— Потому что я первоклассная чёрная ведьма и ценит он меня за заговоры мои? Так что ли?
— При чём тут заговоры? — возмутилась девушка. — Любит он тебя!
— Тшш, — зашипела Хэла и глянула на выход. — С ума сошла? Ты что такое говоришь, а?
— Хэла, — насупилась белая ведьма. И не понимая, не понимая, что не так — шикарный подарок, который говорит о чувствах. И сидящая рядом с ней женщина не могла не понимать этого. Ведь правильно?
— Даже если и так, — прошептала Хэла. — Нельзя это. Думать нельзя, говорить нельзя. И камень никому лучше не видеть, потому что все увидят то, что ты видишь. И мне конец. И ему конец.
Чёрная ведьма взяла кулон из рук Милены.
— Тебе же он нравится, — отозвалась она тихо, обижено. — Неужели неприятно получить такой подарок?
Женщина горько усмехнулась.
— Я по-твоему холодная и бесчувственная что ли? — нахмурилась она и в глазах блеснули слёзы.
— Прости, Хэла, — прошептала девушка. — Я не хотела. Я просто не понимаю. Ты говорила, что никто ничего не скажет про мою связь с Роаром, а про твою…
— А про мою скажут, — отрезала женщина. — И это я тебе тоже говорила. Чёрные ведьмы это зло, болезни, смерть. А белые — это рождение, это радость, это дар… дар жизни. Ты несёшь в себе счастье, понимаешь? Ты как звезда с неба.
Милена покраснела, стесняясь.
— А я как камень кладбищенский, — договорила Хэла, вздыхая.
— Перестань! — и Милена никак не могла принять это, старалась понять, но принять не получалось.
Чёрная ведьма горько улыбнулась и отвела взгляд в поля. А потом запела:
— Когда ты грустишь — мне хочется петь,
И так вот всегда.
Упреком ли словом захочешь задеть –
Так я не горда.
Ты хмуришься вечно, а я так беспечна,
Не быть нам вдвоем.
Мы разные песни поём — ты о вечном,
А я о земном.
Хэла спела песню целиком и после того, как закончила, они посидели в тишине.
Мила отчаянно пыталась справиться с подступившими слезами, она не хотела плакать, но ей было так невыносимо жаль. Она тонула в этой жалости — к себе, к Хэле, к ферану… она теперь так отчаянно жалела этого человека.
Внезапно пришло осознание, что он не такой, каким она его видит. Он такой, каким его видит Хэла. Такой каким Хэла его любит, потому что она любила его. Любила… и от осознания безысходности, обречённости чувств двух этих людей становилось не по себе.
Милена раздавило это понимание, что они скрывают свою близость, не говорят о ней, даже взглядами стараются друг за друга не хвататься… Если бы не этот подарок и не вот эта болезненная откровенность Хэлы, то девушка действительно могла бы сказать, что между ними ничего не происходит и что в целом все разговоры серых о чувствах между фераном и чёрной ведьмой просто “то, чего очень хотелось бы, потому что романтика же” и не более того.
— Знаешь, иногда вот так тянет, что сил нет, — сказала Хэла, хмурясь, и вдруг над ней в районе солнечного сплетения замерцала странная точка.
— Что это? — испугалась Мила.
— Это… не знаю, — нахмурилась женщина. — Я подумала и… давай сделаю ещё?
Уж что именно чёрная ведьма там из себя вытаскивала и как это происходило, но точка вдруг стала превращаться в нитку. Такую словно шерстяную, как пряжа для вязания, красивую, толстую, плотную, двухцветную — такой изумрудный и насыщенный, тёмный фиолетовый или скорее индиго. Нить появлялась из ниоткуда, тянулась-тянулась и Хэла, взяв её, стала аккуратно наматывать на ладонь, делая моток. Лицо у неё при этом было невероятным, полным восторга, таким по-детски восхищённым и это было понятно, потому что это же было настоящее волшебство, да?
Она засмеялась и запела снова:
— Вертись-вертись, мое колесо,
Тянись-тянись, шерстяная нить…
Хэла пела и тянула нить, а Милена почему-то вспомнила, как Хэла пела в тот день, когда девушка только попала в этот мир. Почему-то всплыло то, как чёрная ведьма и феран тогда смотрели друг на друга и конечно же серые говорят о чувствах между ними, слепой бы заметил, что этих двоих тянет друг к другу.
