Вот почему Хэла сказала Элгору, что внутрь Шерга не полезет, потому что убьёт, точно убьёт и ничто и никто её не остановит.
Тогда она заговорила от его злого умысла против серых, которые очень от него страдали, а жаловаться не могли, и Хэла их понимала. Сложно переступить через себя и пойти рассказать об унижении и насилии, да ещё кому — дядьке, который хоть может и справедливый, и хороший, но страшен, как дьявол, да и приходится этому душегубу старшим братом, хоть и сам может такому родству не рад.
А Шерга в ту ночь пошёл и зарезал того самого тора, к которому она привязалась, и которого вспомнил Рэтар, когда ругал её после потери сознания, а потом жалел после того, как отругал. И Хэла сама ферану так правды и не сказала.
С такими, как Шерга, нельзя было знать, чего можно ждать. Невозможно всё вокруг заговорить, невозможно и его изолировать, хотя об этом Хэла тоже думала. Но силёнок у неё на такое навряд ли хватит, тем более в этом мире основа всего было “право” — личное право на что-либо, и с этим было сложно. А у неё даже были мысли в голове — дать Шерга что-то себе сделать плохое, а потом убить его, защищаясь… к этому очень серьёзно склонялась, особенно после сегодня.
— Хэла? — позвала её Маржи.
— А? — женщина вылезла из мыслей и воспоминаний и уставилась на зарёвунную серую. — Что случилось, куропатка моя?
Маржи мотнула головой и спросила:
— Ты чего тут? Холодно, а на тебе плаща опять нет.
— Маржи, — она встала и подошла к девушке. — Какой плащ? Что случилось, детка?
Та всхлипнула и разрыдалась в плечо ведьмы.
Спустя некоторое время, сквозь рыдания, Хэле удалось понять, что… да твою влево… Шерга сказал Гиру, что обжимал его девицу обожаемую и что вообще не понимает, чего брат младший в такой девке нашёл.
И понеслась жара… в итоге Гир где-то там пьёт, а Маржи ненавидит себя и Шерга, и вообще всю свою жизнь и вот рыдает, сидя в сенной.
— Так, детка, всё, всё, — обняла её Хэла. — Пойдём-ка, моя хорошая, напьёмся? Давно мы не пили и песни не пели.
Ведьма знала, что серая очень любила командира отряда митара. И девушке было больно, а Хэле снова в голову полезли мысли сожаления, что не придавила сегодня Шерга. И пусть бы ей голову отрубили!..
И тут болью дёрнулись слова Элгора про Рэтара: “на плаху тебя одну не пустит”.
Срочно надо упиться, чтобы ноги не ходили и голова не соображала.
И чёрная ведьма потянула Маржи в дом, та всхлипывала, пытаясь унять истерику.
Кого в этом доме не нужно было уговаривать пить, петь и веселиться, так это серых и домашних.
И в отличии от Трита, где все “тусовки” проходили в комнате серых, где призванные девушки спали, здесь было намного удобнее — общее пространство, а когда кому приспичит уйти, то вот те комнаты, иди и спи, ну или ещё чего.
Хотя бывало пару раз, когда у серых и домашних в комнатах оказывались сторожевые вояки и приходилось потом мужиков с похмелья гонять, чтобы шли уже на свои положенные места храпеть.
Спрашивать в честь чего сегодня пили и пели никто не стал. Девки выпили, зятянули “Травушку”, потом как обычно “Тебя ждала я”, которую в этот раз не пела, а прям рычала Маржи, потому что — а как без песни вообще выворачивать себя?
Милка сидела сначала тихая и неприметная. Хотя все знали, где она пропадала несколько мирт, конечно хихикали, а белая ведьма краснела и в итоге тоже стала пить вместе с ними.
“С головы сорвал ветер мой колпак
Я хотел любви, а вышло всё не так…” [1]
Запела Хэла и Милена подхватила. Подтянулась стража, потянули песни изарийские, потом снова какие-то из тех, какие пела Хэла.
