тебе идти по этому мосту, и сам тоже не самоубийца. Придется вернуться и подумать, как его починить.
– У нас мало времени. Мне так кажется. Я попробую, только поймай меня, если голова закружится, ладно? Здесь… слишком много камней.
– Что ты задумала? – схватил ее за предплечье магистр, опасаясь, что ши сиганет в пропасть добровольно. Посмотреть, что будет.
Эшлин ему не ответила, она просто набрала в легкие воздуха и запела. Голос ее, отражаясь от стен, звучал хрипло, но достаточно громко. Из давно высохшего и отполированного годами бревна показались тонкие гибкие веточки с зеленой мягкой хвоей. Повинуясь голосу ши, они тянулись, сплетая бревна между собой. Только вот сил на это уходило много. Без Кристалла. В камне. Трудно.
Эшлин пошатнулась и крепко вцепилась в плечо Брендона. Нельзя прерывать песню. Еще немного – и голос у нее может пропасть, не хватит дыхания, которое так поверхностно и обрывисто здесь, под землей. Вдруг она почувствовала, как ноги отрываются от земли – Брендон поднял ее на руки.
Веточки все вились, превращая коричневый мост в зеленый. Вокруг растекался лесной смолистый дух, изгоняя прочь сырую затхлость пещеры. Лицо Брендона застыло, все силы уходили на то, чтобы держать равновесие. Никогда он не думал, что придется поиграть в канатоходца, держа в руках девушку. Эшлин, в отличие от шеста, равновесию не способствовала. Cвежие ветви были довольно скользкими, вниз магистр Бирн старался не смотреть. Лампу ему пришлось отдать в руки ши, которая приняла ее, не открывая глаз.
Песня звенела под каменными сводами, будто тыкалась в потолок, ища выход к небу. Брендон шел и считал про себя шаги. Иногда самое глупое действие помогает не поддаться панике. Раз, два, три… на цифре «двенадцать» он осторожно опустил Эшлин на землю, и она тут же замолчала. Потом осмотрелась. Взгляд ее был мутноватым, как у недавно разбуженного человека. Он прижался губами к ее губам, коротко, едва коснувшись. Почувствовал их тепло. Эшлин улыбнулась.
– Мне понравилось, как ты меня нес. И только из уважения к твоему старшинству я не скажу, что из тебя великолепная ло…
Брендон бесцеремонно закрыл ей рот ладонью.
– Даже слышать этого не хочу. Идем.
Эшлин что-то промычала и тут же в отместку двинулась первой, так и не отдав ему лампу.
Пещера переходила в еще один узкий лаз, за которым открывалась еще одна, и еще – небольшие, нанизанные на их дорогу, как бусины на нитку. Пятая «бусина» оказалась тупиком. В этой пещерке были три каменные стелы, одной стороной погруженные в стены с рисунками, а четвертая, посередине, торчала отдельно, будто надгробие.
Брендон взял уже совсем тусклую лампу и долго вчитывался в полустертые строки на четвертой.
Пришедшему с миром, забывшему склоки
Дарю я тростинку и стебель осоки.
Тому, кто к порогу явился без зова,
Дам ясеня лист, улыбнувшись сурово.
Тому, кто не помнит о прошлом ни дня,
Рябины целительной гроздь у меня.
Но что тебе, друг мой, сегодня отдам,
С судьбою своей выбираешь ты сам.
– Снова древесные загадки. Давно еще не чувствовал себя настолько дубом, – вздохнул магистр Бирн.
Эшлин нахмурилась, повторяя про себя только что услышанные строки. На трех стелах, единственных гладких камнях в этих шероховатых известняковых стенах, были изображены деревья. Хоть краски и сильно поблекли, по общему виду можно было их различить. Ольха. Береза. Дуб. В середине сплетенных корней у каждого было по прямоугольному выпуклому камню, на который, судя по всему, надо было надавить.
– Кто поймет, что хотел от нас этот человек? Он мог размышлять совсем не так, как мы. С ольхой все понятно. Это мост, предсказание, дорога в наш мир. Береза – перемена судьбы, очищение, все сначала. С нее начинается год. Первая семья ши носит ее имя. Дуб – стойкость, мужество, порядок…
Брендон задумчиво вел пальцами по выбитым на камне шероховатым буквам.
– Это не ольха. Тому, кто мечтает ускользнуть в другой мир, незачем книга. Это не береза. В случае дороги начать сначала – значит оказаться у входа. Я не горю желанием еще раз пробираться сюда тем же путем. Остается дуб. Если я достаточно стоек, чтобы не мечтать о безумной власти, если я достаточно мужествен, чтобы искать знания через неизвестность, и более всего чту порядок и равновесие – значит, можно рискнуть поделиться со мной книгой.
Эшлин еще раз обошла пещерку, рассмотрев каждое дерево. Потом вздохнула и положила руку на камень под дубом. Вся плита вздрогнула и со скрипом стала разворачиваться. Две другие наполовину съехали вниз, скрывая корни деревьев вместе с возможностью заглянуть за стену с другим деревом. Томас Рифмач давал только одну попытку ответить на его вопрос.
За дубом оказалось очень маленькое помещение, где даже Эшлин было бы сложно развернуться. Его занимал похожий на жертвенник каменный стол, на котором лежала старинная книга. Стопка глиняных табличек была перевязана веревкой, на которую прицепили глиняный же ярлык. В те времена не делали бумагу из ветоши, так что библиотекарь должен был отличаться недюжинной силой.
* * *
Это была она. Книга друидов. Книга Брадана – Брендон не мог бы с этим поспорить. Возможно, единственная в мире. Сокровище для магической науки. Сокровище… для Эшлин? Они оба держали листы книги, и получалось так, что через нее они держатся за руки. Глина была почти белой, хотя для этих краев привычнее красная. Скорее всего, Брадан брал ее совсем не в этих краях.
Глиняные таблички несли и рисунки, и знаки, то и другое было и легким, и тщательным. Брендон не мог не думать, что и сам писал и рисовал бы очень похожим образом.
Вот он ведет острым стилусом по мягкой глине, рисуя лист недавно увиденного дерева… наваждение? Но он почти видел всю строчку, которую стилус выписывал дальше. И от исследовательского азарта было не унять дрожь в пальцах. А этого себе позволить нельзя. С необожженной глины можно соскоблить ошибку, но это долго. А хочется рассказать о невероятном, не прерываясь на еду и сон. Это такое знакомое чувство, к которому примешивается немного горечи. От тоски по той, что захватила сердце.
– Вот они, магистр Эремон. – Шаги множества ног, как же они услышали их только сейчас? Знакомый голос и здесь звучал как приказ.
Брендон поднял голову от книги. На него смотрел ректор Галлахер с тем холодным жутковатым сочувствием, с каким охотник смотрит на подранка, прежде чем добить.
– Будьте осторожнее с ши. Магистр Бирн, вероятно, очень глубоко зачарован ее магией, поэтому сейчас может быть опасен.