Милена восхищённо смотрела на растущий на глазах моток, рядом с ними в плетёной корзине зауркал птенец, словно тоже восхищаясь происходящему, а потом Хэла допела и…
— Вот это да, чёрная! — внизу стоял маг, у Милы напрочь из головы вылетело его имя.
— Смотрите кого нелёгкая принесла! Малохольный? — склонила голову женщина, но вытягивать нить и наматывать на руку не перестала.
— Жива-здорова, как я погляжу? — ухмыльнулся магический гость. — И даже за пряжу взялась, ничего себе.
— Благодарствую тебе, уважаемый маг! — фыркнула Хэла. — А пряжа… а может это зараза какая на меня от тебя перешла, может ты чего напутал там, когда лечил?
— Благодарностей мне твоих не надо, — отозвался он. — И как бы самому чего от тебя не подцепить.
— Не переживай — зараза к заразе не цепляется. А благодарности, уж не обессудь, — она перестала мотать нить, оборвала её, сняла с руки моток и, завязав посередине, кинула магу. — На вот, смотрю тебе прям интересно стало? А попросить у ведьмы язык отсохнет ведь, да? Заодно считай мы в расчёте — этого же хватит за мою жизнь?
— Заплатила вперёд, — снова ухмыльнулся маг, напуская на себя самый небрежный вид, но глаза его блестели, а рукам будто было колко или горячо.
Он быстро убрал нить.
— Даже так? — повела головой Хэла. — Ничего себе! Это хорошо, а то быть магу должной — да ни в жизнь!
Маг ухмыльнулся.
— Где феран твой, чёрная?
— А ты не видишь? — она повела бровью. — Ох, уж бесполезный народ. В поле вон.
На этот раз маг скривился, словно в отвращении, потом перевёл взгляд на Милену.
— А ты, белая, как я смотрю не шевелишься вовсе? — пренебрежительно спросил он. — Может уже начнёшь дело делать, а то вон снегом всё завалило, а должна была трава расти во всю уже.
— Может поделитесь знанием, как лучше это сделать? — внезапно сама себя не узнав, с вызовом поинтересовалась Мила. Потому что как же он её сейчас взбесил!
— Пфф, — напустив на себя гримасу надменности, фыркнул мужчина. — Ты совсем ошалела? Чтобы маг делился с ведьмой высшими знаниями о материях бытия?
— Вы идите, уважаемый маг, — отозвалась Хэла, — а то глядишь сейчас удар хватит, перекосит и так и останется.
Он ещё раз фыркнул и закатил глаза, после чего ушёл, оставив их вдвоём, точнее втроём, как обозначила себя птица.
— Мерзкий народ, — буркнула Хэла, погладив птенца. — Да, девочка моя?
— Почему девочка? — удивилась Мила. — Брок кажется считает, что это мальчик.
— Не правильно считает, — покачала головой чёрная ведьма.
Они улыбнулись, переглянувшись.
— Хэла, я боюсь тоор, — решила спросить девушка, потому что этот вопрос очень тревожил её. — Как я поеду в Зарну?
— По-твоему тут все родились в седле что ли? — повела головой женщина.
— Не знаю про всех, но я боюсь тоор, и фицр, и даже вот этот птенец, когда я с ним наедине, пытается меня клюнуть, — ответила на это Мила и с недоверием покосилась на птицу.
— Ого, ты клюёшься? — возмутилась чёрная ведьма.
— Эти их тооры никогда не дадут мне их оседлать, — заключила Милена.
— Давай послезавтра, после праздника, тебя посадим в седло и потренируем, — предложила Хэла. — Как раз несколько дней до отъезда будет у нас.
— Правда?
— Угу.
— Спасибо! — и белая ведьма просияла.
Ведьмы посидели вместе ещё немного, а потом разошлись.
Больше Милена вчера Хэлу не видела, и внутри почему-то появилась какая-то тревога за неё, но вот она стояла перед ними и озорно на всех смотрела, и белую ведьму отпустило.
— А сороки это кто? — спросила Грета, не понимая очередного слова Хэлы, которым она их назвала.
— Это птицы такие — красивые, чёрно-белые и так галдят, что сил нет, — улыбнулась Хэла и села на её кровать. — В ушах трещит.
— А почему всегда птицы? — спросила Сола.
— Не знаю, само собой выходит, — рассмеялась Хэла. — Мы все серенькие на мышек похожи, но куропатки как-то приятнее звучит, не?
