— Разве здесь так уж плохо?
— Плохо? Да нет, Кэя, это нормальная планета для жизни. Универ, опять же, нормальный. Люди… нормальные. Но я-то с прибабахом! Тянет меня улететь, начать другую жизнь в другом месте. Ты знаешь, — Джуди пошла по улице, вновь окунаясь в свои мысли, — все здесь у меня не так. Я не развиваюсь здесь. Я у отца единственный ребенок, единственный близкий человек, вот он и хочет держать меня при себе. А я повидать другие планеты хочу. Увидеть что-то масштабное, экзотичное, новое. Так жить хочу, чтобы кровь в жилах бурлила.
Я кивнула. Понимаю: все привычное опостылело ей, любовь отца стала тяготить. Уже на станции хорошо проглядывалось, что Джуди желает обрести самостоятельность.
— И что, появился шанс улететь, раз ты так задумчива?
— Да, появился.
— Тогда почему ты такая грустная?
— Потому что, а — волонтерская программа, куда я отправила свою анкету, берет волонтеров минимум на два года, б — мне придется бросить универ, потому что на последних курсах допускается взять отпуск только на год, в — отец расстроится, г — ответ нужно дать быстро.
— Но ты ведь уже все решила, так?
— Да. Не хочу больше оставаться здесь.
— Так не оставайся. Делай, как душа просит.
Джуди удивленно на меня посмотрела:
— И это ты про душу говоришь? Ты, озабоченная правилами и традициями?
— В последнее время я многое переосмыслила и поняла, что счастье — в свободе. Свободе делать то, что хочешь, быть там, где хочешь. Отец тебя поймет, Джуди. А законченное образование не так ценно, как практический опыт. Даже если ты ошибешься, а потом будешь жалеть, что бросила универ, все равно это будет отличный опыт принятия самостоятельного решения. Так люди и взрослеют, Джуди. А тебе пора уже бы повзрослеть.
Козловски так возмутила моя заметка о возрасте, что она вынырнула из меланхолического омута своих размышлений и фыркнула:
— Ну-ка не умничай тут! Я тебя вообще-то старше на пять лет.
— До сих пор в это не могу поверить… Ты же дитя дитем.
— Ты-то сама что, взрослая? Даже у нас, младших рас, зрелость настоящая годам эдак к ста приобретается.
— Зрелость и возраст не коррелируют, это ошибочное мнение. Можно быть зрелым в двадцать и инфантилом в двести, Пузо, — я нарочно использовала особенно раздражающее ее прозвище, и Джуди сразу среагировала:
— Ой, заткнись уже, Задница!
— Что, обиделась?
— На кого — тебя? П-ф-ф!
Я была рада тому, что удалось немного растормошить Джуди. Переругиваясь-перешучиваясь, мы дошли до любимого сквера мисс Козловски, где долго еще обсуждали, стоит ли ей бросать универ и есть ли в этом смысл. Так как сама я недавно все круто изменила в своей жизни, то сказала Джуди честно, что слишком романтизировать будущее нельзя, но и бояться его нельзя тоже.
Но что бы я ни сказала ей, она уже подсознательно давно приняла решение, и вскоре, избавившись от последних сомнений, сделала выбор. Ее кандидатуру в волонтерской программе одобрили и прислали договор. Осталось только получить визу, позволяющую путешествовать по планетам соседних систем. Для этого Джуди нужно было слетать в визовый центр по месту жительства, в другой город. Меня Козловски решила взять с собой за компанию; да и сама я хотела побывать в городе, где она выросла. Не могу сказать, что эта поездка особенно меня впечатлила: мы долго летели, потом долго сидели в очереди, очень долго сидели в очереди, затем я долго ждала ее в коридоре… К моменту, когда Джуди разобралась с формальностями и подала заявление, улицы расцветились миллионами неоновых цветов и оттенков.
Шум, гам, яркость, духота, толпы людей быстро меня утомили, поэтому я желала только поскорее добраться до городской квартиры Козловски и выспаться, но Джуди захотела отпраздновать счастливое бюрократическое событие — поданное заявление на визу.
Она затащила меня в какой-то бар, забитый молодыми и явно не самыми обеспеченными гражданами, заняла хорошие места у барной стойки и заказала выпивку. Поглядывая на поглядывающих на нас граждан весьма сомнительного вида и намерений, я шепнула Джуди:
— Не уверена, что это подходящее место для таких, как мы. Давай уйдем.
