И все же все они провожали ввысь светлокожую и златовласую радчанку, а не себя.
И я слышала ее мысли, смотрела ее глазами, устремлялась вместе с ней в призрачную светлую даль.
— Она умерла раньше, — съежилась я. — Она думала, что ее заберет бог рассвета. Она молилась и засыпала. Когда ее внесли в костер, она уже ушла в покой.
— Директор Приюта заставил ее думать так. Задурил голову, и она повелась. Подсунул ей красивую и беспочвенную идею, чтобы она сама пошла на смерть. Добровольно убила себя. Просто потому, что ты нужна была живой, а Пар-оол должен был получить кого-то на растерзание. Что ты думаешь об этом?
— Я не виновата, — ответила я сквозь слезы. — Я не просила о такой помощи. Я не хочу говорить об этом, пожалуйста! Давай просто уйдем подальше?
— Нет, я хочу, чтобы ты ответила мне, — давил Дарис. — Что это за человек, заставивший невинного сойти с ума и отправивший этого невинного на смерть?
— Я не хочу думать о нем, — уже тверже сказала я. Что-то разрывало меня на части. — Я не хочу иметь с ним дела, и я не буду.
— Это — зло? Тут-то мы с тобой сходимся в суждениях? — уточнил Дарис, большим пальцем поглаживая мою ладонь.
— Зло, — подтвердила я, и будто рухнула в пропасть. — Абсолютное. Не переживай, что он и меня увлечет, я не буду служить ему.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Дарис. — Рад, что ты понимаешь, когда смотришь трезвыми глазами, без розовой пелены влюбленности.
Мне хотелось рыдать.
Дарис спустился на ступень ниже и присел, заглядывая мне в лицо снизу вверх. Он погладил мои скулы и тяжело вздохнул:
— Я сейчас тебя отпущу, и ты все поймешь. Пожалуйста, подумай о том, что видела.
Но как только он отстранился, и я почувствовала, что могу дышать, из мира исчезли все звуки.
35.
Я тряхнула головой, но мир остался беззвучным. Это было похоже на действие оглушающего кольца, но артефакта не было видно — может, Дарис и вовсе оставил его в доме Изубы.
Мужчина обеспокоенно глядел мне в лицо и успокаивающе поглаживал здоровую ладонь кончиками пальцев. Я поймала его взгляд, ища помощи.
— Я ничего не слышу! — сказала я так громко, как могла. Я почувствовала, как напряглось и завибрировало мое горло, но мои уши не уловили ни звука.
Дарис зло скривился и отстранился, обернувшись. Я посмотрела туда же, куда смотрел он, но абсолютно пустая каменная галерея-гробница была такой же, как раньше, какие-то безликие прохожие тенями текли за каменными столбами, придерживающими крышу. Дарис привел меня сюда именно потому, что люди обходили галерею стороной весь солнечный день, почитая похороненных под широкими каменными плитами мудрецов покоем. Никто не зашел внутрь за время, что мы разговаривали, но сейчас какая-то фигура темнела между колоннами. Взгляд на ней не останавливался, я скорее заметила ее краем глаза, и тут же она пропала из моих мыслей. Тем удивительнее было то, как зло Дарис прокричал что-то себе за спину.
По губам я читать не умела, но искаженное яростью лицо меня напугало. Он шевелил губами, продолжая говорить, и больше не смотрел на меня. Я лихорадочно искала в веренице столбов и проемов того, к кому он обращался, но никак не могла сконцентрироваться на том мимолетном присутствии, хотя и замечала краем глаза, что в арке кто-то стоит. Стоило мне посмотреть прямо туда, где возникал этот призрак, он пропадал, и галерея снова оказывалась пустой, а взгляд сам собой смещался куда-то вбок.
— Дарис, тут кто-то есть?! — снова на пределе сил, но абсолютно беззвучно прокричала я. — Я никого не вижу! Ты меня слышишь?!
Дарис на мгновение повернулся ко мне и кивнул, но я не поняла, на какой из моих вопросов он отвечает, и не успела задать еще один: мужчина развернулся ко мне боком, не отпуская, впрочем, моего запястья. Свободной рукой он сжимал рукоять ятагана. На губах его играла злая, ироничная улыбка, так напоминавшая оскал, а брови были притворно удивленно подняты. Сейчас весь Дарис был пропитан ненавистью, дышал ей. Я бы сказала, что с таким лицом можно глумиться над поверженным соперником. Невидимый противник должен был быть в ужасе, если видел, как Дарис расправляется даже с сильнейшими врагами. Мне было его почти жалко.
