не желаю ничего просчитывать и лезть в дебри! У меня ничего не изменилось!
Лукас поправил:
— У тебя изменилось тоже. Но незначительно. Ты всегда воспринимала нас с Магнусом как-то так. Извини за мою любовь к расчету…
Тамико растрепала его густые, блестящие в свете солнечных лучей смоляные волосы.
— Шшш. Не за что!
Она сама сошла с пьедестала, превратившись из труднодосягаемой мечты в Ту, Что Рядом. Может, Тамико совершила ошибку, но Магнус спокойно отпустил ее, любя по-прежнему безгранично, а Лукас был ощутимо — до исходящего от его тела сияния — счастлив, и Тамико остро хотелось законсервировать этот миг.
* * *
В сущности Лукас выбрал Эстеллу в жены за сексуальность, чудесно складывающуюся в мозаику с его собственной, и умение быть беспроблемно счастливой. От того ли, что Лукас делал, или самой по себе. Потому он и ушел, оставив Эстеллу с копией, как только Эстелла начала терять легкость.
Драмы Лукасу хватало в отношениях с Тамико. Впрочем, отношения с Тамико оказывались насыщены и отличным взаимопониманием, и доверием, и желанием делиться радостью, и общим чувством юмора. Подсознательно Лукас не верил, что Тамико когда-либо покинет его, что Магнус отберет Тамико насовсем. Выходило так, что именно Тамико Лукас считал женой, а Эстеллу любовницей.
Эстелла не могла отличить Лукаса от его совершенной копии. Но она упивалась происходящим, когда сам сияющий Лукас пришел к ней после долгой разлуки.
Эротические пристрастия девушек разнились. Эс не было свойственно то, что нравилось Тами, Тами же внутренне сжималась от предпочтений Эс, и Лукас не имел шансов перепутать их.
Зато он говорил Тамико:
— Теперь, Пушистик, у меня есть стимул вырасти так, чтобы Эрик сколько ни совал свой любопытный нос, ничего не увидел. Чисто технически не выйдет!
* * *
Флавиану прекрасно давалась роль баловня судьбы, и он сумел очаровать родителей Паолы.
Но все равно Паола терялась, когда Флав падал на колени и вручал ей что-нибудь. Когда он ни с того, ни с сего начинал петь в ее честь, нисколько не смущаясь, что его голос уступает голосам великих певцов анамаорэ — для людей все голоса анамаорэ всяко были безупречны.
Паоле мечталось о необременительном флирте. Темная страсть, вырывающаяся, словно огонь, из глубин непостижимой души Флавиана, пугала ее. Вместе с тем Паола не хотела покидать Флавиана, надеясь, что когда-нибудь сможет приспособиться к его характеру.
Глава 367. Личный интерес Марека
Они свободно разговаривали обо всем на свете, шутя, пересмеиваясь и беззлобно пикируясь, и когда Марина спросила у Марека: «А что тебе особенно нравится во внешности девушек?», тот не растерялся и выдал: «Грудь!»
Марина осмотрела свои холмики. Они значительно округлились с тех пор, как Кэйли изменила внешний вид ее тела, превратив дочь из угловатого подростка в ладную девушку, и в то же время это была просто грудь, ничего выдающегося.
Упрекнула Марека:
— Бессовестный! У меня же небольшая!
Марек оправдался:
— А разве я сказал, что мне нравится большая?
Марина не отступала:
— Подразумевал! Ну погоди, Кэйли мне такую сделает!!!
Марек улыбнулся:
— Анамаорэ очень пластичны и могут меняться до неузнаваемости. Анамаорэ моего и твоего будущего уровня, конечно.
Марина не унималась:
— Никакой пластичности! Выращу и уменьшать не стану!
Она нарисовала фантастические окружности, и Марек взмолился, смеясь:
— Издеваешься? Я же буду пялиться, ни о чем думать не смогу! А надо поддерживать разговор! И вообще…
Марина зловеще и вместе с тем тепло ответила:
— Вот и славно! Будешь только обо мне думать!
Марек признался, сияя:
— А я уже…
Марина мечтала:
— Представляю, как мы будем гулять! Я такая, — она опять изобразила внушительный объем, — и ты спотыкающийся, так как глаз от меня отвести не сможешь!
Марек рассмеялся:
— Заманчиво! Эх, погулять мы не скоро сможем, но если после перерождения они не будут приносить тебя ко мне и оставлять тебя рядом, я отыграюсь, когда подрасту!
Марина подтвердила:
— Я тоже отомщу!
Марек заключил:
— Пусть только попытаются нас разлучить!
Он обожал смеяться в обычных разговорах, но когда пара предавалась любви, становился на удивление серьезным и безумно нежным.
* * *
Серые и тусклые дни. И солнце не яркое, а холодное. Или наоборот нестерпимо резкое, до боли в глазах.
Кому-то дарят цветы. Кого-то целуют, просыпаясь поутру. Кто-то ходит вместе в кино, фотографируясь на память.
Ночи не лучше, чем дни, хотя и не хуже. Можно крепко-крепко обнять подушку и забыть, что ты уже долго-долго одна.
Конечно, подушка не мужчина. И подружки, даже самые лучшие, как у нее, любимого заменить не могут.
Другое все — абсолютно все.
Вместе с ними Юми было временами легче, но ей хотелось малодушно запираться в одиночку с огромным тортом, бутылкой сладкого вина и фильмами. Плакать, объедаться, пить умеренно… И надеяться…
Что очередные отношения не закончатся, как обычно. Ее не бросят…
Почему бросают?
Она хорошая хозяйка. Бесспорно.
Дни, когда Юми не умела готовить, остались в далеком прошлом. А за умением варить каши и смешивать салаты потихоньку усвоились и остальные бытовые премудрости.
Достойная любовница. Все мужчины Юми, кроме Оливера, пожалуй, оставались довольны. Даже анамаорэ.
Она понимающая, верная подруга.
Интересная собеседница.
Что, что же не так?
Почему на банном коврике теперь оставались лишь отпечатки ее маленьких ступней?..
Роберт сказал, что ей нужны консультации психолога.
Юми не хотела психолога, ей был нужен просто кто-то заботливый, нежный… Родной…
Который не уйдет и не предаст.
Пусть не идеальный, зато свой.
Роберт был ее первым парнем, а теперь его жена — совсем не Юми — ждала ребенка.
Второго ребенка, а ведь Юми тоже могла бы родить…
Она пока не чувствовала себя готовой и радовалась, что не осталась одна с малышом на руках, все-все ее мужчины оказались не теми.
А от желания бывшего вылечить ее от чего-то непонятного Юми отказаться не могла. Ждала, что все как-то разрешится. Само собой.
Такой знакомый, столь близкий номер. Они болтали часами, пока не стали жить вместе, разговаривая уже глядя друг другу в глаза.
Роберт познакомил их, и он же оборвал их отношения, застав Кацуо за изменой…
Юми негодовала, ненавидела предателя, не могла принять случившееся. С горя начала встречаться с Ашем, заведомо понимая обреченность их свиданий, а когда ушел Аш, и потянулись тоскливые дни одиночества, Юми поняла вдруг, что смогла бы уже простить Кацуо. Позволяла же она Роберту жить одновременно с ней и с богиней…
Роберт распорядился за Юми, запретил им
