот день было разрешено выйти даже прислуге.
Я ничего не соображал, двигался по инерции. Обогнул горничных, поздоровался с дворецким, нашел Орнелию в толпе и подошел к ней.
— Здравствуй.
— Эрган, — громко шепнула она. — Что теперь будет?
— Помнишь, что мы вчера обсуждали?
— Конечно!
— Забудь, теперь это не понадобится. После сожжения я поговорю с Арнелем, он будет только рад, и сразу же уйду. Ты можешь оставаться в гостях, сколько пожелаешь, моя мама тебя не прогонит. Она имеет право дожить свои века в этом замке, так что не волнуйся.
— Мне нечего здесь делать, но благодарю за приглашение.
— Гриноран Цейк уже здесь?
— Да, он должен был уже выйти, — ответила Орнелия, и в этот момент в дверях появился служитель Храма Мироздания. Без его присутствия правителей не сжигают, но когда я увидел его идущим к алтарю, сердце сжалось. Я еще до конца не осознал, кого собрались хоронить, и поймал себя на мысли, что от нервов на губах появляется улыбка. А еще я упорно не смотрел на прямоугольный плоский камень, обложенный тонкими ветками. На нем, на сложенных внизу бревнах, лежало тело. Обычное мужское тело, а вот на лицо я не смотрел. Не мог.
Разве это возможно? Еще вчера вечером я встречал своего отца в холле, мы не обменялись и словом, но ведь он был жив!
— Ты никогда не видел мертвых, да? — в голосе Орнелии появились нотки беспокойства.
— Никогда.
— Мне тоже сложно осознать, что произошло… Такого ведь не бывает, верно? Драконы не умирают так рано.
— Его дракон был болен и погиб раньше срока, поэтому смерть пришла и за ним.
— Я слышала о такой болезни, но она встречается так редко! Разве это справедливо, что этот недуг коснулся Его Сиятельства?
Орнелия без умолку болтала, но я ее не сдерживал, понимал, что девушка нервничает, и ей нужно говорить, чтобы не расплакаться. Вид мертвеца кого угодно может довести до истерики, а если вспомнить, что со смертью того, кто лежит на алтаре, весь наш континент перевернется с ног на голову, то плохо становилось даже мне. Я расстегнул ворот рубашки, потому что дышать становилось все труднее, и взял мою несостоявшуюся жену за руку. Наши пальцы переплелись. Чувствуя поддержку хоть от кого-то, я понял, что мне стало легче.
Гриноран Цейк встал у изголовья, окинул внимательным взглядом всех присутствующих, по обычаю спросил, будет ли кто-то прощаться, и раскрыл псалтырь на середине — на сто пятой странице была песнь по усопшим Великим.
В эту самую секунду меня тряхнуло от осознания происходящего.
— Стойте! — крикнул, когда служитель открыл рот, чтобы начать петь. Боялся, что не успею, а обрывать песнь
