Келлфер лихорадочно всматривался в лица, сотни похожих друг на друга, незнакомых, темных лиц, укутанных лазурью ритуальных одежд. Может, почудилось? Одно короткое слово — и зрение стало острым, как у хищной птицы. Шепчущий понимал, что заговор заметно изменил его глаза, придав им янтарный оттенок, но пар-оольцы сейчас ни на что не смотрели, большинство вообще не размыкало век, так что можно было оглядывать толпу, не боясь встретиться с кем-нибудь глазами.
Шум трещоток постепенно стихал, на смену ему приходил гомон людских голосов: теперь, уже не стесняясь и не боясь нарушить таинство, пар-оольцы обсуждали божественный огонь, поглотивший чужестранку.
— Это была хорошая иллюзия, мудрец, — шепнул кто-то справа на пар-оольском. — Если бы не дрогнула в конце, я бы не заметил. Восхитительная работа.
Келлфер отреагировал скорее инстинктивно: миг спустя рука его уже лежала на горле обратившегося к нему пар-оольца, прямо поверх широкого и высокого металлического ожерелья-воротника, делавшего выпад практически бесполезным. Келлфер разглядывал широко посаженные глаза на морщинистом темном лице, а священнослужитель продолжил:
— Если ты меня не отпустишь, тебя разорвет тупая толпа. Я предлагаю тебе не драться со мной, я и так сдаюсь. Я — мудрец Чиба, первый слуга восточного храма, — он поклонился и повторил: — Я восхищен твоей работой. Я никогда не видел таких артефактов.
Артефактов. Храмовник принял его за сильного артефактолога, только и всего. Келлфер выдохнул, убирая руку, в ответ на что пар-оолец неожиданно широко, почти по-мальчишески улыбнулся.
— Прошу, научи меня, как ты его сделал. И куда поместил, я не нашел его, хотя лично осмотрел девчонку с ног до головы. Насколько он мал?
— Очень мал, — согласился Келлфер, унимая бьющееся сердце. — Поместил в зрачок. Он деревянный, должен был уже сгореть. Я могу научить тебя, если ты поведешь себя осмотрительно.
— Если никому не выдам плана? — сделал шаг вперед Чиба. — Я бы не посмел. Нечасто сюда приходят великие мудрецы под личиной простолюдинов. Я знал, что такое случается, но сам не встречал никого из вас. Мое глубочайшее почтение. Я понимаю, действительно понимаю твой замысел.
— Что же ты понимаешь? — уточнил Келлфер. Священник смотрел на него широко раскрытыми глазами, ловил каждое слово. Если он и правда решил, что Келлфер — великий мудрец, то есть правитель-артефактолог, входящий в большой Совет, то можно было не ждать удара в спину: к ним относились как ко всеобщим отцам. Пожилой верующий пар-оолец, всю жизнь проживший с шорами на глазах, вполне мог быть уверен, что вся серьезная магия творится только с помощью артефактов, это тоже не удивляло. Впрочем, перестраховаться не мешало: что бы ни понимал этот раб тысячи богов, ему суждено было мирно почить еще до отбытия Келлфера из Пар-оола.
— Ты не дал начаться разногласиям с имперским зверьем и удовлетворил начавшую сомневаться во всемогуществе богов толпу, показав, что никто не избежит правосудия, — подобострастно ответил старик. — Спасибо за заботу о нас, отец. Я буду молчать.
— Хорошо. Я приду к Храму сегодня в полночь, ты выйдешь из ворот, и мы поговорим, — распорядился Келлфер, продолжая оглядываться. Чиба вполне мог подождать до ночи. — Мне не до тебя сейчас.
Люди завороженно смотрели на догоравший огонь, тихо переговариваясь. Ветер нес с песком запах сгоревшей плоти, но никто, казалось, этого не замечал. Келлфер пытался найти отличающихся от толпы людей, одетых в другие цвета, но глаз ни за кого не цеплялся.
— Ты ищешь кого-то, мудрец? — предупредительно осведомился Чиба. — Я знаю их всех, каждого. Укажу на кого скажешь.
Келлфер медленно повернулся к нему и позволил себе улыбнуться:
— Мои дети со мной в Караанде. Сын очень похож на меня. А дочь — высокая, с тонким носом, узкими кистями и не заплетенными в косы длинными волосами. Они не могут быть тебе знакомы, мы никогда не были здесь раньше. Сын вряд ли надел одежду правильного цвета. Видел их сегодня?
