дрогнул.
Начальник проницательно на него поглядел и изменился в лице, словно вместо Висмута увидел перед собой как минимум самого мастера Полония. Догадка, неверие, удивление, понимание и, наконец, сочувствие последовательно сменили друг друга в глазах под насупленными филиновыми бровями.
— Вот оно что! — протянул начальник. — Ну надо же…
Висмут стоял перед ним, не отводя взгляда, и чувствовал себя, словно на медосмотре. Ещё чуть-чуть — и поставят диагноз. Но начальник ещё раз вздохнул и нехотя подписал одну из бумаг, протянул её Висмуту:
— За расчётом завтра к бухгалтеру подойди. Сейчас он уже ушёл.
Висмут кивнул, забирая бумагу.
— Эка тебя угораздило, — посочувствовал начальник. — А она… что?
— Выходит замуж, — бесстрастно ответил Висмут.
Начальник, невесело кивнув, пару секунд молча попыхивал трубкой, задумчиво глядя куда-то сквозь Висмута. Потом вновь вздохнул — ещё горше прежнего, пряча огорчение под сурово сдвинутыми к переносью бровями.
— Она ещё такая молоденькая! Вот уж я не думал, что так может… Ну надо же!
***
На следующее утро Висмут забрал расчёт, а вечером они с Празеодимом, Рутением и господином Цезием сели в поезд до Дивинила. В купе было душно, оконную раму, как назло, заело, и проветрить не было никакой возможности, а открыть дверь не позволил Празеодим. Старик вообще был не в духе с самого утра, но не как обычно, когда он начинал донимать всех своими шалостями, а иначе.
Его лицо стало особенно сурово, все черты заострились, а резкие морщины залегли ещё глубже. Бывший мэр недвижно сидел в уголке, отвернувшись к окну, скрестив руки, закинув ногу на ногу, и лишь тощая лодыжка, торчащая из светло-серой брючины, иногда дёргалась в такт постукиванию вагонных колёс.
В неровном свете жёлтого фонаря он казался каким-то плоским, неживым, нарисованным на мятом куске бумаги. Таким отца Висмут не помнил, а Рут и вообще видел впервые, поэтому ни тот, ни другой лишний раз его не трогали, так как не знали, чем в итоге может обернуться подобная сердитость.
Спустя пару часов, проведённых в молчании, Празеодим утомился.
— Почему мы едем без Сурьмы? — скрипуче поинтересовался он. — Я думал, вы будете жить вместе — долго и счастливо, — дед смерил полным пренебрежения взглядом сидящего напротив Висмута, — ну, может, не слишком долго, учитывая твои годы…
В ответ Висмут лишь с неприязнью посмотрел на отца.
— Почему ты не взял её с собой? — не унимался Празеодим. — Отвечай, когда отец тебя спрашивает!
— Потому что она выходит замуж. За другого.
Старик пристально поглядел на сына, покачал тощей лодыжкой:
— А не будь ты дураком, выходила бы за тебя, — ядовито резюмировал он.
***
Все дни слились в череду какого-то мельтешения, которое вроде бы и касалось Сурьмы, но никак её не затрагивало. Она словно находилась в мутном вязком коконе, и всё, что происходило вне этого кокона, было размытым и приглушённым. А внутри остался лишь саднящий жар в горле да чувство, что в грудь натолкали комков мятой бумаги.
Сурьма плыла по течению не сопротивляясь, брюхом кверху, как оглушённая рыба. Выйдя на работу в следующую после выходных смену, Висмута она там уже не застала. Он уехал. Они так и не попрощались… Всё исчезло. И теперь оставалось лишь захлёбываться и отрешённо вздрагивать, когда несущий поток бил её об очередную корягу примерки свадебного платья или дегустации торта.
К концу второй недели, перед самой свадьбой, Сурьма впала в такую глубокую апатию, что требовалось позвать её по имени трижды, а иногда даже тронуть за руку или похлопать по плечу, чтобы она услышала обращённые к ней слова.
Госпожа Кельсия умилялась «мечтательности» своей дочери, а её покрасневшие глаза оправдывала исключительно предсвадебными переживаниями. «Ах, девушки всегда находятся на грани нервного срыва и не спят ночами перед таким событием!»
Господин Нильсборий украдкой бросал на дочь долгие тревожные взгляды и болел за неё всем сердцем, но помочь ничем не мог: если бы лекарство от безответной любви существовало, он бы отыскал его ещё четверть века назад.
***
— Чёрт знает что такое! — вздохнул господин координатор маршрутов дивинильской конторы «Почтовых линий» и бросил на стол листок, заверенный печатями. — И так по одному пробуждающему на дальних маршрутах ездит, так и те разбегаются, как тараканы! — он навис над документом, упершись костяшками пальцев по обе стороны от него, поднял раздражённый взгляд на стоящего перед ним Висмута. — Твой маршрут откладывается. Не смотри на меня так — я не знаю, на сколько! Не в моих интересах тянуть с доставкой почты, сам понимаешь, но свободных пробуждающих у меня нет, а твой чёрт небритый попался вчера по пьяни и теперь, скотина, на четыре месяца лишён допуска! — господин координатор плюхнулся в жалобно скрипнувшее под ним кресло. — Найди себе пробуждающего, а, господин Висмут? — жалобно поглядел он на собеседника. — Я уж даже на недоучку какого согласен, лишь бы нормы движения тянул да — самое главное — не пил! М-м, нет никого на примете?
Висмут развёл руками.
— Ладно, — вздохнул господин координатор, — попробую что-то с графиками покудесничать… По полтора пробуждающих на два маршрута, чёрт вас всех дери! А ты возьми, что ли, выходной на завтра. Чего тебе штаны в конторе просиживать? На маршрут всё равно раньше, чем через два дня, вывести не сумею. Ладно, иди уж, не стой над душой немым укором, — господин координатор отослал Висмута вялым взмахом руки и вновь безрадостно уставился в графики движения почтовых поездов, запустив обе пятерни во взъерошенные волосы.
***
Дома Висмута ждал исполнительный Рутений со свежесваренными щами (уже даже почти не пересоленными) и кислолицый Празеодим.
Ужинали молча, только тихонечко поскрипывала хриплым голосом возмущённая крыса, которую гонял от своей тарелки вредный дед, не позволяя выловить из неё морковные кружочки. Висмут был мрачнее и задумчивей обычного.
— Чего смурной такой? — в крысиной тональности проскрипел Празеодим. — Никак, завтра уже?
— Что — завтра? — спросил Рут, когда пауза затянулась, и, поймав взгляд Висмута, прикусил язык.
— Я бы на твоём месте поехал в Крезол и расстроил им всю эту клятую свадьбу к собачьей кочерыжке! Слышишь? Висмут? К тебе обращаюсь!
— Ты лучше на своём месте доедай молча и иди к себе.
— Ишь ты, раскомандовался! Сурьмой своей бы так командовал! Доедай, мол, да иди за меня замуж, а не за этого своего… дракона захиревшего, без пузырьков который!
Висмут хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнули бокалы.
— От как умеет, ты гляди, — шепнул дед Рутению так, чтобы и Висмут на том конце стола обязательно услышал, — нет, чтобы так же доходчиво мысль свою сформулировать для девочки! А то ведь только запутал её всю, заморочил, да и
