– Я не имел права так поступать с тобой, – Стефан прижал ее ладонь к своим губам. – Ты сможешь меня простить?
Мария не выдержала и опустила глаза.
– Поздно.
– Ничто не может быть поздно, если речь идет о вечности. – Он улыбнулся, как любила Мария: полуулыбкой, которая касалась лишь уголков губ и глаз.
– Может, Стефан. – Мария нежно поцеловала его в ямочку на щеке и мягко высвободила ладонь.
* * *
Сбежать из охотничьего лагеря не было никакой возможности: в первую же ночь Влада прощупала стены и обнаружила, что хлипкое с виду строение оказалось добротно сколочено: ни проема пошире, ни сломанной доски. Кроме этого возле сарайчика постоянно дежурили двое солдат.
Большую часть времени Влада лежала на старой соломе, глядя, как в тонких полосах света клубится пыль. Редко перебрасывались фразами охранники, лениво лаяли собаки, фыркали лошади.
Она много раз пыталась почувствовать Марка, но его притяжение по-прежнему было таким слабым, что казалось иллюзией. Зато Влада явно чувствовала то, что, вероятно, и было иллюзией, сбоем в ее особой навигационной системе: семаргла, который отличался от всех остальных. Влада не могла ни увидеть его, ни определить точного месторасположения: он казался беспокойным сгустком энергии, помехой, бредом.
Через несколько дней, после заката, уже задремавшая Влада вдруг открыла глаза. На крыльце вполголоса переговаривались охранники, стрекотали сверчки – внешне все выглядело спокойно, но Влада почувствовала то, о чем еще не знали даже животные: к лагерю приближались семарглы. Марк, Стефан и Карл скользили между соснами, легко и плавно. Далеко за ними также плавно двигалась девушка с черными волосами и прозрачными глазами – та самая, от воспоминаний о которой у Влады до сих пор саднило под ложечкой.
Семарглы остановились в нескольких километрах от лагеря. Они наблюдали за тем, что происходит на поляне, а Влада, пытаясь не обращать внимания, как от радости и волнения захлебывается ее сердце, «наблюдала» за Марком. Его лицо было спокойным и решительным. Он смотрел на поляну, а казалось, – прямо на Владу, как будто ее можно было разглядеть сквозь узкую щель в бревенчатой стене.
Животные всполошились лишь спустя четверть часа, когда брюнетка ринулась прямо к лагерю. Поляна ожила, раздались выкрики, топот сапог, щелчки затворов. Один из охранников оставил пост и бросился в гущу солдат, мельтешащую на фоне костров. Через щель между бревнами Влада наблюдала за этой суматохой с равнодушным спокойствием: Марк находился слишком далеко, охотники не представляли для него угрозы.
А потом все изменилось. Отчаянно заржали лошади, взвыли собаки, и от плохого предчувствия у Влады заскребло под ложечкой: странный семаргл, которого она посчитала иллюзией, приближался к лагерю. Вскоре трое охотников на цепях протянули монстра мимо сарая. Он вырывался, рычал, лязгал челюстями – изувеченная гора мышц и лицо, искаженное то ли болью, то ли яростью.
Влада отпрянула от стены: жуткое зрелище. Но настоящий ужас она испытала минутой позже, когда внезапно почувствовала притяжение Марка, совсем близко, на окраине поселке, – на расстоянии выстрела, в досягаемости чудовища!
– Пожалуйста, уходи… – шепотом молила Влада, припадая то к одной, то к другой щели в стене.
Волнение не позволяло понять, что делает Марк. Влада улавливала только фрагменты: его лицо, решительное и спокойное, разорванные веревки, чьи-то светлые волосы.
– Что бы ты ни задумал, уходи…
Сердце захлебывалось от любви и страха. Впервые с Невестиной ночи Марк находился рядом, всего в нескольких сотнях метров. Наверняка, он чувствовал ее также хорошо, как и она его – и это могло стоить ему жизни.
А затем рядом с крыльцом раздалось лошадиное ржание, перед глазами промелькнул ершик светлых волос – и быстрее, чем Влада поняла, что происходит, охранник грузно осел на землю. Щелкнул дверной замок. Не медля ни секунды, Влада выскочила из сарая.
Марк исчез, ее спаситель – тоже, только у крыльца металась вороная лошадь. Влада переступила через лежащего без сознания охранника и схватила кобылу под уздцы.
– Милая, помнишь меня?
Кобыла тихо заржала.
– Вот умница! – Влада погладила теплую, пахнущую травой шею, чувствуя, что ее прикосновения успокаивают лошадь. – Мне очень нужна твоя помощь! – Она вставила ногу в стремя, схватилась за гриву и вскочила в седло. – Беги отсюда – так быстро, как сможешь!
Казалось, Милая только этого и ждала: она вылетела из лагеря в считаные секунды.
Влада даже не пыталась следить за дорогой: пригнулась, зажмурилась и со всей силы обхватила коленями горячие лошадиные бока. Она открыла глаза, только когда Милая остановилась перед домом Стаса.
Ночь в Старых Прудах была такой же, как в лагере до прихода семарглов: светила молочная луна, пели сверчки, дул нежный ветерок. Идиллия, которая могла закончиться в любое мгновение. Влада отвела лошадь в стойло и притащила ведро колодезной воды.
– Пей, Милая.
Так хотелось опуститься рядом, сесть в полосе лунного света и прислониться затылком к бревенчатой, еще теплой после знойного дня, стене. Смотреть на колыхание ромашек возле забора, слушать фырканье лошади, строить планы на завтра: куда съездить на велосипедах с Марком, где устроить фотосъемку, что приготовить с Терезой… «Этого больше никогда не будет», – одернула себя Влада.
Не будет любования ромашками. Не будет прогулок с друзьями и семейных ужинов. Она остановилась на пороге мира, в котором слово «смерть» упоминается чаще, чем «жизнь». В котором любимый мужчина питается человеческим теплом. В котором слово «семья» ничего не значит.
Ей нужно сделать шаг вперед – или закрыть эту дверь и больше никогда к ней не приближаться. Прожить две жизни не удастся. Пока она медлит, подвергаются опасности все, кто находятся рядом. Нужно сделать выбор – быстрее, чем кто-нибудь умрет.
Влада закрыла стойло и вышла во двор. После долгой верховой езды ноги нестерпимо болели: даже пара десятков метров дались с трудом. Только она дошла до калитки, как почувствовала приближение семаргла.
– Я могу доставить вас домой, сударыня? – сухо спросил Михаил и, не дожидаясь ответа, закинул Владу на плечо.
* * *
Едва зайдя в спальню, Влада рухнула на кровать. Еще некоторое время перед глазами всплывали то сосредоточенное лицо Марка, то изучающие глаза Кота, а потом все исчезло.
Во сне она снова галопом скакала на Милой, не останавливаясь, не оглядываясь. Стояла черная тихая ночь, только ветер свистел в ушах. На душе было легко и радостно: пока скачешь, не нужно делать выбор.
Она все еще спала, когда ощутила чье-то присутствие, вскочила – и в тот же момент кто-то рукой зажал ей рот. На мгновение Владу накрыла волна паники, а затем, когда незнакомец прижал ее затылок к своей груди, – безудержного счастья. Это был Марк.
