И так же стремительно, как появилась в приемном покое, исчезла из палаты. Лена осталась одна. Бледный изможденный муж лежал без движения, только показания приборов да редкое дыхание говорили, что он еще жив.
— Господи… — заплакала Лена, уткнувшись лбом ему в бок. — Пусть не умрет. Господи… Как же буду жить без него… Пусть не умрет, Господи…
И вдруг ладонь мужа, которую она держала в своей руке, сначала дрогнула, а потом слегка сжалась. Лена вскинулась, вдруг почудилось. А он прошептал на грани слышимости, еще не открывая глаз, даже скорее проскрежетал:
— Не умру. Пока ты со мной.
Вот тут и прорвался океан слез. А сколько слов было сказано…
За пять лет молчания много их накопилось.
* * *
Он не верил. Держал ее за руку и не верил.
Сначала думал, что умер и уже в раю. А потом как-то ладонь саднить стала. И Ленка все ругала его и плакала. Потом спохватилась:
— Ой, я же врача тебе приведу сейчас, пусть посмотрит!
— Чшшш, — прошептал все еще с трудом. — Ты давай, лучше жалюзи закрой И ложись рядом. Это меня лучше всех лекарств поднимет.
Сначала опешила. Одной ногой в могиле, а туда же…
Но он приоткрыл один глаз и смотрел на нее. И невозможно такую простую просьбу не выполнить. Просто прилечь рядом. И чтобы они были одни в целом мире. Ну… хоть на несколько минут.
А когда она тихонько, чтобы не потревожить, улеглась рядом и обняла осторожно, мужчина вдруг понял, о чем ему говорил тот мужчина из сна. Про десять лет жизни, чтобы все исправить. Десять лет. Это же… И Ленка рядом!
Да он за десять лет горы своротит! Да столько добра можно сделать с его бабками! В конце концов, даже если раздаст половину, ни им, ни из детям во век не истратить…
— Вася, я так люблю тебя, — прошептала Лена, пряча лицо куда-то ему в грудь.
До этого времени они еще ни разу сказали этих слов. Вот же… Оказывается, через смерть надо было пройти, чтобы понять друг друга.
У него скатилась слеза.
— А я тебя. Люблю. Очень.
Ради этого можно еще раз умереть… Но лучше понарошку.
* * *
Врач, с опозданием пришедший на обход, все удивлялся, чего это на него такая сонливость напала. Но еще больше поразился тому, что больной Мережков пришел в себя. Да у него еще и женщина в постели!
— Вот это, я понимаю, мачо… — пробормотал врач, покидая палату под пристальным взглядом теперь уже вполне очнувшегося больного.
А мужчина тихо лежал, прикрыв глаза, он охранял сон женщины, что уснула, обнимая его.
И думал… Думал, что вот он, его второй шанс, новое рождение. Не проворонить его, не профукать.
* * *
Но это было после.
А непосредственно в тот момент, когда адвокат Мариша Климова выскочила из палаты, на ходу подзывая Джейми, дежурившего, чтобы никто лишний не просочился, в коридоре клиники внезапно возник дознаватель Александр Берхорд.
Оба молодых судейских замерли, как подростки, схваченные на месте преступления. Сейчас будет нагоняй. Почему покинули зал, и все такое…
А по суровому лицу дознавателя ничего ведь не прочитаешь.
И вдруг тот глянул на часы и сказал так как-то ехидно:
— Опаздываете, Климова?
* * *
Но еще раньше было другое.
Когда господа судейские наконец отошли от шока и прекратили бурные обсуждения, кто за, а кто против оправдательного приговора, обнаружилось, что ни адвоката по делу, и прокурора в зале не наблюдается.
Вот тогда действительно поднялся шум. Возмущению отдельных личностей не было предела. И в основном гневные реплики обрушивались на легкомысленную голову юной адвокатессы. Известное дело, девушки есть девушки, и суде им не место!
Секретарь с видом сытого удава прикрыл глаза, его теперь кроме процедурных вопросов мало что интересовало.
