Всё ещё пребывая не совсем в себе, я не успела среагировать и врезалась в неожиданно оказавшегося на моем пути громилу. Прохожий был одет как наёмник, но мог им и не быть — сегодня большинство мужчин предпочли остановить свой выбор на лёгких куртках со штанами из шерсти. В нашем столкновении явно был виноват рыжий бугай, который на удивление не стал этого отрицать. Мужчина извинился, чтобы затем как-то плотоядно пройтись по мне взглядом. Уж не знаю, что спровоцировало его, но зрачок мужчины, бывший круглым, вдруг дёрнулся, вытягиваясь и выдавая в нём оборотня.
— Кр-р-расавица, — промурлыкал нежданный обольститель, делая полушаг в мою сторону. — Составить тебе компанию?
Вернувшись с розовых облаков на грешную землю, я отшатнулась, сдвинула брови, убрала глупую улыбку с лица, и хотела было уже привычно вежливо огрызнуться, но тут случилось странное. Рыжий оборотень наклонился ко мне, понюхал, а затем удивлённо отпрянул. И пока я пыталась переварить такие вот кульбиты поведения незнакомца, он выдал:
— Извиняй, не знал, что ты занята. Бывай, булочка!
Добродушно махнув напоследок, стрёмный тип скрылся, оставив меня недоумевать над случившимся. Похлопав ресницами, я тряхнула головой и возобновила движение к заветной лавочке, пока мысленно прокручивала результат столкновения. Откуда он узнал, что я занята? Киллиам же не обновлял метку. Да и другие оборотни меня больше не кусали. Тогда с чего бы этот, судя по глазам, кот решил, что ему со мной ловить нечего? Нет, я конечно рада, что избавилась от такого навязчивого внимания, но что-то не даёт мне попросту забить и забыть.
Просто этот двуликий повёл себя так же, как и вербер при нашей встрече с Аринкой. Но тогда дело было точно в метке Киллиама.… Погодите, если отбросить вариант, что кто-то решил покусать меня во сне, а после такого любой проснётся, то остаётся лишь одна причина того, как временная метка могла стать постоянной. Рамира как-то рассказала, что некто из её предков узнал о своей парности с другой рысью после… поединка. Они покусали друг друга, а когда по прошествии времени поняли, что метки никуда не деваются, догадались, кем являются друг друга. Тогда ещё Рамира добавила, что большинство в их клане считают это больше семейной легендой, нежели правдой. Но меня сейчас волновала не подлинность слуха.
Пара? — ошарашенно подумала, буквально падая на свободную лавку. Сжав некогда покусанную мочку между пальцами, я лихорадочно принялась размышлять. — Будто такое возможно. Хотя о чём это я? Разве Рамира и маг-человек не доказательство возможности не совсем “чистых” союзов? Ладно, пусть, но как насчёт того, что это довольно редкое явление? А ещё… получается: всё происходящее между мной и Киллиамом следствие какой-то мифической парности? И это… не наш выбор…
Совершенно не ожидая, что от таких мыслей меня буквально полоснёт разочарованием, я притиснула сжатый кулак к груди и постаралась дышать ровнее. Оказывается, такое ощущается больнее, если ты совсем недавно захлебывался в счастье. Мало этого так ещё и в голове стало пусто от таких жутких ощущений.
— Верити? — послышался взволнованный голос Киллиама. — Что не так?
Подняв взгляд от своих колен, я прямо посмотрела на обеспокоенного оборотня. Всё такой же красивый и, как оказалось, полностью мой. Вот только отчего же мне так плохо?
Наблюдая за мной, Киллиам сошёл с лица, тут же присел на корточки, чтобы мне не нужно было задирать голову и, протянув мне стакан с узваром, снова попытался узнать:
— Что тебя так расстроило?
Он не спросил, расстроена ли я. Он будто бы точно знал, что это так. И не будто бы. Потому что когда Киллиам осторожно коснулся моего колена, готова поклясться, что ощутила его нервозность.
— Так это правда, — бесцветно произнесла, чувствуя всё ещё неясную обиду.
— Да что происходит? — начал терять терпение оборотень, но при этом, ничуть не повышая голоса. — Ты только что излучала такую чистую радость, а сейчас будто хоронишь себя заживо.
— Мы пара? — спросила в лоб, не желая ходить вокруг да около. Мои слова можно было понять и в более простом смысле, но отчего же Киллиам впервые на моей памяти так сильно растерялся? А затем, взяв себя в руки, он чертыхнулся и взлохматил свои волосы свободной рукой.
