о любви, счастливо улыбаясь. Улыбаясь друг другу так, как никогда ранее.
Она видела всё то, чему не суждено было сбыться.
«Господи, шепни им, что молитвы мои и мысли только о них… только о них…»
Неся тепло от воспоминаний и любви к брату и Гаральду, Акме медленно открыла глаза и не испугалась, когда увидела, что медведь приближается к ней.
Пронзительный мужской крик, высокий, словно вой пилы, прорезал округу, отвлек медведя, был подхвачен воплем толпы, а вскоре на землю упала человеческая голова, ударившись о медведя и отскочив в сторону. Могучий зверь, со сверкающей в свете факелов шкурой, подошел к голове и начал спокойно обнюхивать.
Затем он небрежно оттолкнул её лапой и направился к Акме.
Она слышала дыхание зверя рядом с собою, морда его ткнулась ей в сапоги.
Встретившись с темными бусинками звериных глаз, девушка подняла голову, закрыла глаза, вздохнула полной грудью и мысленно прокричала, прощаясь с миром, открывая душу свою: «Аштариат!.. Аштариат!.. АШТАРИАТ!..» Медведь встал на дыбы.
Страшный рев потряс зверя. Вслед за ним вся толпа разразилась криками то ярости, то страха.
Акме распахнула глаза.
Медведь, отныне ставший похожим на дикобраза из-за множества стрел, которые украсили его спину, крутился и пытался обломать наконечники. Новые тем временем продолжали сыпаться на него и на людей со всех сторон.
Коцитцы кричали, но не от радости, а от страха. Многие из них бежали с оружием к лесу. Часть из них была убита на месте роем стрел.
Медведь погибал у ног Акме, переваливаясь и тяжело дыша.
Из леса повыпрыгивали люди. Одетые в черные плащи, коричневые колеты и сапоги, они резво помахивали мечами с изумительно тонкими клинками, швырялись топориками, раскручивали над головою жутковатые палицы. Алебарды, едва ли не в два раза выше коцитцев, разрубали противника пополам от основания шеи донизу.
Коцитцы в смятении забегали по округе, но через время начали неуклюжее, затем слаженное сопротивление.
Оглушённая Акме пыталась отыскать среди людей знакомые лица, но не узнавала никого.
Коцитцы начали торопливо убивать пленных, но тут появился еще один враг, самый мощный и свирепый из всех.
Демон Кунабулы.
Демоны древнего мира прорвали пелену ночи столь резво и неожиданно, что Акме не поверила глазам.
Их было немного, но от лап их тряслась земля, от слюны гнила трава, а от ярости их вставала на колени даже ярость Коцита.
Демоны быстро окружали обреченный Кур и молниеносно хватали всех, кто пытался прорваться сквозь их кольцо. Вновь полилась кровь, но не из аккуратных порезов, — ошметки тел полетели в разные стороны.
Огромные, больше взрослых медведей, с сильными конечностями и склизкой шерстью появились они, будто ангелы возмездия, и набросились на людей.
Акме, намертво привязанная к столбу, могла лишь беспомощно наблюдать за совершавшимся судом, за судьями, что вместе с виновными без разбору карали невиновных.
Акме видела, как сдавались коцитцы, как в пасти попадали бывшие узники, и в отчаянии закричала, ибо только ее сила могла положить конец этой резне, но она не могла освободиться. Более того, ее могли разорвать, не встретив никакого сопротивления.
Сатаро неожиданно возник перед нею. В руке держал он кинжал одного из коцитцев. Сосредоточенный, с плотно сжатыми губами перерезал он веревку, и Акме рухнула на траву, ибо ноги её онемели.
Безмолвно поставив её, Сатаро схватил ее за руку и воскликнул:
— Уходим!
— Нет! — закричала Акме, чувствуя, как сила бурлит в ней, жмёт горло, обжигает жилы, заставляя кровь пениться.
Бушующий ветер протяжно завыл, растрепав кроны деревьев, растерзав золотое пламя факелов.
Акме, сжав кулаки, вгрызлась в битву вслед за своим аквамариновым огнем. Воздух накалился и взвыл низким гулом, будто огонь выжигал разрушительный путь свой. Озверелая светящаяся волна врезалась в демонов, с рыком накинулась на них и испепелила. Широко раскрытая ладонь Акме вспыхнула, пальцы, сжавшись, прорезали яркий свет шестью лучами и кинжалами вонзились в плоть второго демона.
Едва помня себя от безумия, гнева и напряжения, девушка подняла руку, махнула ею, словно топором, и ударила зачинающуюся волну о пропитанную кровью землю. Неиссякаемый поток, ураганом прокатившись по земле и оставив в ней глубокую ложбину, с оглушающим рёвом полетел к врагам.
Ею овладело затмение разума, лишь инстинкты и жажда разрушения стали ее союзниками, и, разделавшись с большей частью демонов, она принялась за перепуганных коцитцев.
Но огонь ее, неистовый, ревущий не уничтожал их, лишь пугал до полусмерти. Это еще более злило Акме и ожесточало.
Стремительной ледяной песней запели коцитские кинжалы, найденные Акме на земле, и она начала подскакивать к раненым, либо замешкавшимся от ужаса коцитцам, и, после недолгого и отчаянного сопротивления, вонзала оружие в плоть по самую рукоять.
Крики погибающих жертв, которых она не успела спасти, заглушили все мысли её, подогревая маниакальную ненависть и жажду мести. Огонь рвал душу, прорываясь сквозь сталь кинжалов.
Крича раскатисто и отчаянно, в пылу битвы, пламенем своим она ненароком задевала и тех новоприбывших людей, что избавили ее от медведя, и шарахались они в стороны, но когда осознавали, что вреда им от огня не было никакого, продолжали добивать демонов и разбегавшихся коцитцев.
И тут она увидела Августу.
Девочка потерянно брела меж трупов, растерянно озираясь, спотыкаясь, своими бледными ручками обхватывая плечи. Зовущий, плачущий взгляд ребёнка словно хлыстом ударил Акме по щеке, и та, вздрогнув, очнулась. Земля дымилась, повсюду валялись разрезанные коцитцы, в руках ее, покрытых чужою кровью, дрожал кинжал.
«Проклята», — мелькнуло в голове.
Акме, не приходя в себя, со светящимися устрашающей лазурью глазами подбежала к Августе и прижала её к груди.
— Господь прислал мне тебя, чтобы ты спасла меня? — воскликнула Августа, невинным взглядом своим словно обнимая Акме.
— Господь не подсылает убийц, — резко воскликнул Сатаро.
Он схватил девочку на руки, стиснул локоть Акме, и все трое исчезли во тьме леса.
Глава 2. Обезглавленная тень
Акме бежала, спотыкалась и морщилась от боли во всём теле, еле двигалась, но не могла остановиться и отдохнуть: возможно, за ними велась погоня. В могучих руках своих Сатаро нёс Августу.
— Что это за люди?! — воскликнула Акме.
— Саардцы.
— Это же твои земляки. Почему мы бежим от них?
— Они видели твой огонь, — отвечал Сатаро. — И обязательно захотят его себе.
— Они не смогут им владеть.
— Огнём нет, тобой — да. Саардцы умеют убеждать. Если ты им откажешь, они запытают тебя до смерти.
Кровь, все ещё бурлящая и жгучая, сильно давила изнутри. Но бешенство разрывало Акме, и с ним было трудно справиться. Сильно болели бока, глаза, руки