И наконец отчаянно и со слезами, вспоминая, две песни, которые они как-то на прогонах тянули на троих с Ллойдом и Джокером, потому что Белый всегда опаздывал, а иногда и вообще не приходил, чёрная ведьма затянула:
— Одни столько лет
Мы возводим замки и хpам
Рождённые по воле pока жить
Богам веpы нет
Снова каждый выбеpет сам
Свой пyть, свой кpест, свою сyдьбy и нить… [2]
Хэлу рвало воспоминаниями. Это было так ярко, словно она слышала как они пели втроём припев, как сдавался Юха, потому что не мог тянуть, как тянули Хэла и Ллойд, у которого был невероятно потрясающий глубокий сильный голос. Эту песню они хотели петь на фесте, но так и не спели…
— Мечтать — смысла нет
Это — пyть к волшебным миpам
В стpанy надежд изломанной дyши
Пpоснись, столько лет
Мы возводим замки и хpам
Рождённые по воле pока жить…
Илья предсказал этими словами будущее? И почему они пели эту песню всего лишь раз?
Хэла мотнула головой и затянула вторую песню… эту они до феста донесли, правда Белый заменил её, и последовательность была не такой как на прогонах.
“Рыжая, ты первый поёшь, я третий хриплю”, — возвестил из памяти Юха, и Хэла повиновалась:
— Надо мною тишина, небо полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет.
Под холодный шёпот звёзд,
Мы сожгли последний мост,
И всё в бездну сорвалось.
Свободным стану я от зла и от добра
Моя душа была на лезвии ножа. [3]
Припев пела и Милена, которая видимо опьянев, перестала контролировать своё кое-как организовавшееся умение считывать чувства окружающих людей и тут на неё ухнуло горе Маржи, состояние самой чёрной ведьмы, да и песня эта — и чего Хэла вообще её запела, в самом деле, зачем Джокер её попросил?
“Я свободен от любви,
От вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы
И от земных оков, от зла и от добра
В моей душе нет больше
Места для тебя”
Пропела Хэла те слова, которые пел в её памяти Юха, и встретилась с нахмуренным взглядом Рэтара. Чёрт!
“Я свободен словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх,
Я свободен с диким ветром наравне,
Я свободен наяву, а не во сне.”
Был весь парад Горанов.
Уже очень прилично пьяный Элгор обжимал Куну, а та была довольна, как слон — вот и закрыли харн, вот вам и воздержание.
Роар, ухмыляясь, стоял с кружкой хэлиного пойла, а сегодня она пошла по тяжёлой артиллерии и натворила наверное вёдер семь, а может больше, забористого вискаря.
Так что бухой балаган получался очень добротным.
— Хэла, — подскочила к ведьме Томика, — а спой про сердце! Спой, Хэла.
Эту песню Хэла давненько не пела и вот уж очень кстати… тьфу ты!
— Раскололось сердце на две половины –
Отдавали сердце замуж на чужбину.
Раскололось сердце, полетело к дому –
Не хочу мириться, не хочу к другому…
Ласкою не ласкою в душу не заглядывай,
Ни быльём, ни сказкою ленты не развязывай,
Спрашивай не спрашивай, люба ли, постыла ли?
Коли можешь, зашивай сердце во единое…
Обещали сердцу ласковые взоры,
Шёлки, изумруды, золотые горы.
Только знает сердце: выйдет на поверку,
Что посадят сердце в золотую клетку.
Ласкою не ласкою в душу не заглядывай,
Ни быльём, ни сказкою ленты не развязывай,
Спрашивай не спрашивай, люба ли постыла ли?
Коли можешь, зашивай сердце во единое… [4]
Рэтар тоже пил, стоял возле самой дальней стены и не спускал с неё глаз и… этот его взгляд.
Хэла порой удушить хотела этого мужика, потому что любила его до жути, ради него на всё была готова, но порой просто не могла ничего с собой поделать, выводил её страшно.
Вот невозмутимостью своей, вот этим — пока она пела даже бровью не повёл.
Было уже поздно и он пришёл за ней, пришёл, чтобы забрать, потому что она была здесь, пила, пела и была чертовски зла, вместо того, чтобы быть послушной и покорной — сесть у него в комнате в уголочке и тихонько смотреть в пол, ожидая его феранского решения относительно её попытки прибить Шерга.
Виновата была, да, но сейчас — а скажи, твою налево, спасибо, что не пришибла твоего брата-выродка!
Залезть бы к Рэтару в голову и понять, что там на самом деле происходит. Так отчаянно хотелось, что хоть вой…
