Она оказалась права. Ароматическая ванна, маникюр, прическа, макияж. Вернее, попытка опять нарисовать на моем лице чужое. Я только брови нахмурила, и матушкины посланницы исчезли во мгновение ока. Короче, к трем часам по полудню я была готова к облачению в подвенечный наряд. Легкое струящееся шелковое платье сидело на мне идеально. Фата, закрепленная под короной из белоснежных волос, казалась их продолжением.
— Дочь моя, Вы прекрасно выглядите, — растроганно прижимая руки к груди, умилилась королева.
— Благодарю, Ваше величество, — улыбнулась я, рассматривая себя в зеркале.
Интересно, успеет ли кто-нибудь поддержать Люка прежде, чем тот упадет в обморок от восхищения?!
Маменька меж тем помогла служанкам перекинуть фату вперед, наскоро меня перекрестила и торопливо удалилась. Я нервно сглотнула. Теперь бояться поздно.
И вот этот торжественный миг настал. Я неспешно приближалась к дверям тронного зала. А навстречу мне по коридору шел он. Кажется, от восторга в обморок сейчас грохнусь я! Люк был великолепен. Он просто рожден был для цветов Кервельского дома. Но я заметила это только краем сознания потому, что не могла отвести взгляда от его горящих глаз. Он сжигал меня. Еще чуть-чуть и на пол осела бы горстка пепла. Мы встретились ровно у дверей. Негромкий гул сотен голосов, раздающийся из зала, разом смолк, едва мы появились в поле зрения. Люк поклонился и предложил мне руку, я подала ему свою, и он повел меня через восторженно замерший зал. Туда, где стояли их величества и Первый иерарх нашей церкви.
Кардинал мой давний друг, только это секрет. Сложно объяснить родителям: почему я называю высшее духовное лицо королевства на «ты», играю с ним в шахматы и нечасто хожу к исповеди. А зачем? Он все знает про меня. Именно он нашел меня в библиотеке без сознания, когда я, устав от ночных кошмаров после первого похода, пыталась вовсе не спать. Нашел и принес в храм. Он помог мне, и я открылась ему. Что ни говори, тайна исповеди — тяжкая ноша. Я искренне восхищаюсь им, его чистоте и вере. Мы нечасто видимся, и на людях стараемся держать дистанцию. Положение обязывает.
Но сейчас глаза друга открыто согревали меня добрым светом.
Мы с Люком одновременно остановились в положенном месте и поклонились, сначала пожилому кардиналу, затем королевской чете.
— Дети мои, — голос его высокопреосвященства был глубок и низок, — сегодня мы собрались здесь, чтобы увидеть, как по воле Создателя соединятся судьбы этих молодых людей…
Речь я уже слышала, и неоднократно, поэтому слегка отвлеклась, рассматривая родителей, стоящих справа от кардинала. Отец выглядел очень представительно. Мы встретились глазами, и его невозмутимое лицо на миг дрогнуло. Мне показалось, или в его глазах действительно что-то блеснуло?! Я постаралась сглотнуть как можно незаметнее и посмотрела на мать. Маман держалась великолепно. Приклеенная вежливая улыбка выглядела вполне естественно. Я перевела взгляд на Кануса, возвышающегося за спиной отца, и он, как бы невзначай, опустил голову. Поздно, учитель. Я видела слезы в твоих глазах. Зато неунывающий Миркус чуть заметно ободряюще подмигнул мне. Все это было так трогательно и волнительно, что я чуть не пропустила главное. Кардинал неспешно развернулся к венценосной чете и торжественно вопросил:
— Что скажет нам верховная светская власть?
Отец не подвел.
— Я, как Правитель этого государства, благословляю брак принцессы Мелиссы Ок’Мены и графа Лукаса де Кервель, — громко произнес он.
Маман лишь почтительно склонила голову. Не женщины правят в Окменском королевстве.
Его высокопреосвященство повернулся к нам. Перейдя на старо-окменский язык, как того требовали обычаи, он прочел небольшую проповедь, напоминая нам о святости уз брака. Мог бы и не напрягаться, куда мы друг без друга?! Но вот он вновь перешел на всеобщий.
