балах; ткань была достаточно плотной, чтоб не пропускать наружу тихий шепот, но окончательно исчезнуть было невозможно: люди в нише отбрасывали четкие тени на полотно, давая всем проходящим, наблюдавшим за этим театром теней, повод для усмешки и острой шуточки. В коридоре все огни были погашены, так что Аннабелль могла не бояться быть замеченной. Она осторожно продвигалась вперёд, прислушиваясь ко всем доносившимся до неё звукам. Шум напоминал весёлый щебет, зачастую превращавшийся в оглушительное кудахтанье, в котором то и дело звучали пронзительные возгласы: «наряды», «танцы», «бал». Аннабелль не верила своим ушам.
Балов не проводилось больше года. Новый правитель отменил все светские мероприятия, оставив только народные гулянья, не требовавшие больших залов и роскошных нарядов. Да и тех было не особо много, страну всё приводили в порядок после революции. Аннабелль вздрогнула, вспоминая ужасные события недель, на протяжение которых улицы превратились в русла багровых рек, ещё долго окрашивавших землю далеко за пределами столицы. Новый правитель приказал разрушать все напоминания о несправедливом прошлом, в котором были «богатые и бедные». Тогда люди врывались в дома аристократов, выбрасывали хозяев на улицы и творили с ними всё, что заблагорассудится, утверждая, что мстят за годы их гнёта. За несколько месяцев все поместья и резиденции оказались разорены. Мародёры вламывались в особняки и дворцы и грабили их, не испытывая ни уважения, ни сострадания к гибнущей в их руках красоте. Они просто брали своё. Королевские резиденции было приказано разобрать на камни, чтобы настроить новых одинаковых домов, но с исполнением этого приказа никто не спешил. Люди постепенно приходили в себя, возвращались в родные места и пытались построить жизнь заново. От мысли, что теперь всё по-новому она казалась лучше и легче. Сделавшиеся бездомными спешили занять бывшие королевские резиденции и усадьбы, находившиеся вдалеке от взора императора: в лесах, на побережьях, как можно дальше от крупных городов. В одном дворце могло проживать несколько семей, а порой и целая деревня, опустевшая за месяцы бушевавшей гражданской войны. Их называли «лесными баронами», на своей территории они зачастую устанавливали свои законы и становились опаснейшими разбойниками, жившими, подобно героям сказок, в пещерах, когда-то бывших роскошными покоями, но потускневших и увядших, так что от великолепия оставалось только эхо. В одном из таких дворцов Аннабелль пришлось ночевать, она жила в одной комнате с беглым каторжником, пытавшимся её то ли соблазнить, то ли обокрасть, и с деревенским дурачком, крутившимся на одном месте, указывавшим на что-то пальцем и смеявшимся тихим противным смехом. Не нужно говорить о том, что та ночь тянулась бесконечно долго; не дождавшись рассвета, Анна покинула то пристанище, больше не боясь дождя, вынудившего её остановиться в том гнетущем дворце. Но в этом месте всё было иначе. В свете луны всё казалось правильным, нетронутым произошедшими событиями. Они будто обошли его стороной, а в стенах дворца роскошно разодетые кавалеры и дамы продолжали танцевать и веселиться, обсуждая погоду, легкие романы или какую-нибудь бессмыслицу, которая вдруг сделалась крайне важной.
Анна застыла рядом со створками массивных дверей в конце коридора, из-под которых лился яркий свет и звуки бала, и не решалась повернуть ручку. Это было сродни встрече с призраком, и девушка не знала, готова ли к ней. Она воровато оглянулась и осторожно приоткрыла дверь. Яркий свет сотен свечей ослепил её, так что несколько секунд было невыносимо больно открыть глаза. Когда она всё же привыкла к освещению, то поняла, что не видит достаточно, сквозь приоткрытую дверь удавалось рассмотреть только проскальзывавшие мимо силуэты, точно тени, но разглядеть их как следует девушке не удавалось. Аннабелль открыла дверь пошире, как вдруг та скрипнула, выдавая присутствие девушки. Танцующие остановились. Повисла невыносимая тишина, особенно гнетущая из-за того, что заполняла собой комнату, в которой было множество людей. Дамы и кавалеры в расшитых сияющими нитями и драгоценными камнями нарядах удивленно смотрели на девушку в простом платье, с волосами, в которых ещё оставались мелкие ветки, хвоинки и листья, падавшие на пол при каждом повороте головы. Через секунду Аннабелль захлопнула дверь и застыла рядом с ней, судорожно думая, что делать дальше. Ответ был очевиден — бежать, но что-то заставляло её оставаться на месте. Как будто достаточно было досчитать до десяти, и всё бы исчезло, а может, они бы пригласили её присоединиться к веселью. Дрожащей рукой Аннабелль открыла дверь. Зал был пуст, свечи погашены, и только заполнивший комнату дым напоминал о том, что происходило тут несколько секунд назад.
Девушка осторожно вошла внутрь, морщась от запаха дыма, и принялась осматриваться. Факт того, что несколько десятков человек исчезли за пару мгновений, в свете последних событий вызывал лишь легкое недоумение. Аннабелль саркастично подумала, что слишком быстро привыкает ко всему необычному. Она обошла весь зал, взглянула на каждую картину, на все каменные цветы и листья, оплетавшие мраморные колонны и поднимавшиеся по ним вверх, к куполу, а от него спускавшиеся вниз в виде массивной люстры, которую теперь было сложно рассмотреть под толстой коркой застывшего воска.
«Что ты здесь делаешь?»
Аннабелль обернулась. На пороге стоял юноша лет шестнадцати, худой настолько, что кости едва не пропарывали болтавшуюся на нём одежду. В глазах были голод, любопытство и серьёзность, всем своим видом этот парень напоминал волчонка. Он смерил девушку пристальным взглядом и прошёл по залу, открывая окна. С первым открывшимся окном стена задрожала и пошла волнами от шелеста хлопавших крыльев огромной стаи мотыльков. Насекомые были всюду, как ковры и гобелены с секретом, которые можно рассмотреть только если очень пристально вглядываться. Девушка ступала осторожно, отчего-то боясь ненароком задавить какого-нибудь мотылька.
— Здесь только что были люди. Мне стало интересно. Я решила посмотреть, — ответила Аннабелль тихо, будто стесняясь собственного голоса, звучавшего во много раз громче в холодных стенах. Он дрожал и звенел, отдаваясь гулким эхом, будто и не принадлежал девушке вовсе, а жил собственной жизнью.
— Были, — кивнул юноша. — Они то появляются, то нет. Но если появляются, то на рассвете исчезают, — хмуро сказал он, взглядом указывая на окно.
— Почему они появляются? — спросила девушка и подошла к окну. Ей открылась прекрасная картина: безграничное, свободное, колышущееся под порывами ветра море. Солнце поднялось повыше, красные вспышки на востоке стали затухать и все силуэты приобрели черты и формы. Присмотревшись, Анна увидела, что волны превратились в густой лес, тянувшийся своими буро-зелёными ветвями к небу, будто в попытке ухватиться.
— Не знаю, — бросил юноша. — Появляются и всё, мы к ним не выходим. Лучше вообще, чтобы они не знали, что ты здесь, — сказал
