контуром, что оставляло немало вопрос. Ощущалось это примерно так, будто всё совершенно неподвижно, но в то же время, движется с дикой скоростью. Но по-прежнему страшно было оставаться, догадываясь, что всё останется таким же, как прежде. И… Счастливо, одновременно. Когда ещё удастся так улыбнуться? Рано или поздно всё изменится, и это к лучшему.
– Что?..
– Просто расскажи, что ты чувствуешь!
– Ладно… Я боюсь никогда ни в чём себя не найти. – Лиза спрятала руки в карманы, кажется, что-то нащупав.
– Продолжай-продолжай.
– Фотография! Точно, данная умирающим дедушкой фотография на его последних издыханиях подстегнула меня к выходу наружу. Последняя просьба сделать его внучку счастливой, которая… Как две капли воды похожа на меня и мне ровесница. Это… Алиса?
– Ага.
– Она – это я?
– Что ты теперь чувствуешь? – голос извне продолжал подталкивать на ответы.
– Похоже, что я заботилась не только о ней. Я сделала её счастливой. То есть, себя, верно?
– Если она счастлива, то…
– Я – это по-прежнему я, но в то же время, другая. Трудно объяснить свои взгляды меняясь.
– Не забывай радоваться тому, какая ты сейчас. Это не навсегда. Достаточно быть искренней, даже если что-то препятствует этому. В своё время поймёшь. – сфера смущённо замолкла.
Осталось от их разговора в воздухе лишь чьи-то неаккуратно вымазанные в синей краске отпечатки пальцев и ладоней на белой бумаге, чему слегка разбавленная водой красная акварель добавляла жизни в этот незаконченный рисунок. Кое-где, всё-таки, картина бледнела.
Было небо, а над ним большие совиные крылья, накрывающего его и всех под ним. Звёзды, две луны и змеи, к ним тянущиеся, внимательно выслушали и отпустили девочку. Лишь где-то там догорала чья-то кричащая отрубленная голова под небом тем, что совиными крыльями было накрыто. Когти её раздирали ткани мира и оголяли тьму, просвечивающуюся к людям. Солнца не хватало.
Высокие чёрные абстрактные конструкции, поднимаясь к верху из разволновавшейся воды под восторженные еле уловимые вибрации сферы, заканчивались у новых облаков, спускающие в них свои чистые капли-семена, для начала чего-то большего, чем задумывалось ранее.
– Наконец. Вот оно, разве вы не видите это? Сменился тон, скорость стала меньше. Закономерный конец всему пришёл.
– Но если наша роль не в том, чтобы что-то узнать или понять, то в чём же она? – спросил Филипп.
– У неё есть какой-то большой смысл, и его удастся постичь, только когда увидишь всю картину. И когда это случится, мы сможем сделать шаг назад.
– К парящим разноцветным фигурам…
– Куда интереснее тёмное пространство между ними. Ты его видел?
– Сейчас, когда ты сказал об этом, я и вправду припоминаю, что почувствовал себя странно, когда через него проходил. – взгляд парня изменился. Он держался голыми руками за ледяную стальную решётку где-то в сугробе, найдя в себе силы даже поранившись перелезть на другую сторону.
– Теперь у нас есть за что держаться! Точка отсчёта. В конце концов, нельзя задерживаться в тёмном промежутке слишком долго. Нужно идти вперёд. Так продолжается жизнь. Делай то, что легче.
Громкость безнадёжного рвения наружу из закручивающейся внутрь пустой тёмной окружности разных чудищ и людей росла вместе с голодным растущим диаметром совершенно иного измерения по ту сторону сферы. Они оказались обречены на всеобщую гибель внутри удушающего монстра, пугающий неимением личности и образа, как такого. Все когда-либо кем-то написанные живописные картины маслом, гуашью, фломастерами и прочими художественными инструментами просто-напросто перемешивались в бесконечно пропадающем углублении посреди ничего, хоть и становясь одним цельным всеобщим видением мира. По-настоящему пушистые облитые солнцем света облака с фресок сползали со слегка зеленоватого неба и обращались ничем иным как пустой белой точкой внутри беспорядочного действия. Ничто не может уберечь их от смерти. Чёрты и их мечи утопали в горячем пламени, где и без них была куча народу. Все стали равны. Все стали причислены к жалкому ничтожеству без исключения. Моря и корабли непотопляемые, вдруг, оказались в водовороте чёрном посреди чистого воздуха. Всё исчезало, бесследно.
Человек оказался не более чем выдумкой высокого автора и его дрожащей грязной кистью мазка. Бежевым вихрем посреди синего страха испортить испорченное. Ни зелень, ни тёплые оттенки уже не спасут это произведение. Их лица были страшно обезображены многочисленными хаотичными слоями с предыдущими попытки выехать, хотя бы, на композиции. К сожалению, не было в этом единства. Не было единения. Голые люди под белыми простынями не больше чем пища для оголодавших воронов, прилетевших с обжигающих небес. Ни луны света больше посреди ночи, ни жёлтого светоча ласка поутру. Только гуляющие под окном скелеты с вилами. А круги всё растут и растут.
Да, были, вроде, люди в чёрных балахонах среди действа этого. Но как уже было написано ранее: все стали равны, и они в том числе, не исключение. Да, страшно, но как быть? Раз. Отказывались признавать восходящее новое солнце. Два. Обозлились по незнанию. Три. Просили взамен. Четыре. Умирали. Пять. Принимали. Стало лучше?
Разные твари, утопая в воде, кричали. Но не за что ухватиться им. Тонули. Картина почти доведена до конца. Это конец. В поток мыслей то и дело врываются сгорающие музыкальные инструменты.
Приходит конец всему через вид идеально гладкой каменной площади, за уходящими глубокого в переливающееся белым чёрное небо с душами умерших красными монолитами, откуда к бесконечным ступеням льётся кровь всех когда-либо живущих. И даже верхняя гладь вязко стекала к двум наблюдающим за всем этим страхом детям, медленно покрывая собой верхушки величественных колонн. На фоне творящегося безумия два человека казались этому месту не более чем скоро потухнувшей искоркой, но без которой, само собой, не было бы разведено это пламя. Но и всему этому когда-нибудь придёт конец. Рано или поздно. От того и страшно было знать, что есть что-то более жуткое и непредсказуемое чем абсолютное абстрактное небытие.
Всё предстало синим, почти полупустым кем-то вымазанным пространством с минимум различающихся друг от друга ленивых деталей. Здесь, к примеру, у близких к глазам объектам ничего кроме бестолково изображённых засохшей кистью чистой чёрной краской теней нет ни единого намёка на продолжение и доработку. Всё, что стоит за ними – чистой воды разбавления, не более. Дешёвые материалы дают о себе знать. К примеру, ёлки на том, что кто-то представляет себе называть горизонтом совершенно ничего общего с их отражениями в таком же, как и небо, синем озере не имеют абсолютно! Халтура, только поглядите. Но где же те два ребёнка? Мальчик и девочка.
Они стояли по пояс в воде, глупо и молча наблюдая за проходящим сквозь
