— Отлично, — ухмыльнулся Рэтар. — Я в твоём параде Марс?
— Нет, — она нахмурилась, потом повела головой. — Марс — Роар. Элгор — Меркурий, Тёрку думаю подойдёт быть Сатурном, Гир, например Уран, а Мирган — Нептун, и даже для Шерга место смотри есть — планета, названная в честь бога смерти, которая больше не планета. Та-да-ам! А ты Юпитер. Бог громовержец, главный бог. И ещё у планеты есть отметины и спутников тьма.
Хэла провела ладонью по шраму, а феран хмыкнул.
— И какие там отношения у Юпитера с Венерой?
— Ты с ума сошёл? Не вмешивай меня в это, — она рассмеялась. — И какая из меня богиня красоты и любви?
— Хэла, ты красивая, — и Рэтар так давно пытался это в ней понять, но никак не получалось. — Ты безумно красивая!
— Это ты один так считаешь, потому что у нас химия, — фыркнула она очередное незнакомое ему слова и качнула головой, явно смущаясь.
— Я не понял, про причину, но я не один так считаю, — возразил феран. — Если бы считал один, боги, я был бы счастлив! Но все, все они, Хэла, меня это с ума сводит, что… почему ты сама не видишь этого, почему тебе надо говорить очевидное?
И Рэтар заглянул в её лицо.
— Когда ты выходишь в коридор, меня уже распирает ревность, я хочу затащить тебя назад, потому что все стражники тебя считают красивой, все мои братья считают тебя красивой, Роар считает… боги! Но ты не считаешь? Почему?
— В моём мире всё не так, — отозвалась она, пожав плечами, — у нас культ тела. Табу на неправильную грудь, пухлые животы, не накаченные задницы. И всегда разные требования — ну, то есть, когда у меня была ничего так задница, то не тянула грудь, когда грудь была огонь — задница, живот, руки, ноги, лицо и вообще всё постоянно так. Хотя Милка вон отличная.
— Я не заметил, что она счастлива или считает себя красавицей, — заметил феран. — Такое впечатление, что она вообще себя боится. Тогда в чём смысл? И вообще как можно говорить о… не знаю… Разве люди в твоём мире одинаковые?
— Нет, разные, — ответила Хэла. — Но ты прав в одном — страдают все одинаково и то, что ты имеешь идеальное тело не означает, что ты имеешь идеальную голову и мысли в ней.
Феран недовольно покачал головой, потом перевалился и подмял под себя.
— А можно грешить в благословение Изара? — в ход пошла её озорная изогнутая бровь.
— Можно, — шепнул в неё Рэтар. — Тем более, Хэла — грудь, которая выкормила детей не может быть не прекрасной, чрево, которое изменилось, потому что подарило жизнь, нельзя считать некрасивым, ясно? Красота она есть всегда, главное видеть… уродство нужно искать не здесь. И красота тела это не всё. И женщина красивая, потому что удивительная, и особенной красоты вот этой конкретной женщине прибавляет то, что это моя женщина.
Хэла от смущения буркнула что-то шутливое в ответ, но уже дыхание изменилось, голос просел, тело напряглось… костёр никуда не денется, а ему ещё долго нужно выпрашивать у неё прощение за то, что вчера натворил.
Глава 20
Милена была в замешательстве со вчерашнего дня.
Девочки уже с утра были в приподнятом весёлом настроении, они взволнованно обсуждали между собой последние события.
В благословение Изара не надо было работать, вечером должны были быть костры, а до того женщины вообще старались никуда не выходить, но при этом разрешалось, как оказалось, только готовить и приводить себя в порядок. Мылись все накануне или до восхода Изара, потому что потом было нельзя.
Местные искренне верили, что если Изар увидит какую девицу голой во время мытья и она ему приглянётся, то будет у неё бурный тир, а если нет, то пустой. И то и другое было плохо, потому что понятие “бурный” было размытым и под него могло подходить всё, что угодно.
Мита накануне всем серым строго настрого запретила перед окнами голыми ходить, а если и ходить, то до того как Изар на небе появится.
И выполнив наказ, с утра все девочки заспались, и теперь валялись в постелях и трепались кто о чём. Но в основном это была тема переезда, которого так боялась Мила, и сегодняшние вечерние костры.
— А вы слыхали, что Шеру отдали? — внезапно спросила Грета.
— Правда? — отозвалась Анья, оживившись.
