это хрупкое счастье просто рассыплется на куски.
И когда он уже хватает ключи от машины, собираясь выехать на поиски, дверь открывается, и на пороге появляется Ребекка.
Глаза ее опухшие, как будто она плакала, но в целом она выглядит спокойной. Даже как будто какой-то умиротворенной. Словно все камни, что висели у нее на шее годами, вдруг рухнули в пропасть.
– Боже, Ребекка, как ты меня напугала! – Мэтт бросается к ней и крепко обнимает, прижимая к себе. – Не делай так больше, не отключай телефон, я…
– Я не одна, – говорит она с мягкой улыбкой на губах.
А потом отступает в сторону, пропуская в дом Оливера.
Мама, отец, Эстер и Мэтт, все они замирают. Застывают, как вкопанные, его появление такое же неожиданное, как сорокоградусный мороз среди лета в Калифорнии.
– Привет, – дядя оглядывает их всех, потом смотрит на Ребекку, и между ними как будто есть какая-то только им доступная связь.
Мэтт переводит взгляд на маму. В ее глазах слезы. Большие крупные капли. Она смахивает их рукой, сглатывая ком.
– Здравствуй, Оливер.
В комнате повисает тишина, но она не напряженная, не усталая, какой, вполне очевидно, должна быть. Она уютная. Как будто все, наконец-то, пришло в норму.
– Мне нужно уехать на пару часов, – говорит Ребекка. – Звонила Эмма, кажется, она чем-то расстроена.
– Ребекка, – начинает Мэтт, пытаясь ее остановить, но она опускает ладонь на его щеку.
– Я вернусь до того, как взойдет луна.
Он кивает. Ее прикосновение – это обещание, которому он безгранично верит.
Они с Эммой сидят на ступеньках, а Мартин – стоит рядом и выглядит так, как будто вот-вот расплачется. Или только что поплакал. На Эмме нет лица, и Ребекка крепко обнимает ее за плечи одной рукой.
Это все не очень-то весело.
– Так ты уезжаешь? – спрашивает Ребекка, поднимая на Мартина взгляд.
Он кивает.
– Мы с семьей уезжаем.
– Но как же так, Мартин?
– Я тоже этого не хочу, Ребекка, поверь. Но охотники – кочевые люди. Так было всегда. Раз в пару лет мы с родителями переезжаем куда-то, где наша помощь необходима. Омеги бунтуют в Вирджинии, происходят массовые нападения на людей, их обращают против воли, создают стаи, мы не можем оставаться равнодушными. Тем более – в Кломонде тихо.
– Ты можешь остаться, – шепчет Эмма с отчаянием, но, очевидно, что она говорит это не впервые, а реакция Мартина все та же. – Ты совершеннолетний, ты впервые за долгие годы зажил нормальной жизнью, тебе не обязательно быть охотником всю свою жизнь!
Мартину больно. Это видно по его лицу, по сведенным бровям, по складке на лбу и по той любви, с которой он смотрит на Эмму.
– Эмма, – он садится на колени напротив нее, берет ее ладони в свои. – Я не могу. Я нужен людям, таким же людям, как мы.
Она плачет, и Ребекка не знает, что ей сделать. Сердце разрывается от боли за подругу. А ведь еще сегодня утром она смотрела на них и думала о том, какая красивая история любви перед ней разворачивается. Вот уж ирония.
– Ты и мне нужен.
– Эмма, прошу… У нас есть пара дней, чтобы попрощаться. Если ты не захочешь видеть меня, я пойму, но я бы… Я хотел бы…
– Уходи, – резко отвечает Эмма. – Я прощаюсь сейчас.
Мартин дрожит. Ребекка видит, как пальцы его сжимаются, как он сглатывает подступивший к горлу ком.
Он кивает, не желая спорить с ней. И уже собирается уйти, как вдруг оборачивается и говорит.
– Кстати, отец просил меня связаться с тобой, Ребекка, и, раз уж ты здесь… Сразу хочу сказать, я против его предложения. Но все-таки должен передать тебе его слова, – он делает паузу. – Ты хорошая охотница, Ребекка. И если ты готова, то ты можешь поехать с нами. Продолжишь обучение со мной и отцом.
Эмма вскакивает на ноги:
– Ты и Ребекку решил у меня забрать?!
Мартин мотает головой.
– Повторюсь, я против.
– Пошел вон! Уходи отсюда, убирайся!
Она срывается на крик, рыдает и, когда Мартин уходит пешком по дороге, Ребекка крепко прижимает ее к себе, всеми силами пытаясь успокоить.
Восходит луна.
Жизнь Ребекки перевернулась с ног на голову, и прямо сейчас предложение Мартина и его отца кажется ей такой чушью, хотя, она уверена, месяц назад она уехала бы с огромным удовольствием.
Когда она возвращается, дома тихо. Луна взошла, и она удивлена, что нет суеты, рычания, что никто не потерял контроль.
Она заглядывает в столовую – Сэлмоны в полном составе сидят за круглым столом и ужинают пятью пиццами, разрезанными на куски.
Это так странно. Ребекка в жизни не видела в этом доме такой вредной еды, но сейчас, когда Эстер с удовольствием вгрызается в кусок, это кажется таким милым. То, что Сэлмоны – такая же, совершенно простая семья, которая не прочь иногда полакомиться всякими вредностями.
– Ребекка, милая, иди к нам, – зовет Натали.
Она проходит, Мэтт ставит для нее стул рядом с собой. Она вдруг поддается порыву и крепко его обнимает, шепча одними губами на ухо:
– Я люблю тебя.
Мэтт ловит ее взгляд своим и кивает с нежной улыбкой.
Нолан с Филиппом тоже здесь. И Оливер. Они с Ребеккой переглядываются, кивают друг другу.
– Как Эмма? – спрашивает Мэтт.
– Кэмпбелы уезжают. Она разбита.
– Ох, мне так жаль.
– Да. Мне тоже.
Она не знает, искренне ли Мэтту жаль, ведь оборотни и охотники не любят друг друга и не полюбят никогда. Но сейчас кажется, как будто он и правда расстроен.
Ребекка берет себе пиццу на тарелку и не без удивления спрашивает:
– Вы, ребята, все хорошо себя чувствуете?
Потому что в полнолуние Сэлмоны всегда запирались в своих комнатах или уезжали, или просили Ребекку уехать к Эмме. Сегодня все иначе.
Натали улыбается ей.
– Как ни странно – да. Думаю, все дело в том, что семья теперь в сборе. И больше нет места ненависти. Наши волки спокойные и довольные.
Ребекка не до конца понимают механику разделения оборотня на волка и человека, но она пережила нечто подобное в прошлое полнолуние, поэтому может себе представить.
Оливер выглядит как человек, находящийся в совершенно своей тарелке. Очевидно, пока Ребекки не было, между ним и остальными членами семьи состоялся сложный разговор.
Она и сама не может поверить до конца, что так просто забыла, простила. Но за годы в ней скопилось столько ненависти, что она больше не вынесет ни глотка. В нее просто не влезет. Она
