На первых страницах не обнаружилось ничего интересного. Заметки походили даже не на дневник, а на памятки и списки дел — «до лаборатории по главной лестнице и на третьем этаже налево», «лекция после обеда, прочитать заранее о видах взаимодействия жидкостей». Анаис вглядывалась в эти штрихи, и как в живую перед ней вставала нелегкая работа Дианы в Академии. Ей приходилось тяжелее, гораздо тяжелее, чем сейчас Анаис. Она завоевывала доверие, изображала честную наставницу, обедневшую дворянку, у которой за душой ни денег, ни тайн. Ей приходилось устанавливать контакты, заводить дружбу, осторожно расспрашивать о традициях и обычаях, стараясь при этом не вызвать подозрений. А еще вести лекции по предмету, в котором она понимала до обидного мало. А еще следить и слушать, обращать внимание на детали и искать, искать следы заговора.
Пальцы потеплели от гордости за сестру — она справлялась, прекрасно справлялась! Страшно даже представить, как пришлось бы самой Анаис, если б Диана почти вплотную не приблизилась к разгадке тайны!
Девушка нахмурилась. Отодвинула дневники.
Слишком поздно она нащупала исток собственного страха. Тот, кто похитил Диану (лучше думать «похитил», чем «убил»), знал, кто она и что она близка к разгадке. Разве не должен был он удивиться или разозлиться, когда приехала Анаис? Может, он следил за ней, не выдавал себя, надеясь запутать неумелую шпионку, направить по ложному пути? Где-то в подсознании сидела мысль — пока она не прочитала дневники Дианы, пока не выяснила, кого же подозревала сестра, сама Анаис в безопасности. Но стоит прочитать, выяснить, подхватить ниточки, выпущенные Дианой, как неведомый, невидимый враг почует ее, найдет ее, убьет ее.
Чушь, конечно же.
Но чем дальше Анаис листала дневник сестры, тем громче билось сердце, хоть и не было в записях пока ничего о деле. Встреча с Роксаной, лекция, прогулка с Антуаном, приятная беседа с Лабером… Диана искала следы студенческих тайных собраний, закрытых клубов, но ничего не нашла и попыталась прощупать почву через службу безопасности. Кажется, она попыталась соблазнить сурового начальника безопасников. Анаис вспомнила его каменное лицо и фыркнула — кажется, соблазнить его можно, только поманив хитрым расследованием!
Анаис читала свои записи, постоянно сверяясь с зашифрованным дневником, искала хоть какую-то пометку от сестры, что здесь спрятано двойное дно. Но ничего не было. Зимой Диана начала вести записи чуть подробнее, но они описывали, скорее, ее провалы, чем удачи. Чаще и чаще мелькало имя Антуана, и Анаис вздрагивала каждый раз, когда натыкалась на него.
Как бы ни было ей горько, но пришлось признать, что влюблен Антуан не в нее, а в Диану, это в их чувства влезла сейчас Анаис. И каждый раз, когда Антуан заботится о ней, делится теплом, утешает и поддерживает — он делает ради Дианы.
Вернее, мелькнула холодная мысль, ради Одетт. Тихой, скромной Одетт, идеальной маске для двух шпионок Канцелярии.
— В этой истории слишком много лжи, — устало пробормотала Анаис. — Значит, нужно ее скорее закончить.
Читать о Диане и Антуане было невыносимо, девушку словно разрывало изнутри. Словно ей в душу плеснули кислоты, и теперь та шипит, разъедая и разум, и тело, и грозя выплеснуться наружу, поглотить весь мир, отравить его своими ядовитыми парами.
Анаис наскоро долистала записи, старательно пропуская все, где хоть мельком упоминался Антуан. Я прочитаю внимательно, пообещала она себе, но потом, на свежую голову. Хотелось ей верить, что свежая голова у нее действительно будет.
Похоже, Диана остановилась на идее, что заговором студентов кто-то руководил, кто-то, кто подкидывал им дурные идеи, убеждал в том, что именно так они могут совершить что-то значимое для истории.
Интересно, сами-то изменники до сих пор не раскаиваются в своих действиях? До сих пор верят, что как раз их-то сторона — правая?
Одну из встреч с Роксаной Диана выделила отдельно, хоть и не написала о ней толком. «Встреча с Р. в часовне утром. Надеюсь, нам не помешают». И позже приписка «Даже удивительно, насколько широк доступ Р. к документам, но куда удивительнее, что она этим не пользуется. Кажется, она не так умна, как хочет казаться».