— Это просто бар, Кэя, расслабься. Мы имеем полное право выпить там, где хотим. Кто упрекнет нас в этом?
Последние слова ее услышал парень, сидящий рядом. Он повернулся к Джуди и, улыбаясь, произнес:
— Вы совершенно правы, юная леди. Никто не вправе упрекать вас в том, что вы хотите выпить.
Джуди, обычно обделенная мужским вниманием (что странно, ведь она очаровательна), обрадовалась интересу этого парня. У него были выбеленные волосы, нахальная мальчишеская улыбка и яркие голубые глаза. Видимо, он попал в любимый типаж Козловски, ибо та немедленно адресовала ему улыбку и ответила:
— Алкоголь необходим! Чтобы восполнить потерю крови, которую сегодня выпили у меня эти чертовы бюрократы!
— Бюрократия — главное зло Союза, — согласился блондин. — Позвольте посочувствовать и угостить вас. «Трапецию» любите? Очень неплохой коктейль.
— Да-а? Ну тогда угощайте, я согласная на все.
— Спасибо, не нужно, мы купим сами, — вмешалась я. Блондинчик глянул на меня с интересом, и, как многие другие, не узнал представительницу старшей расы. Это меня и расстроило, и успокоило. Я не так уж выделяюсь среди местных, а это хорошо, если Нигай отправит за мной кого-то на поиски. Нигай… Зачем я вспомнила про него?
Смазливый блондинчик меж тем придвинулся к Джуди и голубки предались отчаянному флирту. Я поморщилась: мне не нравился этот бар, мне не нравились люди вокруг и, в частности, не нравился этот смазливый тип. Но Джуди жаждала флирта и общения; она впервые за долгое время находилась в приподнятом настроении, поэтому мои неодобрительные взгляды игнорировала.
Блондин заказал нам выпивку — прозрачные коктейли в высоких бокалах. В отличие от Джуди, которая в один момент осушила полбокала, я лишь чуть пригубила коктейль, который на вкус оказался даже довольно приятным. Смазливый стал расспрашивать, какие именно бюрократы пили кровь Джуди, а та, раскрасневшись, рассказывала.
Я слушала этих двоих и следила за Джуди, как строгая дуэнья, подсознательно чувствуя, как она податлива сейчас. Так бы и продолжила сидеть рядом и стеречь ее, если бы не ощутила легкое недомогание. Пришлось отлучиться ненадолго в туалет и оставить голубков одних.
В туалете, оценив свое отражение в зеркале, я отметила, что бледна и вся в поту. Да еще и взялась откуда-то тошнота… Музыка, взрывы смеха, резкие запахи освежителей воздуха спровоцировали головокружение, а за ней и рвоту. Неужели это снова реакция на местные закуски и выпивку? Я-то считала, что уже привыкла ко всему здешнему… Уткнувшись лбом в прохладную стену кабинки, я постояла немного, пережидая, когда дурнота пройдет. Дурнота действительно прошла, но ее сменили давящая боль в висках и слабость в конечностях. Определенно, я сегодня не в форме. И, определенно, мне лучше быть абсолютной трезвенницей.
Я вышла из кабинки, умылась, прополоскала рот и вернулась в зал.
Джуди у стойки не оказалось. Не оказалось и смазливого типа. Быстро осмотрев весь бар, включая темные местечки, я вскипела от злости.
Увел, мерзавец! Напоил ребенка и увел! Неважно, что Джуди за тридцать и она меня старше, она все равно ребенок, ребенок без иммунитета к бессовестному флирту! Я спросила у бармена, куда ушла белобрысая парочка. Бармен кивнул в сторону выхода.
Расталкивая разгоряченную молодежь, пытающуюся уместиться в тесном пространстве, выделенном для танцев, я вышла наружу, глотнула более-менее свежего воздуха и огляделась. Где-то вверху все светилось неоном, но улица, где находился бар, была менее освещенной.
Я попыталась дозвониться до Джуди по передатчику, но она, негодяйка, не ответила. Сделав еще несколько попыток дозвона, я шумно выдохнула и снова огляделась. Неподалеку от бара стояла, опираясь спиной о стену противоположного здания, девушка, и зависала в планшет. По лицу ее прыгали световые пятна от экрана; судя по всему, девушка играла в какую-то игру.
