— Нет, — Рейес изогнулся ей навстречу. — Нет.
Она не смогла сдержать стон.
— Я занималась с тобой любовью, и все же не стала замышлять убийство твоих друзей, не пожелала причинить им боль. На самом деле сразу же после этого я пыталась защитить тебя.
«Занималась любовью» сказала она. Прежде, она настаивала, что это был всего лишь секс.
— Потому что я был нежен. Не подпускал своего демона к тебе.
Он хотел, чтобы она вновь требовала нежности. Хотел, чтобы просила держать его демона подальше от нее. Она знала это, просто чувствовала, но не собиралась этого делать.
— Дай мне ощутить всего тебя на этот раз. Позволь доказать, что я не изменюсь, что ты не испортишь меня.
— Нет. Не хочу так рисковать, — но он не перестал двигаться, потираясь членом меж ее ягодиц.
Его руки скользнули по ее предплечьям и сжали запястья девушки. Он завел их ей за голову, сжал одной пальцами одной руки, в то время как другая заскользила вдоль ее тела, останавливаясь лишь возле груди.
Она впилась зубами в свою нижнюю губу. Прикусила до крови.
— Да, — выдохнула она. — Не останавливайся. Прикоснись.
Его рука скользнула между ее телом и матрасом, а затем он полностью захватил ее грудь, сжимая двумя пальцами сосок.
Вспышка наслаждения пронзила ее. Она приподняла бедра, прижимаясь к его плоти, молчаливо умоляя о более интимном соприкосновении.
— Сними с меня футболку. Коснись моей кожи.
— Слишком опасно.
— Мы уже делаем это.
— Хочешь заставить меня силой? — восхищенно поинтересовался он.
— Если будет надо. Снимай футболку, сейчас же.
Рыча так, словно ему больно — сладостная боль — он отпустил ее лишь на миг, чтобы стащить с нее одежку и отбросить ту прочь.
— Боги, — прорычал он. — На тебе нет трусиков.
— Я надеялась, — она чувствовала кожей ткань его джинсов, грубую, напоминающую мозоли. — Сопротивление закончено?
Сколько минут убежало прежде, чем он заговорил, она не знала.
— Мы сделаем это нежно, — он шептал так тихо, так хрипло, что она едва понимала его. — Медленно. Как и раньше.
Даника замотала головой, от чего волосы затанцевали на ее висках.
— Грубо. Быстро.
— Нет. Я уже порезал себя и более не нуждаюсь в боли.
Он уже порезал себя? После того, как вышел из ванны? Как и в остальном, она знала, что он врет. Он говорил с явной неохотой; он захочет еще.
— Но…
Его рука опять оказалась на ее груди, и она позабыла о своем протесте.
— О, Боже, — воскликнула девушка. — Да. Еще.
— Ты уже влажная, маленький ангелок?
Ей показалось, что ждала его, его прикосновений, всегда. Отчаянно жаждала.
— Сам узнай.
Через миг она оказалась на спине и уже смотрела ему в лицо. Он был богом, сильным и свирепым, вся его неистовая сексуальность была направлена на нее одну. Его взор заскользил по ее груди, он облизал свои губы. Затем он переместился к ее животу, мышцы ее дрогнули.
Он остановился и задержал взгляд на прелестных завитках меж ее ногами. Морщинки напряжения залегли вокруг его глаз, когда он сжал ее колени и развел их в стороны. Взгляд его загорелся, пламя на самом деле искрилось на дне его черных, как ночь без звезд, омутов.
— Возьмись за изголовье, — приказал он.
Она же в этот момент тянулась к нему, собираясь оцарапать ногтями его торс. Возможно, до крови.
— Но…
Он опять не дал ей договорить.
— Возьмись. За. Изголовье. Сейчас. Или же я вернусь на свою лежанку.
Был он на грани утраты контроля? Если так, то ему нужно, чтобы она причинила ему боль. Верно? Она наконец-то могла доказать ему — и самой себе — что она способна на это.
— Позволь мне, Рейес. Пожалуйста.
— Нет. И больше повторять не буду. Возьмись за изголовье, или все это закончится прямо сейчас.
— Ладно. Но я не всегда буду столь послушной. Ясно?
Сузив глаза, она медленно потянулась и вцепилась в железные перила. Они были холодны, от чего пупырышки тут же выступили на ее коже.
— Счастлив?
— Еще нет. Пока не испробую тебя на вкус.
О, Боже, да.
— На этот раз я тоже хочу попробовать тебя.
Стон сорвался с его губ. Ему понравилась ее идея, но она подозревала, что он не поддастся ей. Вероятно, предположит, что она будет исследовать его тело и попытается причинить ему боль. Его предположение близко к истине.
Как же ей доказать, что ее не испортит то небольшое насилие, в котором он нуждается?
— Так красиво, — проворковал он, от злости его не осталось и следа.
Два пальца проникли меж ее влажных завитков, обводя по кругу клитор.
Бедра по собственному разумению подались вперед, ее тело отчаянно нуждалось в нем.
— Рейес, — выдохнула она.
— Еще?
— Пожалуйста.
Пальцы толкнулись внутрь, раз, другой, вознося ее желание на неконтролируемый уровень.
— Твоя влага пропитала мою руку, — проговорил он с гордостью в тоне.
— Лизни меня. Пожалуйста.
Она должна была заполучить и его пальцы, и его язык. Жаждала всего, что он мог дать. И все же подозревала, что и тогда ей будет мало.
Вместо того, чтобы выполнить ее просьбу, он отодвинулся и прервал соприкосновение.
— Нет, — выкрикнула она. — Что ты делаешь?
— Избавляюсь от одежды.
Сорвав с себя джинсы, он отбросил их в сторону.
Ох.
— Поторопись!
Но он не вернулся к ней тотчас же. Она не могла перестать извиваться, пока он наклонялся к полу.
— Рейес?
— Презерватив.
Он выпрямился, в лунном свете блеснула серебристая упаковка.
— Не настолько-то ты безразличен, как оказалось, да?
— Купил утром. Знал, что моя решительность ослабевает.
Упаковка исчезла из поля ее зрения, а затем раздался шорох простыней.
Потом его пальцы вернулись на свое место — в нее. На это раз их оказалось три.
— О, да. Да.
А затем его рот накрыл ее губы, горячий язык протолкнулся мимо зубов.
Так хорошо. Чувствовать это так хорошо.
Его член терся об нее, гладкий и горячий. Новый проблеск серебра, он застонал от удовольствия, а она подумала:
«Еще один презерватив? Определенно нет. Два ему ни к чему. Что же… зачем… О, Боже»
Он проложил дорожки поцелуев вниз, вдоль изгибов ее тела, зная, где надо лизнуть, где втянуть в себя и ласкать.
— Остановись на минутку, — выдохнула она.
Ей надо было подумать, а когда его губы и язык касались ее, это было невозможно.
— Зачем? — спросил он, посасывая ее самую чувствительную точку, перед тем как отодвинуться. Она едва не кончила, настолько мощным было удовольствие.
Серебро. Чем же был этот второй проблеск серебра? Что заставило его так стонать?
