— Что вы мне не понравитесь.
— Мне очень жаль. Но у нас говорят, я не денежка, всем нравиться.
— А я думал, у вас говорят: «Я не красна девица, чтобы всем нравиться».
— Да, так у нас говорят… преимущественно мужчины. Поскольку красота почитается как чисто женская добродетель.
— А что у вас почитается как мужская добродетель? — с интересом спросил преемник.
— У нас, у людей, или у меня, Калины Проскуриной, конкретно?
— У конкретной Калины Проскуриной.
— Сила.
— Грубая физическая сила? — вскинув правую бровь, удивился он.
— Сила духа и разума мужчины.
— Насколько я знаю, люди почитают в иных то, чего им самим не хватает. А насколько я знаю вас, со слов моего капитана, силы духа вам не занимать. Ее так много в вас, что, простите, так просто шарфом на шее не прикроешь, — намекая на свою осведомленность, заметил он.
— Это комплимент, я так понимаю? — и, не подумав польститься, уточнила женщина, изучая глаза собеседника.
— Я не говорю комплиментов. В этом я совсем не похож на своего глубокоуважаемого отца. Я констатирую.
Взгляд у преемника был тяжелый, и смотрел он, ни на секунду не отрывая глаз от собеседницы. Внимательно изучая ее и анализируя. Жесткий как ерш.
— Но ваши констатации звучат как комплимент. А я совсем не ожидала хвалы от вас. Мне отчего-то казалось, что вы не особенно мне симпатизируете. Хотя мы с вами и соседи. Как я понимаю, вы по долгу службы не спите и по ночам. И много ходите по своим покоям. Я даже слышу вас иногда. Словно вы ходите прямо возле изножья моей постели.
Глаза преемника сверкнули, и один из уголков жестких губ на миг дрогнул в легком намеке на улыбку.
— Мне тоже иногда кажется, что я чувствую ваше присутствие рядом. Словно вы так близко, что даже могу видеть следы вашего присутствия в комнате. Странное ощущение не находите?
— За последние три дня у меня было так много странных ощущений. Одно странней другого. Вскоре я настолько к ним привыкну, что и вовсе престану замечать. Даже если мне случится вдруг начать ходить сквозь стены или если так станут поступать другие. Вероятно, вино вашего уважаемого батюшки и, правда, коварно.
— А вы его больше не пейте.
— Больше не буду. Но и меньше не стану, — улыбнулась она.
— Тогда почему бы нам не выпить, господа? — предложил преемник. — За скорый и долгожданный мир между людьми и бессмертными… Надеюсь, ваши статьи не будут беспощадными? А мы в них не предстанем кровожадными монстрами, госпожа Проскурина?
— Ну что вы, Катамиртас! Я могу вас так называть или это фамильярность? — уточнила она для порядка и, пригубив вместе со всеми, отставила бокал.
— Будьте столь любезны. Мне будет приятно.
— Ну вот, а говорите вы не как отец!.. Не вижу тут ни одного кровожадного монстра. Зачем же придумывать то, чего нет и пугать людей? А ваш капитан, так тот вообще редкий милаха. Он мне очень понравился. Просто родной как брат, которого у меня не было. Так бы и обняла и к груди прижала. Вот так взглянешь, и даже в голову не придет, что он пьет за обедом кровь. Складывается впечатление, что он вдыхает аромат цветов и только этим и насыщается. Оттого так мил и благодушен. По крайней мере, со мной. Может быть, других он и рвет за волосы или там еще что хуже. Но лично я в такое никогда не поверю. Кстати, капитан Амир. А что у вас с лицом? — обратилась она к стоящему на своем обычном месте начальнику безопасности. — Вас словно бешеная кошка поцарапала.
Проскурина умышлено оглянулась и наградила бессмертного несмешливым взглядом. И в этот миг ей было плевать, что она дает слишком откровенный намек всем, откуда именно появились на лице капитана многие царапины. Именно этого Калина и добивалась. Амир ни дрогнул, лишь сощурил глаза и уже собрался что-то ответить, но его перебили:
— Он человек военный, у нас это дело обычное. Учения, — опережая подчиненного, с долей иронии сказал преемник.
— Учение это хорошо, — с преувеличено серьезным видом рассуждала журналистка. — Это свет. А не учение — тьма. Учитесь, капитан. Но очень осторожно. Особенно обхождению с кошками.
— С бешенными? — уточнил Катамиртас.
— Какие попадутся, — развела руками Калина. — У вас много кошек, Катамиртас?
Кажется, этот вопрос слегка шокировал преемника, но виду он не подал, разве что вновь слегка приподнял правую бровь.
— А почему вы спрашиваете?
— Ага! Теперь вы понимаете, почему я отвечаю вопросом на вопрос? — улыбнулась Калина и откинулась в своем удобном стуле с высокой спинкой. Хмурый бессмертный внезапно разомкнул губы и подарил миру практически улыбку.
— Как я понимаю, ответ вам не требуется, Калина Владимировна?
— Безусловно, нет! Или мне придется вежливости ради рассказать вам про своих котов. Кстати, он у меня всего один. Уже не молод, но бодр душей. Знали бы вы, как он муркает обнимая меня лапками и утыкаясь в шею. Трудно голову не потерять.
Катамиртас какое-то время смотрел внимательно, пытаясь понять аналогию и внезапно рассмеялся. Имела ли она в виду государя с которым танцевала недавно в парке или говорила про своего кота о существовании которого преемник знал из досье? И то и это подходило по описанию. Что именно позабавило вампира, было не понять. Возможно непосредственность этой женщины. Но как результат преемник едва заметно смягчился в области глаз.
Этот урок она усвоила давно, со всеми и всегда держись наравне. И тогда и только тогда — будешь равной.
— Котик муркает, значит? — уточнил преемник, прищуриваясь и не изменяя улыбке. И Калина закивала, задорно сверкая глазами. Она откровенно дурачилась, но как не странно именно это вызывало к ней симпатию строгого наследника.
— Калина Владимировна, мужчинам случается недооценить глубину женского ума, в силу своего эго. Женщинам случается ее переоценить в силу своего. Но лично для меня теперь неоспоримо, что вы во всех смыслах хорошо «вооружены». А самое сильное ваше оружие — обаяние. Вот тут и правда, мне нечего вам противопоставить. Увы…
— Вы скромны, Катамиртас. А я, к сожалению, не очень. Зато честна, как мне кажется. Правда, неуместно и непростительно. Не терплю лести, но при этом хочу сказать вам, что завидую. И теперь, когда вижу вас своими глазами, тем более…
— Я могу узнать, кому и чему?
— Каждому горожанину этого красивого города и, наверное, вашему отцу.
— Интересно… И почему?
— У них есть такой защитник. Для меня уже очевидно по вашим поступкам, что вы ни перед чем не остановитесь, защищая то, что для вас дорого. Свой мир, своего государя и отца. И я не могу не горевать о том, что тем, кто живет за железной стеной, моим «братьям», не так повезло как бессмертным. Надеюсь, вас здесь ценят как вы того действительно заслуживаете…
