Мантии остались в раздевалке суда, пиджаки давно сброшены на кресла, а галстуки висели висели рядышком на крючках дизайнерской вешалки, которую не так давно приобрела в офис Мариша.
Сабчаковский сидел, уткнувшись носом в ладони. Игорь Наумович, видя, что коллега как-то надолго замолчал, повертел в руке опустевшую бутылку и вытащил из ведерка со льдом следующую. Хлопок вылетевшей пробки отвлек Дмитрия Дмитриевича и вывел из задумчивости.
— Дима? — спросил Гершин, качнув в его сторону бутылкой.
— Наливай, — пододвинул тот высокий фужер на тонкой ножке.
А сам снова уткнулся лицом в ладони. И вдруг заговорил о том, что терзало его изнутри:
— Игорек… ты знаешь… Я… завидую тому ублюдку, которого сегодня судили… — он покачал головой. — Завидую смертельно…
— Что, тоже в кому захотелось? — спросил старый адвокат, усмехнувшись.
— Типун тебе на язык, дружище, — отвечал Дмитрий Дмитрич, с кривой улыбкой.
Понятно, подколоть — наше все.
Однако оба стали серьезны и грустны. Сабчаковский проговорил, срываясь на шепот:
— Я безумно завидую этому козлу… А…! Я мужик, черт побери! Я тоже… Но я даже не представлял, что можно так… Такой силы чувства… Понимаешь? За это можно все отдать… Понимаешь, Игорек…
— Понимаю, — кивнул старый адвокат.
— У меня никогда такого не было… — со страшной горечью вдруг выдал Сабчаковский.
— Не было, потому что ты к этому не был готов, — странно глядя на него, выдал Гершин.
А потом он откинулся в кресле и стал читать на память стихи.
"Не бывает любви несчастной.*
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной,
Может быть смертельно опасной.
Но несчастной любовь не бывает,
Даже если она убивает.
Тот, кто этого не усвоит,
И несчастной любви не стоит…
Не бывает любовь несчастной,
Может быть она невезучей, опасной,
Может быть горделивой, обидной,
Безответной и даже наивной,
И даже сильной, смелой страстной,
Немой, живой и безобразной,
Бывает первой и последней,
И платонической, осенней,
Весной бывает гормональной,
К закату жизни поминальной,
Скупой, расчетливой, бесстрастной,
Слепой, коварной и прекрасной,
Невинной и немного нежной,
Хромой, всесильной и безгрешной.
А в детстве может мармеладной,
Смешной, великой, очень страной,
Сегодня вечной, завтра милой,
Вчера большой, сейчас постылой,
К одним приходит очень часто,
К другим же редко и с опаской,
Сейчас родится, потом тает,
Подарки дарит, отбирает,
Одних возносит, к солнцу тянет,
Других обманет и бросает,
Лишь несчастной
Любовь никогда не бывает,
Даже если она убивает… "
(стихи Бориса Заходера)
А после они оба молчали, думая каждый о своем.
— А сейчас, как ты считаешь? Ты же умеешь видеть будущее… — робко спросил Сабчаковский.
Адвокат Гершин действительно имел дар видеть будущее. Впрочем, не только это. По набору способностей его вообще можно было считать уникальным. И уж совсем уникальным было то, что при всех своих талантах он категорически отказывался делать карьеру, предпочитая вместо этого исправлять кривые судьбы людей и не совсем людей.
Гершин легко вздохнул, ответил улыбнувшись:
— Сейчас ты готов влюбиться без оглядки, друг мой.
— Да? — глаза Сабчаковского внезапно жарко сверкнули. — А не податься ли и мне в ведомство дознания? Я бы мог читать курс лекций в их ликбезе. Потому что эти надзорные органы нули в процедурных вопросах!
— Э… кхммм… — протянул Гершин, слегка поперхнувшись.
Вообще-то, ему было ясно, зачем маститого прокурора вдруг понесло влиться в ряды дознавателей, но промолчал. Вместо этого сказал, поморщившись:
— Ты извини, я отлучусь на пару минут. Ко мне тут пришли…
— Да, иди Игорек. А я посижу пока… — и потянулся к стоявшей на столе у Гершина фотографии в аккуратной беленькой рамочке.
На фотографии была запечатлена Мариша, груженная бесчисленными пестрыми пакетами. Блаженная улыбка, светящийся взгляд. Надпись внизу:
«Шопинг неизбежен, и он не за горами…»
«Беншайзе*»
Старый мудрый адвокат поднялся из-за стола и тихо вышел, оставляя Сабчаковского строить масштабные планы на будущее, Ибо тот явно собирался доказать кое-кому, что старый конь не только борозды не портит, но и прекрасно пашет.
В комнате, примыкавшей к кабинету, Игоря Наумовича действительно ждал посетитель.
* * *
В изолированной приватной комнате за кабинетом, где Игорь Наумович обычно принимал тех посетителей, которые с крыльями (кстати, из всей адвокатской коллегии, только он один специализировался по делам теней крылатых) его ждал пожилой мужчина, вернее, его тень.
— Здравствуй, Алишер, — проговорил Гершин, проходя к рабочему столу. — Можешь выйти на свет.
— Добрый день, уважаемый, — начал свою речь призрак, проявляясь. — Как дела?
Гершин шевельнул бровью, надо же, ведь уже помер давно, а бисер восточной дипломатии бессмертен. Он знал, что заставил посетителя ждать, но и бросить Сабчаковского одного в раздумьях не получалось.
Призрак и дальше плел витиеватую сеть разговора обо все и ни о чем, Гершин спросил прямо:
— Чего ты хочешь?
— Я… — тот сначала смешался от прямого вопроса, потом подался вперед. — Я хочу узнать, почему оправдали этого убийцу!
Прозвучало веско, но не совсем правдиво. Гершин несколько секунд смотрел на него, потом спросил:
— Алишер, скажи, неужели месть стоила того, чтобы заплатить за это своими крыльями?
Призрак промолчал в ответ, только зябко поежились плечи, за которыми уже никогда не развернутся призрачные стальные крылья.
— Как ты мог купиться эти посулы? Ты же демон. И ты видел, что даже с твоей силой ты этому человеку навредить не можешь. Неужели непонятно, что не это просто так, у него особая Судьба? Хотел перехитрить Судьбу?
— Я… — начал было тот.
— Вот и иди теперь к тому черту, с которым договаривался.
— Прости, адвокат, — тень низко склонилась.
— Так о чем ты пришел просить меня?
— Я хочу вернуть мои крылья, — выдавил тот и вдруг взмолился. — Помоги… белый адвокат… я знаю, ты можешь… Прошу!!!
Некоторое время Гершин сидел задумавшись, потом проговорил:
— Не знаю. Посмотрим, что получится. Тебе придется переродиться в дальнем мире. И ждать. Понимаешь?
— Да. Да! — закивал тот. — Я готов ждать, господин…
— Все, иди, — проговорил Гершин и призрак исчез.
Ждать он будет… Ничего он не дождется, пока не поймет самого главного. Не каждому удается обрести крылья. Только сильные потрясения, чувства на грани могут вырвать из слепого и глухого сна скрытую внутри сущность. И чувства эти вовсе не ненависть или месть. Силу подняться над собой может дать только любовь.