Анаис потерла глаза, чувствуя, что сон все-таки подкрался к ней. Вот и нашелся ответ, чем отплачивала Роксана за зелья — доступом к документам Академии. Вот уж где раздолье для шпионки! Если, она, конечно, знает, что искать. И своим ключом к почтовому хранилищу Диана, судя по всему, обзавелась так же.
Анаис вспомнила о своих подозрениях, о возможном менталисте среди слуг. Ей тоже не помешало бы взглянуть на документы, особенно на личные дела.
Осталось только придумать, как договориться с Роксаной о встрече. После того, как Анаис передала ей зелье, виталистка стала старательно избегать ее, чтоб не навлечь на себя очередное недовольство матери. Где находилась комната Роксаны, Анаис не знала, на кафедре та не появлялась… Не подкарауливать же ее перед лекционными?!
А почему бы и нет?
Анаис помотала головой, отгоняя дурацкие мысли. Нет, определенно пора спать! Если она еще немного засидится, еще не весть до чего додумается! Например, заявиться к Лаберу с чистосердечным признанием в шпионаже и просьбой о помощи! Ну а что? План ничуть не хуже остальных!..
Анаис зевнула и пошатнулась, вставая. Недостаток сна давал о себе знать. Несколько мгновений она смотрела на разложенные на столе тетради — сил на то, чтоб снова прятать их, не осталось. Но привычная осторожность все же победила.
Девушка давно уже не доверяла своему саквояжу, упрятанному к задней стенке шкафа, за платья и пальто. Слишком очевидное место, даже искать толком не надо. Потому Анаис давно уже в нем ничего не хранила. Собственные реагенты, захваченные из столицы, перекочевали в лабораторию, где вряд ли кто-то, кроме нее, разберется в бесконечных банках и склянках. Даже скальпель — и тот теперь лежал в одном из ящичков бюро, и Анаис им разрезала листы бумаги, на которых записывала материалы для лекций.
Может, и дневники стоило хранить на виду, под видом записей алхимических опытов? Но девушка не могла на такое решиться, опасалась, что раз она разгадала шифровку, то и другие люди, умнее и опытнее нее, точно с этим справятся. Вот и пришлось бороться со сном, но прятать записи в тайник между досками кровати. И только убедившись, что тайник защелкнулся, Анаис спокойно улеглась.
Сон накатывал волнами, то погружая в темноту без снов, то вынося на мелководье видений. Иногда девушке казалось, что она не спит, а смотрит сквозь полуопущенные веки, как по ее комнате шныряют длиннорукие тени, трогают ее вещи, перебирают карандаши и тетради на столе, ощупывают шкаф, скользят по полу, принюхиваясь к нему, словно гончие. Одна из них приблизилась к Анаис, склонилась над ней, и девушка ощутила прохладное дыхание, похожее на сквозняк из приоткрытой двери. Она не могла пошевелиться, не могла закрыть глаза или отвести взгляд, только смотреть на тонкие длинные руки, что застыли над ней в сомнениях — коснуться или нет.
Она даже дыхание задержала, но поняла это, лишь когда начало жечь в груди. Мысли ворочались слишком медленно, и она не боялась, хоть и понимала — бояться надо. Но когда Анаис попыталась пошевелиться, вдохнуть, отмахнуться от ночного видения, снова вернулся сон и увлек в темноту.
Проснулась девушка за несколько минут до рассвета, когда небо уже посветлело, но еще не налилось цветами.
— И привидится же такое, — пробормотала Анаис, садясь на кровати.
А потом заметила карандаш под столом.
Девушка нахмурилась. Может, она сама смахнула его и не заметила, когда прятала дневники? Или, может, ночью он сам скатился со стола, а разум, взбудораженный внезапным звуком, достроил жуткий сон?
Анаис подняла карандаш, повертела его в руках, хмурясь. Логичных объяснений нашлось множество, но девушка не сомневалась — ночью в ее комнате все-таки кто-то был. Ее бросило в жар. Не столько от стыда, что кто-то, возможно, мужчина, мог видеть ее в одной ночной рубашке, сколько от гнева. Она и раньше подозревала, что личная уютная комната в Академии далеко не так надежна, как ее клетушка под самой крыше в Скворечнике, но убедиться в этом на деле было неприятно и немного гадко!