— К празднику приезжают в город многие, — склонил голову Чиба. — Но только двое из подходящих под описание посмели бросить вызов приличиям и пришли в красном и золоте. Я не имею права указывать вам, мудрец, но…
— Вот и не указывай, — оборвал его Келлфер, не показывая дрожи. Видел! Чиба видел их! Не только Илиану, но и Дариса рядом с ней! Что же должно было произойти?! — Где они?
— Они скрылись в тени каменной галереи несколько минут назад. Ваша дочь была расстроена чем-то очень сильно. Но не стоит волноваться, сын поддерживал ее.
— Поддерживал… — глухо повторил Келлфер, все еще не веря. — Где галерея?
— Там, — указал Чиба по направлению солнца. — Вход сразу за козырьком из пальмовых ветвей.
Келлфер не дослушал. Проталкиваясь через толпу, расчищая себе путь заговорами, он бросился к узкому проходу между домами, где на ветру трепался желтый пальмовый лист. Сердце выскакивало из груди. Что же он сделал не так? Как Илиана могла очутиться на площади, что она видела? И почему Дарис был с ней, он не мог выбраться из магического сна самостоятельно, а у Илианы просто не хватило бы сил…
Чиба что-то крикнул Келлферу вслед, шепчущий различил лишь слово «полночь», но не обернулся. Служитель храма, охранники, мимо которых он пронесся так быстро, что не оставил им возможности преградить путь, эта все еще отходящая от эйфорического единения толпа — ничто сейчас не имело значения.
34.
Грубо вытащив за руку из беснующейся толпы и протащив несколько десятков шагов, Дарис усадил меня на каменные ступени, с силой надавив на плечо, а сам сел рядом. Пальцы он переплел с моими, я снова полнилась этим пульсирующим жаром, отзывавшимся где-то в самом низу живота, но сопротивляться ему было теперь очень легко. Дарис мог бы обнять меня, провести ладонью по лону — а я все равно осталась бы собой.
Я молчала, не желая давать ему повода злиться больше. Поэтому заговорил он:
— Почему меня не подождала?
Мысли немного путались. Я была почти уверена, что сам Дарис велел мне идти на главную площадь, но вместе с тем я, конечно же, пыталась исчезнуть для него. Меня глубоко поражало, что Дарис всерьез решил, что я просто хотела спастись от слуг Изубы, игнорируя мою глубочайшую ненависть и страх, который вызывало во мне его присутствие.
— Ты сказал мне идти туда? — неуверенно спросила я. Сейчас правда не имела значения, но не стоило злить и так разозленного мужчину.
— Не совсем, — усмехнулся Дарис. — Тебе самой захотелось. Но ты не помнишь, почему.
— Ты знаешь, — зло, обреченно процедила я. — Отлично. А мне не хочешь сказать?
— Чуть позже, — кивнул Дарис. — Пока мне вот что интересно: ты хотела, чтобы меня убили?
В этот раз он не приказывал мне говорить правду, поэтому я с легкостью ответила:
— Нет, конечно. Я же тебя о них предупредила, когда выскакивала в окно. Ты сам сказал бежать через окно, я хотела подождать тебя внизу, но кто-то подошел, кажется…
Что ж, раз я сумасшедшая, в эту игру можно играть и вдвоем, решила я. Я могла делать вид, что не помню мотивов своих поступков — какой выбор у Дариса был, кроме как поверить мне?
— Звучит не слишком искренне, — заметил Дарис. Но тут же добавил: — Это не так уж и важно. Даже если сейчас тебе хочется убежать, потом ты привыкнешь.
Я уже привычно проглотила возмущение.
— А ты как нашел меня?
— Ты же сама только что сказала: я посоветовал тебе идти на главную площадь. А ты не могла не пойти. Насмотрелась на свою казнь?
— Этого не могло быть, — прошептала я. — Это какая-то магия. Что ты видел? Кого там, у костра?
— Я видел тебя, — кивнул Дарис, обрушивая на меня новую волну ужаса. — Помнишь, что я говорил? Тот опасный человек заставил женщину принять за тебя смерть в огне. Как тебе это?
Женщина с моим лицом и в моем платье. Это была не я! Это все морок той ритуальной песни, в которой я была в голове каждого пар-оольца, трясущего руками над головой! Наверно, каждый видел себя? В этом был смысл заговора? Какой-то ритуал смирения, которого я не понимала…
