последним разблокированным исходом и без возможности даже одним глазом взглянуть на пыльные прозрачные варианты позади.
– Я скучал по прошлому только потому, что не был несчастлив в своём настоящем. Но я больше не знаю ничего. Мне нужна только ты. – предмет на который Филипп наступил буквально вонзился в его незаконченную мысль, разбивая подступающий поток слов лёгким металлическим звоном о резину его ботинок. "Зажигалка".
Такие вещи он очень ценил и очень боялся потерять из своей жизни – маленькие яркие ленточки с самыми запоминающимися кадрами его бессмысленного бытия привязывали его к земле, возвращая в обычный людской мир, откуда он так пытался сбежать. Остальной десяток таких же зажигалок оставался жалобно разлагаться на мельчайшие крупицы действий и явлений без единого шанса на восстановление в прежнюю форму и на принятие верной формулировки. Прохладный дрожащий воздух подступал к шее даже через плотно закрытую куртку, и, тая на жарком от волнения участке, распадался на примитивные вздрагивания, но уже без ощущения присутствия постороннего человека неподалёку, потому что никого кроме них двоих не существует больше.
Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный.
Воспринимая действительность в углублённых недрах высокомысленного содержания, мы запускаем новую партию интерпретации мира.
Преобразилось окружение после первой попытки создать огонь настолько сильно, как только это могло уложиться в головах двух подростков, чудом оказавшихся здесь. Первая вылетевшая из-под кремня искра стала, вдруг, ярче солнца в безоблачный полдень, ослепив обоих до полного беспамятства на какое-то время, обернулось единением. Воздух сгорал как офисная бумага, оставаясь кучкой пепла на красном камне.
Также как и там, прохладно было в самом дальнем отделе магазина через дорогу за их новой школой, куда оба решили заглянуть перед началом занятий. Встретились они абсолютно странно при поступлении туда, но быстро поладили.
Мятая пачка овсяного печенья упала от его неосторожного прикосновения, при попытки протиснуться меж двух стоящих в проходе людей, не поспевая за свободно летающей по всему чайному отделу Лизой. Он быстро затянул болтающиеся лямки рюкзака, извинился зачем-то, и вернул товар на полку туда, где одна из люминесцентных ламп, видимо, перегорела, и висела на хлипких проводах. "Ничего особенного, обычная практика для такого места. Никто не жалуются, и я не стану". Во времени этом, в небольшом промежутке была странная закономерность: он подходит к лампе – свет моргает. Стоит ему только сделать несколько шагов от них в сторону, как всё возвращается на круги своя. Но никаких знаков или вообще чего-то странного парень в этом не замечал, ссылаясь на постоянные перебои с техникой на протяжении всех следующих друг за другом последних шести дней со вторника двадцать второго сентября. Сегодня седьмой день. Двадцать восьмое сентября, но не суббота. Один дробь два.
– Ты кончаешь в шесть? – спросил Филипп, подхватив падающие покупки из рук своей подруги.
– В без двадцати, ещё две минуты на сдачу ключей от кабинета вахтёрше.
– И ровно двенадцать до дома.
– Угу.
– Может, отпроситься с последнего… – еле слышно пробормотал он.
– Я тебе уйду! Ты долг за контрольную закрыл? Я не смогу всегда вымаливать тройку в твоей параллели, я должна присутствовать и на своих уроках тоже.
– Прости. Я точно был уверен, что посчитал уравнения реакций правильно!
– Лучше правильно посчитай мелочь, кажется, у меня немного не хватает.
Покинутым оказался слегка прохладный голубой продуктовый магазинчик на улице через дорогу от новой школы, откуда они вышли в слегка недопонятых отношениях, не представляя: поддержали они друг друга, или, наоборот, открыли коробку со сверкающими гвоздями. "Может, уже пора?". А разрывающий ткани шум испорченного старого телевизора потихоньку подступал к их запертым воротом в ожидании поворотного события. Совсем скоро.
Пока не заметно было затмение, чем-то совершенно вычурным для этой сумасшедшей недели предстала пустая магазинная тележка прямо у дороги, полностью вся покрытая тиной и чем-то, что напоминало мох, наверное. Зелёные водоросли намертво обвились вокруг прогнутой вовнутрь стальной сетки и колёс, слово на скелет было натянуто недостающее мясо. "Кто, интересно, достал её и откуда? Утопил что ли кто-то". Нечто похожего цвета в городе никто месяц не может найти, не говоря уже об украденном из супермаркета утопленнике. Причём, стоял он себе спокойно прямо близ проезжей части так, словно никому совершенно не интересна была его история возникновения; никто кроме Филиппа не пытался дотронуться до неё, не передвигал с места и не фотографировал. Странным было её нахождение здесь, интересным, по большому счёту, но нужно поскорее возвращаться в класс до звонка и не дай Бог следующим за ним пропуском в журнал.
В школе, на удивление тихо. Начались уроки, и шум доносился только за закрытыми дверьми отдельных кабинетов на втором этаже. Только на первом просиживающие окно в расписании старшеклассники из параллели молча смотрели в телефоны и изредка прохаживались от столовой обратно до гардероба, находясь в полнейшем безделье. Для только что обманувшей дождь пары такое видеть не впервой. И держащий в своих руках сумку Лизы парень ощутил прилив расслабляющей его тело силы извне, предшествующее потемнению в глазах. Подкосились ноги, и он чуть не упал на каменный пол.
– Не понимаю только откуда помню пасмурный вечер, заснеженное поле, лес по обе стороны, и машину на дороге позади. Не совсем на дежавю похоже это чувство.
– Ты спал последние ночи? – забеспокоилась она.
– И сном это не назовёшь… Дни были перемешаны. – рука Филиппа соприкоснулась с рукой девушки, и ничего не сказав друг другу оба посчитали это приемлемым. Наверное, сказали сами себе: наконец-то!
И назвал Бог свет днем, а тьму ночью.
И был вечер, и было утро.
Помрачнело небо, земля ушла под ноги не торопясь вместе со всеми фонарными столбами. Дома исчезли. Ничего будто никогда не было, ни слов, ни поцелуев. Шелест сухой переживающей осень травы бился о стенки застывающего посреди небытия пространства разума, крепко удерживая его на земле и не давая взлететь вместе со всем остальным.
То, чего не было – испарилась, обратившись в грязную болотную воду. Грубые позеленевшие корни не находили себе уютного места под осыпающейся в это холодное озеро землёй, потому неспешно выбирались изо дня в день наружу к плавающим на поверхности белым цветам, охотно принимающие новых гостей. Уютно там было, хоть и прохладно. Кое-где, даже, маленькой корочкой льда вода у берега обрастала, медленно застывая у всех на виду. Видно также было желтеющие снизу листья кустов у подскакивающих время от времени волн, но таких немного осталось. Вся сорванная водой зелень
