Когда девушка опомнилась — тарелка была не только чиста, но и все капли соуса подобраны хлебом.
— Так вкусно, что я не заметила, как нарушила приличия, — Аэлина покраснела.
Сколько раз ей вдалбливали, что девушке нельзя съедать все, что положили в тарелку? Что минимум половина должна остаться нетронутой, а уж подбирать соус хлебом верх неприличия! Матушку бы хватил удар…
Неожиданно стало грустно — мама, наверное, уже и думать забыла про среднюю дочь, у неё теперь забота — младшая дочка и старшая, которая ждет первенца. А она, Лина, отрезанный ломоть… Никому она в целом мире не нужна. Только грубоватая неграмотная черная кухарка Мерата и была к ней ласкова и добра, ничего не ожидая взамен. Единственная из всех действовавшая бескорыстно. Герцог старается, но у него свой интерес. Хотя, — Лина окинула магистра взглядом, на который тот ответил улыбкой и тут же предложил еще что-нибудь попробовать. — Хотя, герцог, когда не строит из себя владельца, может быть милым и добрым.
Голова немного кружилась, в теле ощущалась странная легкость. Очень приятная такая.
Девушка попробовала встать и покачнулась. Герцог, чуть не переломав ноги, бросился её поддержать.
— Вам плохо?
— Нет, просто я немножко отравилась свежим воздухом.
— Свеж… отравилась? — озадаченно уточнил магистр.
Лина попыталась кивнуть, но от этого опять покачнулась и хихикнула:
— Мама говорила, что в столице воздух пропитан злостью и болезнями, бедой и ненавистью, но мы этого не ощущаем, потому что дышим им с рождения. А приезжие, особенно живущие в небольших поселениях, чувствуют, что им нехорошо, и спешат покинуть город. Когда же кто-нибудь из горожан уезжает в тихий маленький городок или деревушку, где воздух свеж и чист, ему становится плохо от этого воздуха. Но мама говорила, что это временно.
— Какое странное объяснение, — поморщился Его светлость. — Аэлина вы не хотите присесть на что-нибудь более удобное, чем стулья?
— Пожалуй, да, — согласилась девушка и попыталась оглянуться. — Где же мы найдем здесь другую мебель?
Герцог наклонился, ласково провел пальцем по ее скуле, заправив выбившуюся из прически прядку:
— Здесь есть всё, что можно пожелать, принцесса! Надо немного пройти, буквально, пару шагов. Осилите?
Лина храбро шагнула и ойкнула, когда её снова повело. Магистр, не раздумывая, подхватил девушку на руки и, бережно прижав, понес, приговаривая:
— Наверное, ваш организм совсем не переносит алкоголь, но ничего, сейчас вы отдохнете!
— Алкоголь — это что такое? — спросила Лина, борясь с желанием прикоснуться к щеке мужчины.
— Это тот розовый напиток, который вы пили после освежающего отвара.
— Из-за него так кружится голова, и ноги не хотят идти? Жаль, он мне показался вкусным, но раз он так действует на меня — больше его никогда пить не стану.
Тем временем герцог вошел в какой-то шатер или беседку, но большего размера и с непрозрачными стенами.
Лина весело заметила:
— А здесь мило! Какой симпатичный старичок!
Жрец, ожидавший пару у переносного алтаря Единого, слегка поперхнулся и негромко пробурчал:
— Невеста должна понимать, что говорит, Ваша светлость.
— Начинайте, — отрезал герцог и поставил девушку на ноги, прижав её рукой к своему телу.
— Любовь моя, посмотри на меня!
В голове вяло шевельнулась мысль, что, кажется, они не переходили на «ты» и когда это она успела стать «любовью», но её тут же вытеснила другая — она так благодарна герцогу! Он ей устроил настоящий праздник! Был мил и внимателен, совершенно её очаровал! Жаль, что отец продал ее какому-то негодяю, а не этому мужчине! Вот за него бы она вышла замуж. С радостью!
Девушка всхлипнула и подняла голову на магистра.
— Ты… Ты не отдашь меня ему? Я хочу быть с тобой! Он меня запер в комнате и запретил выходить, — бормотала она, в то время как мужчина осторожными движениями разбирал ей причёску. — Кричал, говорил, что все отберет — детей, свободу, что-то ещё… не помню… И потеряет меня где-то в заброшенном замке. Я не хочу!