— Да быть не может, серьёзно? — подскочила Донна.
— Да, я вчера услышала от домашних, — кивнула кругленькая серая. — А они в харне услыхали. Её забрали на днях чуть ли ни ночью, а потом она исчезла. И сказали, что феран её отдал.
— И винки с ней, — отозвалась Маржи, упоминая какой-то там дух из своего мира. — Такая она была злющая.
— Мерзкая, да, — кивнула Сола. — Она как-то мимо меня шла, когда я пол мыла, и пнула меня, как бы нечаянно. Рассмеялась и прощения попросила так, что лучше и не просила бы.
— И как она к ферану в постель всё лезла? А он же на неё и не смотрел совсем, — начала Маржи
— Зато другие смотрели! — подхватила Грета.
— А ферану Хэла была нужна, — прошептала Донна и хихикнула.
— Донна, — осадила девушку Карлина, недовольно покачав головой.
— А что? — отозвалась та.
— Ничего, — буркнула Карлина.
— Он и до Хэлы на Шеру не смотрел, — кивнула Куна. — Мерзкая бабёнка. Правильно, что он её отдал — вот кому-то повезёт.
И все захихикали.
— Феран вообще на наложниц своих не смотрел никогда, мне кажется, — возразила Грета. — Я сколько тут, так он ни разу в харн не ходил.
— Не пристало ферану в харн самому ходить, — покачала головой Куна.
— Да и они к нему не ходили, он никого и не звал к себе.
— А ты прям, Грета, сидишь и ждёшь, что увидишь или услышишь? Или он тебе доложиться обязан? — поддела её Маржи.
— Да ну вас. Вот же понятно всё сейчас — вот где Хэла и где феран? Всё всем ясно. А наложницы ему не нужны были, — надулась Грета.
— Так она ему голову заговаривает и чтобы не болело, и чтобы спал, — отозвалась Сола, — разве наложницы тоже так умеют?
Все разом прыснули со смеху и даже на лице суровой Йорнарии на долю секунды появилась улыбка.
— Сола, ох, хватит, правда! — покачала головой Донна.
— Что? — насупилась девушка.
Донна встала.
— Так, всё, пора тебе просвещение устроить, а то невыносимо уже.
— Не, Донна, постой, — Сола вжалась в свою кровать, закрываясь одеялом от наступающей на неё девушки.
— Нет, я тебе сейчас всё расскажу и даже покажу. У меня дома вообще с этим не было проблем — все свободны и близость это самое обыденное дело. А главное какое удовольствие можно испытать!
— Тут испытаешь, — буркнула Маржи. — Они со своими предрассудками и суевериями этими достали уже.
— Вы чего разгалделись, аки сороки, куропатки мои? — никто и не заметил как Хэла зашла в комнату и сейчас озадаченно переглядывались, пытаясь понять в какой момент это произошло, и что она могла слышать из их разговора.
Милена улыбнулась.
Вчера, когда они сидели и смотрели на тренировку воинов Хэла держа в руках птенца, которого они с Броком и Оань выхаживали, и который сейчас спал возле сидящей в своей кровати серой, и радовалась тому, что к ней вернулся кисет с телефоном. Его даже включить удалось. Чёрная ведьма была счастлива.
— Хэла, слушай, а фотографии же наверное есть, да? Покажешь? — спросила Мила, когда получилось включить телефон.
— Неа, я всё удалила, — мотнула головой женщина не поднимая сосредоточенного на экране лица.
— В смысле? — белая ведьма опешила.
— Ну, удалила папку с фотографиями, — объяснила Хэла. — Зачем они?
— Как… ведь у тебя, — она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы не сделать больно, но получалось не очень, — семья… дети…
— И? — с вопросом посмотрела на девушку чёрная ведьма. — Мне от того, что я их фотки буду до одури рассматривать, легче стать должно что ли?
— Мне было бы отрадно видеть лица любимых людей, — возразила Милена.
— И рыдать, — поддела её Хэла. — Я поначалу смотрела, а потом поняла, что только хуже. И удалила всё. Они там, а я здесь. И я никогда их не увижу, а они меня. И? В чём смысл? Это только в фильмах крутые герои с сожалением и вожделением сидят в тишине, наедине с собой и смотрят на фото утраченной семьи или возлюбленной, двинувшей коней. В жизни это загоняет тебя в угол и здравствуй депрессия, понимаешь? Я помню то, что помню. Страданий что ли недостаточно?
