Он мог уже до этого пожать мне руку, и я бы не поняла, что он делает. Вместо этого он спросил моего разрешения, а мне ничего не стоило дать кому-то ответ.
– Конечно.
Я повернулась и устроилась поудобнее, мы сидели на коленях лицом друг к другу, и я протянула к нему руки. Его руки были теплыми и мозолистыми после стольких лет работы с землей. Я закрыла глаза и отключила разум, как будто мое тело знало, что делать. Мне показалось, что я увидела вспышку воспоминания о другом мужчине с теплой улыбкой, он держал розу из драгоценного камня и смеялся, и меня охватило чувство тепла и уюта. Когда я открыла глаза, по щекам садовника текли слезы.
– Вы в порядке? – спросила я, отпуская его руки.
– Спасибо тебе, – кивнул он. – Это все, что мне нужно было увидеть. – Он вытер глаза носовым платком. – Встретимся здесь, под персиковым деревом, в полночь. Я отведу тебя к ткачихе.
Я слегка сжала его плечо.
– Я не знаю, как вас благодарить. – Я поднялась, чтобы уйти, но потом остановилась и обернулась. – Только еще один вопрос. Вы знаете о девочке с бриллиантовыми слезами?
Его густые брови сошлись на переносице, но он кивнул.
Он покачал головой.
– Нет.
Я с облегчением улыбнулась.
– Нет, нет, – продолжил он со вздохом. – Вместо себя он заставлял делать это бедного казначея.
Глава тридцатая
В тот вечер я смотрела на огонь в своей комнате, прокручивая в голове все возможные объяснения того, почему садовник поверил этой ужасной лжи. Каждый раз, когда мой разум выдавал какой-то довод в пользу этой версии: отец презирал Дариуса и с готовностью возложил бы на него ответственность за такой ужасный поступок; они с матерью внезапно покинули Корон, что означало, что отец мог уехать, чтобы пощадить ребенка; моя мать была колдуньей, а значит, могла тоже подвергнуться пыткам, если бы отец не подчинился – я прятала его обратно, туда, где ему самое место. Отец никогда бы не причинил вред ребенку. Это просто было невозможно.
Когда я услышала стук в дверь, то не знала, должна ли бояться или радоваться тому, что меня прервали. Одетая в ночную рубашку, чтобы не вызвать подозрений, если придет Дариус, я быстро завернулась в плед и встала.
– Войдите.
Дверь со скрипом открылась. В ожидании вгляделась в темноту. Я почти закричала, когда дверь снова закрылась.
– Тссс! – прошипел Эвран, появляясь из тени.
– Где ты был? – Я откинулась в кресле, прижав руку к колотящемуся сердцу.
– Искал. Но сегодня днем я слышал ваш разговор с садовником. Я пойду с вами. – Эвран опустился передо мной на колени, он выглядел еще более потрепанным, чем при нашей последней встрече.
– Давай я принесу тебе какую-нибудь одежду и еду, – сказала я. – Ты, наверное, умираешь с голоду.
– Я воровал с кухонь. Там никто не замечает. Извини. От меня, наверное, ужасно пахнет.
– Я провела с тобой в дороге несколько недель. И уже привыкла.
Он улыбнулся и оперся руками о подлокотники кресла, чтобы подняться и поцеловать меня.
– Что, если придет Дариус? – прошептала я.
– Он в своих покоях, подписывает десятки указов. И пробудет там всю ночь.
Я улыбнулась и наклонилась к нему, не обращая внимания на запах и грязь. Но потом я вспомнила слова садовника. Он был прав, мне нужно было отказаться от своей прежней жизни, чтобы остаться здесь. Эвран не сможет прятаться в тени всякий раз, когда мы захотим встретиться.
– Что такое? – спросил Эвран, чувствуя мою неуверенность.
– Я просто не могу представить, что потеряю тебя. – Мой голос дрожал, когда я в отчаянии опустила голову. – Что мы будем делать?
Он взял меня за плечи и поднял на ноги.
– Ты никогда меня не потеряешь, Лиора. Клянусь тебе.
– Как? Как мы сможем меня освободить? Если попытаешься, то только подвергнешь опасности себя и свою мать. Я заключила эту сделку, чтобы защитить тебя именно от этого.
– Разве ты не понимаешь, что я не хочу быть там, где нет тебя, и что без тебя мне ничего не нужно? – Он смотрел мне в глаза. – Я был потерян еще до гобелена. Я боялся самого себя, того, кем могу стать. А ты меня нашла. Ты была моим светом во тьме.
Обеими руками я взяла его за лицо, и сияние моей кожи превратило его глаза в сверкающие изумруды.
– А ты – моим.
Он повернул голову и поцеловал мою ладонь.
– Вот тут ты ошибаешься, Лиора. Твоим светом во тьме была ты сама. Тебе просто нужно было в себя поверить.
– Может быть, – сказала я. – А может, вера в хорошее друг в друге помогла нам открыть хорошее в себе. – Я уже собиралась его поцеловать, когда до нас донесся первый звон колокола. – Нам нужно идти, – сказала я, потянувшись за пледом.
– Я буду с тобой. В тени, конечно, но я буду там.
Я кивнула и повела его из комнаты вниз через множество ступеней. Во дворце было тихо, но я каждый раз внимательно прислушивалась, прежде чем завернуть за угол. Я уже собиралась выйти в сад, когда услышала голос Дариуса.
– Скажи капитану, я хочу, чтобы кто-нибудь постоянно охранял мисс Дюваль. Если она пойдет гулять, я хочу знать об этом. Она чрезвычайно ценна. Ты понимаешь?
Когда его голос приблизился, я попыталась спрятаться, но деваться было некуда. Тогда я почувствовала это – словно прохладное касание, на меня опустилась тень Эврана и скрыла мое сияние как раз в тот момент, когда Дариус завернул за угол. Он прошел мимо, даже не взглянув на меня.
Эвран держал меня в тени, пока мы не оказались в саду. Я все еще думала о словах Дариуса. У нас было даже меньше времени, чем я думала. Как только ко мне приставят стражника, я уже не смогу увидеть Эврана.
К счастью, садовник уже был на месте и тревожно кружил вокруг персикового дерева.
Увидев меня, он кивнул и, не говоря ни слова, направился к лесу. Я последовала за ним, мое сияние все еще было приглушено тенью Эврана, но лишь настолько, чтобы не вызвать подозрения садовника. Мы прошли через лабиринт живой изгороди и розарий, потом спустились по длинной тропинке, которой я никогда раньше не пользовалась. Она огибала зверинец, где все еще стояли стражники Дариуса.
– Сюда, – сказал садовник, когда мы вошли в лес. Мы шли до тех пор, пока не услышали звон, отмечающий половину первого ночи, тогда мы нырнули в просвет в кустах остролиста, который я сама никогда бы не заметила.
– Смотри в оба, – сказал он, отводя в сторону ветви, чтобы листья меня не укололи. Его собственные руки были покрыты мозолями, так что его это, казалось, не беспокоило. Мы вошли в длинный туннель из разросшихся живых изгородей, такой низкий,