— Тише, тише, милая! Я тебя никому не отдам! Только, чтобы я имел право тебя защищать, ты должна согласиться на это перед Единым.
— Я согласна!
— Не спеши, сейчас служитель задаст вопрос, тогда и ответишь, — герцог прерывисто вздохнул и поцеловал девушку в лоб. Невесомо коснулся трепещущего века, потом провёл губами по скуле.
Лина замерла, купаясь в новых ощущениях. Прикосновения мужчины обжигали и ласкали одновременно.
— Гх-м, гх, гх! Ваша светлость, вы торопитесь!
— Начинайте уже, — бросил Стефан, с тревогой всматриваясь в лицо невесты.
Аэлина выглядела счастливой, доверчиво прижималась к нему и лепетала, как хочет быть с ним, и как боится, что он вернет её тому чудовищу, который заплатил её отцу. Видимо, сочетание вина, пусть и слабенького, амиоки и боритника было не лучшей идеей.
Слышать из уст одурманенной девушки, что она считает его чудовищем, было неприятно. А что будет, когда действие вина и амиоки сойдет? Стефан спешно отогнал мрачные мысли. Он очень постарается загладить вину, будет баловать жену, и она простит. Должна простить! По сути, она сама загнала его в угол, не было другого выхода!
Жрец напевно зачитывал слова брачного ритуала, герцог обнимал девушку, шепча ей на ухо ласковые слова.
Лина не понимала, что с ней, но это было неважно. Самым важным сейчас казалось не отпустить руку этого мужчины. Из глубины души поднимался страх — вдруг, жрец не успеет, вдруг придет тот, владелец?
— Миледи Аэлина Деневеро, согласны ли вы стать женой Его светлости, герцога Стефана Д*Арси? — донеслось до ее слуха. Лина попыталась объяснить, что это не Д*Арси, это хороший, но тут мужчина снова коснулся её губ, и она задохнулась от ощущений.
— Скажи, милая, — прошептал герцог.
— Да-а…
— Умница!
И еще два раза Лина отвечала да, с восторгом глядя в блестящие глаза герцога.
А потом, он её опять куда-то понёс, пока она не очутилась на большой кровати. Дневное Око уже зашло, по Саду разлились чернила ночи, но в этой беседке было уютно от двух неярких светляков, мерцавших в противоположном от кровати углу.
Герцог посадил девушку на покрывало и отошел. Лина захныкала — ей стало одиноко и страшно без сильных рук и горячего тела этого великолепного мужчины.
— Сейчас, — успокоил её магистр. — Только навешу полог.
Герцог вернулся и опустился на колени перед девушкой, взял одну её ножку, погладил щиколотку, осторожно снял туфельку. Провел ладонью вверх по ноге, задирая подол юбки, пока не достиг резинки чулка.
Лина замерла, больше всего на свете желая, чтобы рука не останавливалась, а продолжала гладить и ласкать, и тихо охнула от восторга, когда к первой руке присоединилась вторая.
Зацепив край кружева резинки, мужчина повёл пальцами, скатывая чулок, мягко обхватив ножку.
Снял, провёл пальцами по ступне, пяточке, щиколотке и, наклонившись, поцеловал коленку. Девушка сглотнула и сама потянулась, мечтая запустить руку в волосы этого невероятного мужчины, растрепать их, пропустить сквозь пальцы.
Тем временем, герцог поднял вторую ногу, и процедура повторилась, только поцелуем коленки он не ограничился — расцеловал каждый пальчик, пяточку, цепочкой поцелуев поднялся выше и замер.
Лина застонала и хныкнула — ей хотелось, чтобы мужчина продолжал.
В другое время она бы с ума от страха сошла. От страха и стыда, но сейчас то, что делал герцог, казалось самой правильной, естественной и нужной вещью в мире.
Тем временем, магистр поднялся с колен и сел рядом, отвел от лица волосы и провел пальцем по губам. Сначала верхней, потом нижней. И накрыл её губы своими. Слегка прикусил, потянул, провёл языком.
Лина ахнула и подалась вперед, прижалась, отвечая и разлетаясь на яркие всполохи.
Единый, как необыкновенно!
Руки мужчины жили своей жизнью — гладили, ласкали, легко нажимали, посылая по телу Лины разряды тепла и чего-то такого, названия которому она не знала. Чего-то восхитительно приятного, с чем не хотелось расставаться.