— Прежде, чем объявить вас супругами, я должен спросить: согласен ли ты, Лукас де Кервель, взять в жены Мелиссу Ок’Мену, чтобы жить с ней в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?
И в звенящей тишине послышалось четкое:
— Да.
Пожилой кардинал взглянул на меня.
— Согласна ли ты, Мелиса Ок’Мена, взять в мужья Лукаса де Кервель, чтобы жить с ним в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?
Я даже головой кивнула.
— Да.
И тут же почувствовала, как рука Люка, поддерживающая мою, дрогнула.
Голос кардинала был строг.
— Обменяйтесь кольцами, как символами нерушимости ваших клятв.
Вы бы видели физиономию маман, когда Люк надевал мне на палец обручальное кольцо королев Окменской династии. Хорошо, что я по приезду во дворец сразу отдала его Канусу. Могло ведь и «затеряться» где-нибудь.
Я «окольцевала» Люка печаткой, полученной от наставника еще вчера.
— Это фамильное кольцо Деменли, — пояснил он печально. — Все мы недолго носили его. Когда наши жены покидали нас, даря сыновей, в нем больше не было никакого смысла.
Я погладила его по руке.
— Канус, может не стоит передавать его Люку, — засомневалась я.
Учитель покачал головой.
— Это история рода, Мел, уж какая есть. И напоминание ему, чтобы берег тебя, как зеницу ока, — улыбнулся он.
Пока я предавалась воспоминаниям, кардинал не терял времени.
— Правом, данным мне Создателем, объявляю вас мужем и женой. Будьте счастливы, дети мои, — провозгласил первосвященник.
И зал взорвался аплодисментами. Но стоило кардиналу повести бровью, как вновь наступила тишина. Его очень уважали.
— Вы ничего не забыли?! — с показной суровостью осведомился он. — Я еще должен позволить жениху поцеловать невесту.
В зале послышались сдавленные смешки. Мой старый друг отечески улыбнулся, отчего в уголках глаз образовались лучики морщин.
— Целуй ее скорей, все королевство ждет, — как-то совсем по-домашнему разрешил он.
Я краем глаза увидела, как маман страдальчески вздыхает, отец откровенно усмехается, а Канус с Миркусом ударяют ладонью в ладонь. Но в этот миг моя фата легким облачком улетела назад, и я замерла от восторга, глядя на своего любимого оборотня. От ауры Люка исходила такая энергия, что я едва устояла на ногах. Он нежно обнял меня и поцеловал. Хорошо, что обнял, вовремя.
Потом все нас поздравляли. Родители, брат, затем еще раз кардинал, наставник тоже что-то сказал. Но у меня так кружилась голова от той волны, что излучал сейчас мой новоиспеченный муж, что я едва слышала слова пожеланий. Люк все понял и постарался взять себя в руки. Ах, как мне похорошело! Я обрела слух, а заодно и зрение. Мир наполнился звуками и красками, и я смогла, наконец-то, расслабиться.
Я купалась во всеобщей любви. Оказалось, большинство придворных относились ко мне значительно лучше, чем я полагала. Теперь я четко видела это по их аурам. Было так непривычно, но очень приятно. Отловив среди гостей тарантских братьев, я, наконец, познакомила Люка с Валерьяном и Гориусом. Тарантцы произвели на моего волка положительное впечатление, поскольку были искренне рады за меня, и он это чувствовал.
Люк ни на секунду не выпускал моей руки. Мы танцевали, глядя в глаза друг друга, и не могли оторваться. Несколько раз Миркус пытался пригласить меня, но Люк не дал ему шанса.
— Раньше надо было суетиться, — насмешливо покачал он головой, а я показала брату язык.
Но одному кавалеру муж уступил меня безропотно. Папочка предложил мне руку и вывел в центр зала.
— Мел, я буду скучать, — шепнул он, кружа меня в вальсе.
Я сглотнула комок в горле и тихо предложила:
— Приходи, когда захочешь, телепорт к твоим услугам.
Отец подвел меня к Люку и с легким поклоном вручил с рук на руки. Мы опять танцевали, и весь мир кружился вместе с нами.
Но всему приходит конец. Было уже за полночь, когда отзвучал последний аккорд, и мажордом объявил об окончании бала. Мы почтительно поклонились родителям и, помахав остальным, отправились к моим покоям.