Поставив стакан рядом со мной, оборотень взял меня за руки и, крепко сжав их, сказал:
— Не так я хотел поговорить об этом.
— Получается всё неправда, — вдруг сорвалось с моих губ. — А я-то ещё гадала: с чего бы такому мужчине как ты, интересоваться такой, как я…
— Подожди, Вер…, — попытался перебить меня Киллиам, но из меня будто поток рванул:
— У тебя же просто не было выбора. Да и у меня тоже. Что там за нас решило? Магия? Феромоны? Потоки ауры? Кого вы вините в том, что сами выбирать не можете? — истерически усмехнувшись, про себя порадовалась, что отошла подальше от скопления людей. Уж что-что, а поддаваться истерике на публике я просто ненавидела. — И что теперь с этим делать? Я же никогда не смогу стать знатной. А ты, судя по тому, что я знаю о парах, не откажешься от меня. Потому ты постоянно и вертелся рядом.… А я, дура, подумала, что это… любовь…
Воздух закончился, и только поэтому мне удалось замолчать. Было стыдно за свою реакцию, но сдержаться оказалось выше моих сил. Просто жутко обидно, когда ты в кои-то веки отпускаешь себя на волю, а тебя вот так вот резко отбрасывает назад. Ну не могла я воспринимать явление пары как великое благо, потому что своими глазами видела, к чему оно приводит…
— Не плачь, — тихо произнёс Киллиам, и я ощутила, как он что-то стирает с моих щёк. — Тебе нечего бояться. Люди не так чувствительны к феномену пары. Ты в безопасности.
— А ты? Ты в безопасности? Разве тебе не обидно? — шмыгая носом, запальчиво спросила, ведь меня сейчас волновала не только моя судьба. Я злилась и за “благословенного” оборотня тоже.
Тихо усмехнувшись, Киллиам притянул к себе мою руку, сжал пальцы и, поцеловав их, сказал:
— Нет, мне не обидно. Потому что я понимаю суть. Верити, — тихо начал оборотень неотрывно глядя мне в глаза, — знаешь, далеко не все оборотни, как ты когда-то выразилась, тащат в рот всякую “гадость”. Так поступают только те, кто знает о парности, кто верит в неё и кто хочет найти свою половинку. Уже много лет я в курсе не о простом временном явлении метки, что сравнивают с покровительством, а о её истинном предназначении. Такие как я, чтобы не ошибиться в выборе, по сути, мухлюют, — Киллиам тихо смеётся, пока я незаметно для себя успокаиваюсь. — Не метка принуждает нас что-то чувствовать — она лишь указывает на ту, кто может стать той самой парой. Парой, которой можно доверять, парой, которая будет любить всю жизнь, и парой, что пусть не совсем идеально подходит, но при этом точно станет лучшим спутником в жизни.
— Так мы… правда…, — пробормотала я, чувствуя новые волны стыда за свою избыточную реакцию.
— Да, — с улыбкой в уголках губ отвечает Киллиам, — наши чувства настоящие. Метка их не провоцирует. Это делаем только мы.
Оказывается, чуткая сторона оборотня нравится мне не меньше других. Но вот его молчание, прямо выводит из себя.
— Ты должен мне целую кучу нервов, — буркнула я, ущипнув Киллиама за руку. — Если бы сразу всё рассказал…
— Ты бы испугалась, — закончил он за меня, при этом глядя, как на упрямого ребёнка. — С тобой временами очень сложно.
Наигранная жалоба отозвалась моей неуверенной улыбкой и упрямым:
— Тогда надо было кусать варианты попроще.
— Нет, — качает головой такой же упрямый оборотень, — меня полностью устраивает мой выбор.
41.
* * *
Уже и не вспомнить когда у меня было настолько хорошее утро. По идее мне положено быть уставшей, но после медленного пробуждения тело казалось лёгким, отдохнувшим, а на душе впервые за долгое время царил абсолютный покой.
Открыв глаза, отметила, что солнце уже высоко — совсем скоро полдень, а я ещё в кровати и какое же это приятное безобразие. Яркие лучи света стелились по потрепанному коврику, наполняя пустоватую комнату уютом. Его я притащила в первый обустроенный номер, который последние несколько дней служил мне временной спальней. Даже скорее местом, где можно переночевать — кроме просторной кровати (исцеляю свою душу после узкой кушетки, на которой спала до этого) здесь были только полки, выросшие прямо из стен, да сундук с плоской крышкой, где хранилась часть первоочередных вещей. Аскетично, но как временная мера пойдёт.