— На что это похоже! — возмущался Сабчаковский. — Где это видано, чтобы адвокат покидал зал до полного завершения процесса! Где заключительное слово? Где отчет? Разве женщина вообще способна понять, что такое ответственность?!
И вдруг осекся. Потому что в зале возник дознаватель Александр Берхорд и, чеканя шаг, прошел в круг истины. Обвел взглядом присутствующих. Все невольно притихли. Уж очень проникающий во все тайные мысли у него был взгляд.
— В чем дело? — спросил секретарь, открывая глаза.
— Адвокат Климова и прокурор Аоринделл отправляются в мое ведомство.
Вообще-то это прозвучало довольно тревожно, потому что его ведомством всех судейских пугали с молодых лет.
— Что они такого совершили, что вы их забираете на допрос в ведомство дознания? — не удержался Сабчаковский, поборник справедливости.
Дознаватель чуть оскалился, практически не меняя выражения лица, вроде как улыбнулся, и сказал:
— С этого дня они поступают на службу в мое подчинение.
Потом повернулся к секретарю, коротко поклонился:
— Отчет молодые сотрудники будут писать уже по новому месту службы в ведомстве дознания.
Секретарь был стар и видел много разного на своем веку, потому просто кивнул, поднимая руки. А Берхорд бросил странный взгляд в сторону адвоката Гершина, по губам которого змеилась та самая аллигаторская улыбка, заговорщически шевельнул бровью и исчез зала, ни с кем не попрощавшись.
— Нет! Вы подумайте! — кипел возмущением Сабчаковский. — Они! Эти дознаватели! Забирают наши лучшие молодые кадры! Но этого мало! Они еще добрались до наших женщин! Это возмутительный, вопиющий факт!
— Дима, — коснулся его плеча Игорь Наумович, охлаждая его пыл. — За тобой цолерианское, помнишь?
— А? Что? — словно очнувшись, обернулся тот. — Иди к черту, старый черт! И нечего так улыбаться!
Гершин действительно улыбался, поигрывая бровями. Дмитрий Дмитрич немного стух и сказал:
— Черт с тобой. Где будем пить?
— У меня в кабинете, дружище, — ответил Гершин, разворачивая белые крылья. — Ну что, поехали?
— Так ведь день же? — вяло посопротивлялся прокурор, а потом махнул рукой.
Надо же сбрызнуть особый случай в адвокатсткой и судебной практике.
ЭПИЛОГ
Утро уже окончательно вступило в свои права, и город понесся по жизни, поглощая суетой, оглушая шумом. Город просто жил. Иногда просто жить — это очень и очень хорошо.
Двое молодых судейских стояли на улице, перед чахлым сквером, какие обычно разбивают у каждой больницы. После событий прошедшей ночи обоим надо было спокойно уложить все в голове, собраться с мыслями и успокоиться.
Потому что было от чего впасть в легкий ступор.
* * *
— Опаздываете, Климова?
Слова дознавателя, казалось, хлестнули наотмашь. Не сильно, но обидно. Мариша сразу покраснела и ответила, стараясь не подать виду, что это ее задело:
— Простите, это все моя вина, прокурор Аоринделл тут по моей просьбе и…
— Марина, перестань! — рыкнул Джейми, закрывая ее плечом.
И вдруг дознаватель рассмеялся. Негромко, дробно, бархатно. Мариша, глядя на него слегка зависла, в очередной раз невольно отмечая и красивый низкий голос, и какой-то невероятный взгляд. И тут же приказала себе не отвлекаться, их распекают, между прочим, а она готова лужей растечься…
— Молодые люди, можете не спешить, — проговорил дознаватель.
— Как это? — не понял Джейми.
Не спешить? Мариша встревожилась, что могло произойти?
— Значит так, — проговорил дознаватель. — Слушайте внимательно. Говорю только один раз.
Как-то такое начало не сулило ничего хорошего…
— Вы оба идеально мне подходите. Вы команда. И вам обоим с вашими способностями будет тесно в среде судейских. Предлагаю перейти в мое подчинение.
