же ярко, как собственные, и в этой безумной мешанине не было ничего похожего на злорадное предвкушение.
Он коснулся охранной сети квартиры, сделав ее видимой. Перебрал заклинания одно за другим. Все на месте.
– Нет, – сказал Родерик. – Мой дом хорошо защищен.
Нори выдохнула, на миг ссутулившись. Развернула плечи.
– Это правда, что ты – старший сын императора?
Вопреки всему, он ощутил не страх, а облегчение. Больше не надо изворачиваться, и врать тоже не надо. А хуже уже точно не будет. Нори сказала, что не хочет иметь с ним дела. Шарахнулась от его прикосновения – куда уж хуже?
– Правда.
Нори кивнула, так, словно и не ожидала другого ответа, и Родерик не удержался от любопытства.
– Оливия проболталась?
– Что, ваше высочество, неприятно, когда разбалтывают ваши тайны? – усмехнулась Лианор. – Нет. Не Оливия.
Лианор
Его признание расстроило меня. Глупо и совершенно нелогично, но где-то в глубине души я все еще надеялась, что произошло какое-то недоразумение. И в то же время Родерик не стал изворачиваться и оправдываться. Еще глупее, но я обрадовалась этому.
– Позвольте спросить, ваше высочество, когда вы собирались рассказать мне, кто вы? – не удержалась я от упрека. – И как к вам правильно обращаться?
Зачем? Зачем я веду себя как базарная баба? Я здесь не для того, чтобы скандалить. Но вместо того, чтобы заткнуться, продолжила:
– Ваше высочество или ваше императорское высочество?
По лицу Родерика пробежала тень.
– Перед дипломом. Я хотел рассказать перед моим дипломом.
Я едва не рассмеялась. Перед его дипломом. Очень удобно. Финальная точка и вроде как даже нет причин для ссоры. Просто и полной дуре стало бы ясно, что нам дальше не по пути.
– И для тебя я Рик.
Я замотала головой. Он посмурнел еще сильнее.
– Для друзей я Родерик, титулы и чины не имеют значения.
– Друзей? – не выдержала я. Надо было молчать, ведь я пришла к нему не для того, чтобы закатывать скандал. Однако слова рвались сами, без участия мысли. – Мы не были друзьями, ваше высочество. И точно не станем ими теперь. Я… – Я заставила себя прикусить язык.
Я любила его. Точнее, люблю. Дружба – это совершенно по-другому. Поэтому мы действительно не были друзьями и уже не станем ими, даже когда моя любовь угаснет. Но какой смысл сотрясать воздух, говоря об этом?
– Тогда зачем ты пришла? – спросил он, глядя мне в глаза так, что я едва снова не разревелась. – И почему опасаешься прослушки?
Он прав. Я веду себя как дура.
– Проверьте, пожалуйста, нет ли на мне следилки? Сама я этого не умею.
Родерик сплел заклинание.
– Нет. Никаких следилок. Прекращай «выкать» мне и объясни, наконец, что происходит.
Я вздохнула. Точнее, попыталась. Теперь, когда я отвлеклась от выяснения отношений, грудь снова перехватил ледяной обруч. Как бы я ни поступила сейчас, назад пути не будет.
– Сегодня вечером ко мне подошел один человек и сказал, будто уже все, кроме меня, знают, что вы принц.
– Бред! – воскликнул Родерик.
– Будто, когда император ходил по университету, все обратили внимание на ваше сходство: манеры держаться, жестов и интонации.
Родерик то ли справился с удивлением, то ли решил не показывать своих настоящих чувств.
– Сомневаюсь, что это правда. Если бы действительно все обратили внимание на сходство, меня бы замучили вопросами и предположениями. Студенты молчать не умеют.
– Оливия сказала то же самое, – кивнула я.
– С кем еще из подруг ты это обсуждала?
Очень хотелось сказать, что, в отличие от него, я умею хранить чужие тайны. Но незачем опускаться до мелких подколок и портить память о том хорошем, что было. И без того наговорила.
А еще я поняла, что мне придется назвать имя Дейзи. Придется стать доносчицей, а за некромантию…
От этой мысли меня замутило. Я покачнулась. Родерик тут же оказался рядом, подхватил под локоть.
– Нори?
– Все хорошо, – пролепетала я. – Голова закружилась.
Родерик усадил меня на диван. Теплые ладони легли на виски. Я дернулась – снова чувствовать его прикосновения, его заботу было слишком больно. Но Родерик опустил руки только когда магия пробежала по моему телу.
– Ты нормально ела сегодня? Хорошо спа… – он осекся, поняв, что спрашивать, хорошо ли я спала, сейчас было бы сущим издевательством.
– Я нормально ела, плохо спала, но это не имеет отношения к делу, – сказала я. – Я не обсуждала ни с кем, спросила только Оливию – правда ли то, что мне рассказали. Она не знала, что ответить, и я поняла, что нужно поговорить с тобой… С вами.
Вспомнив о том, что мне не подобает сидеть в присутствии принца, я попыталась подняться с дивана, но голова снова закружилась. Родерик мягко взял меня за плечо.
– С тобой, – сказал он, усаживая меня обратно. – Перестань. Пожалуйста. Если только ты не хочешь специально задеть меня побольнее. В таком случае у тебя хорошо получается.
Я прикусила губу.
– Нет. Я просто знаю свое место.
Он хотел что-то ответить, но я перебила его. Невежливо, но у меня не осталось сил вступать с ним в перепалку.
– Оливия сказала, что раз непохоже, будто все знают…
– Кто-то наверняка знает, – Родерик притянул магией кресло, уселся напротив меня. – Как минимум ректор. Та же Оливия. Кто-то мог запомнить меня, когда я мельтешил при дворе в качестве наследника, и узнать.
Мне захотелось спросить, за какие грехи он перестал быть наследником. «Пошел наперекор воле родителей» сказал тогда Родерик. Но между ним и императором – если в саду в самом деле был император – не чувствовалось напряженности.
«Это не мое дело, – напомнила я себе. – Я здесь не за этим».
– Оливия сказала, что тот человек, который со мной говорил, наверняка рассказал мне не просто так, и советовала подумать, зачем бы ему это понадобилось.
Во рту пересохло. Все, назад пути нет.
Что там в пузырьке? В самом ли деле приворотное зелье? Или какой-то ментальный эликсир, а то и вовсе яд?
И если это действительно приворотное зелье – какой платы от меня потребуют? Что я должна буду пожелать у Родерика не для себя, а в качестве «благодарности за помощь»? Кругленькую сумму на булавки, передать моим «благодетелям»? Титул и пожизненное жалование для кого-то за заслуги перед короной? Чтобы одурманенный зельем Рик убил императора?
И хоть я и понимала все это, и потому страх скручивал нутро, все же сознавать, что казнь подруги окажется на моей совести, было невыносимо.
Дейзи ведь, как и
