Строили вампиры быстро, Калина следила за этапами строительства из своего окна. Стена выросла за ночь, строение возле нее еще за одну.
Под стенами дворца вновь лежит красная ковровая дорога и вскоре журналистка пройдет по ней, в числе прочих делегатов покидая город бессмертных.
Ночью, перед тем как лечь спать, Проскурина вновь подошла к секретной двери в стене. Проклятое женское любопытство! Но к удивлению своему нашла дверь не активной. Как она ее не трогала, где не била, стена стояла нерушимо. Была ли она отключена и с другой стороны, было неизвестно. Женщина изо всех сил желала это узнать и даже не сразу уснула — не смотря на предельное утомление, ожидала ночного визитера. Но сон незаметно сморил ее, и проснулась Калина уже утром. И первым делом посмотрела на двери.
Был ли преемник у нее и этой ночью?.. Впрочем, теперь это было ему ни к чему…
В просторном светлом холле первого этажа, том, что следовал сразу за входом, собрали делегатов. Они в сопровождении охраны стеклись сюда практически одновременно. По двум сторонам под стенами стоят солдаты в парадных мундирах. Все как один — под линеечку, и смотрят только перед собой, недвижимые как статуи. Красиво.
Распахнулись боковые двери, и с многочисленной охраной в холл вышел преемник. Легко кивнул всем в знак приветствия. И тут же повернулся к соседним дверям. И они вскоре качнулись, пропуская уже государя, с еще более многочисленной охраной.
Прощание было вежливым, но довольно сдержанным и не многословным.
— Я надеюсь, никто из вас, господа делегаты, не разочарован этим визитом, и мы вскоре соберемся опять. А до тех пор, не прощаюсь. Просто желаю счастливой дороги назад, — сказал Вишнар. Лицо не строгое, но закрыто в эмоциях. Легкий кивок и государь покинул холл не глядя ни на кого. Прощание, вежливое по форме произошло.
Преемник прощался без слов. Кивок от него и он следом за отцом исчез за своими дверями в сопровождении охраны.
Члены делегации потоптались на месте в легкой растерянности, вероятно ожидая, что их будут так же провожать, как и встречать, и вопросительно взглянули на капитана Амира, что появился со стороны выхода в тот же час. Начальник безопасности жестом руки пригласил гостей на выход и все подчинились, следуя за ним.
На огромной лестнице на ступенях торжественными рядами стояли бессмертные. Солдаты везде, сколько хватало взгляда увидеть. Многим больше чем в день приезда людей. Все стоят по стойке смирно. Командиры слегка впереди. Подобные проводы выглядели торжественно, и члены делегации местами заулыбались, вновь ощутив свою весомость. Кого еще и главное, где, так провожали, когда тут стоит целая армия, не меньше?!
Спускаясь по лестнице, Калина увидела Аримаса. Он стоял неподалеку чуть впереди своих солдат и, поймав взгляд гостьи широко улыбнулся.
Журналистка ответила благосклонной улыбкой, и Аримас совершил странное движение рукой — отсалютовал, поняла она и слегка кивнула в ответ. Приняла дань уважения.
Аримас коснулся правой рукой области сердца и раскрыл ладонь, словно выложил сердце из груди и протянул своей даме. Калина шутки ради совершила легкое берущее движение павой рукой и сжала пальцы. Словно взяла подношение и снова улыбнулась. Весело и даже не без тепла. Капитан совсем как желторотый юноша не смог скрыть своей радости. Покорно кивнул, тряхнув головой от преизбытка эмоций, словно снимая наваждение. Он тут же кратко скомандовал, и все солдаты, стоящие на ступенях за его спиной, резко вскинули вверх правую руку, издав тот же громкий, краткий, отрывистый звук, что и командир. Затем все как один синхронно прижали руку к виску, в сторону, а затем не менее резко вниз.
Сложилось впечатление, что это не оговаривалось загодя. Спонтанный поступок, выражение почтения и особенного распоряжения. Зрелище смотрелось неожиданно эффектно, и все члены делегации оглянулись, оценивая происходящее.
Члены делегации многозначительно переглядываются и делают друг другу знаки глазами.
«Ты это видел?».
«А я мог это не увидеть? Когда они так орали?».
Аримас провожает гостью глазами и тоскует в этом взгляде. Хотя на губах улыбка, это скорее улыбка горести.
У подножья лестницы стоит, ожидая капитан Амир. Встречает журналистку глазами. Проскурина все еще улыбается своим мыслям. Польщена. Их глаза встречаются, и женщина усмехается, замечая:
— А ведь он всего лишь капитан. — И Амир понимает, что она желает сообщить. Напоминает его нелепые претензии.
По ковровой дорожке делегация следует тем же путем, что в день приезда. В самом конце их ожидает автобус, который приехал из мира людей. Члены делегации неторопливо поднимаются в него один за другим. Калина идет в числе последних. Она оглядывается на дворец, что остался далеко позади. Солдаты стоят нарушимо. Там на ступенях вдали она видит Аримаса и улыбается, хотя он не в силах увидеть ее улыбку с этого расстояния. Женщина улыбается своим мыслям. Хмурое небо над головой, впереди дорога домой. Только сейчас она почувствовала, как соскучилась по городу, что сжался на узких улочках по ту сторону железной стены. Порой журналистка встречается глазами с Амиром, который идет чуть позади, но рядом, очень близко. Его лицо замкнуто и холодно. О чем он думает не понять. Она не тешит себя иллюзией, что о ней. Она никогда не тешет себя подобными иллюзиями. Слишком умна…
Подошел чред Проскуриной подниматься в автобус. Подножка была высоко и, учитывая ее каблук и узкую длинную юбку, подняться было не просто. Поколебавшись секунду и примерившись, женщина слегка подтянула свой подол с одного края и подняла ногу на первую ступень. Внезапно капитан Амир шагнул к ней и поддержал под руку, помогая при посадке.
— Какая неожиданная галантность, — оценила Проскурина, издеваясь своим видом, тоном и даже улыбкой. Даже у самой мелькнуло: «Ну, зачем ты его так? Почему ты так с ним жестока?». И тут же ощутила, как стальные пальцы сжались на ее запястье, удерживая. Журналистка вопросительно посмотрела в глаза бессмертного. Лицо Амира исказила настоящая гримаса. Глаза лихорадочно горели, а губы кривились в усмешке.
— Настанет день, женщина, и ты станешь меня умолять!
— О чем, о пощаде? — высокомерно, спросила она, не изменяя ледяному спокойствию.
— О любви. Ты будешь просить моей любви!
— Непременно, капитан. Так и будет, — легко согласилась Калина, не придавая ему должного значения и тем еще больше оскорбляя.
— С тебя слетит твое высокомерие!
— Сразу как оно слетит с тебя. Мое последует примеру. Он, как известно, заразителен, — Проскурина вырвала свою руку из цепких пальцев и поднялась в автобус.