Тень метнулась молнией между нами — я снова не успела ее увидеть — и оторвала меня от Дариса, неожиданно огладив мое плечо приятным, нежным теплом. Дарис, отброшенный этой неожиданной силой, повалился на спину, а я застыла, не понимая, что происходит. Медленно, будто боясь спугнуть видение, я подняла глаза — и встретилась взглядом с ним.
С моим Келлфером.
Он был рядом! Он держал меня за руку — здоровую, конечно, он никогда бы не причинил мне боли! — и тяжело дышал, будто что-то выбило его из колеи. Я потянулась к нему и, наплевав на уже приходящего в себя после удара и медленно встававшего на ноги Дариса, обхватила любимого за пояс так крепко, как могла, зарылась носом в голубую льняную рубашку, вдохнула родной запах. Порезанная рука отозвалась на это болью, мне показалось, что-то в ране треснуло, и кровь снова начала пропитывать самодельные бинты. Келлфер поцеловал меня в макушку. Сердце его колотилось как бешеное.
Я хотела сказать ему, что Дарис сделал, но приказ не рассказывать ничего о происходящем между мной и моим хозяином не дал мне сделать этого. Несколько раз споткнувшись о формулировки, я все-таки выдавила из себя:
— Я не могла думать о тебе, не могла тебя видеть и слышать. Как же я счастлива, что это ты! Спасибо, спасибо, что пришел за мной! Пожалуйста, не уходи, не оставляй меня, прошу тебя!
Я продолжала быть оглохшей — но теперь я понимала, почему. Келлфер обезопасил меня на случай, если Дарис, отчаявшись, решит приказать еще что-то. Больше мне не было страшно, весь страх выпустили из меня как воздух из сосуда, наполняемого водой. Я продолжала сжимать пояс Келлфера изо всех сил, не обращая внимания на боль. Он был рядом, он был здесь, со мной!
Келлфер погладил мою спину. Мне показалось, что его руки дрожали.
Он мягко, но уверенно отстранил меня.
— Спасибо, что пришел, — снова сказала я. По тому, как дрогнули его губы, я поняла, как сильно он хочет мне ответить.
Келлфер запустил руку себе в ворот и достал массивный треугольник из тусклого черного металла. Эта вещь была совсем рядом с моим лицом, на мгновение она перехватила все мое внимание, так плавила воздух вокруг себя. Келлфер стянул с себя тонкую цепь такого плотного плетения, что она была похожа на змею, и вложил амулет в мою руку. Я приняла его, все еще не понимая — и тут же потонула в мыслях и чувствах Келлфера.
«Прости, что пришел поздно, Илиана, — думал он, а мое лицо сияло, будто озаряясь светом изнутри, никогда еще я не видела себя настолько красивой. — Я здесь. Не бойся. Мне пришлось временно лишить тебя слуха, ты сама понимаешь, почему. Лучше и не смотри на… — тут его мысленная речь запнулась неизвестным мне словом, означавшим его сына. — Дариса на всякий случай, хорошо?»
Я закивала, продолжая купаться в волнах его любви. Я была счастлива, согрета, Келлфер видел меня, я видела себя его глазами — и вместе с ним задыхалась от щемящей, глубочайшей нежности. Глаза увлажнились. Я хотела поцеловать его, но Келлфер отстранился, не желая терять внимательности:
«Дарис что-то тебе сделал? Почему твоя рука перемотана?»
Я ответила не сразу, поражаясь количеству мыслей, одновременно возникавших в голове моего возлюбленного, обилию воспринимаемой и оцениваемой им информации. Он следил за Дарисом, продолжая слышать каждое его неуверенное движение, и был готов отразить нападение, он улавливал шаги случайных прохожих за пределами галереи, держал в уме сопряжение неизвестных мне магических структур, закрывавших нас троих и наблюдал за не понятными мне невидимыми искорками, возникавшими то тут, то там. И все же центром его внимания, его мира сейчас была я. Он гладил меня по волосам, не в силах оторвать взгляда от моего лица, его пальцы, путавшиеся в мягких локонах, почти обжигало. Страх за меня, чувство вины, боль от моей боли… Я и не заметила, как он спеленал мою руку поверх ткани воздухом, и теперь тонкими прожилками из этого воздуха струилось, пропитывая бинты, обезболивающее заклятие.
