Джейс покачал головой. Он мог сказать, что бороться с системой надо с другого уровня, потому что до тех пор, пока выгоднее держать нищебродов и неудачников вроде него в цепях, ни у кого не было ни единого шанса, но передумал.
— Ладно, не хотел вас задеть. Спасибо за помощь. Прощайте.
Он уже готов был уйти и навсегда покинуть это место и эту добросердечную идеалистку, но вдруг Мия мягко положила свою узкую ладонь ему на руку.
— Джейсон, подожди. Выслушай меня, - попросила женщина, и Джейс молча развернулся к ней, изобразив внимание. -Ты... ты же правду говорил, что у тебя есть военный опыт, я же вижу. Помоги нам.
— Что? - опешил Джейс, никак не ожидавший такого поворота.
— Ты имеешь подготовку, у тебя есть оружие и опыт. У нас очень мало таких людей. Помоги одной из групп, тебе дадут документы, оружие, все, что необходимо! А там, если решишь, останешься в какой-нибудь свободной зоне, тебя устроят.
— Мия, я, кажется, объяснил вам, что считаю всю эту затею безнадежной, - тяжело выдохнул Джейс. - Почему я вдруг должен в нее ввязываться?
— Потому что ты можешь! - упрямо заявила Мия. - Ты можешь помочь тем, кто не обладает твоими навыками, кто слабее тебя и нуждается в твоей помощи. Я понимаю, ты привык выживать самостоятельно, но сколько еще ты сможешь так бежать? Да и куда бежать? Без помощи, без поддержки тяжело, но без ясной цели еще тяжелее. Ты можешь уйти сейчас отсюда, но с чем останешься? Что тебя ждет за этими дверями?
— Прощайте, - только и сказал Джейс.
— За этой партией придут в час ночи, - бросила ему в след Мия. - Приходи, мои друзья будут рады встретиться и переговорить с тобой.
Джейс в очередной раз покачал головой и вышел вон. Еще не поздно было найти место, где можно было залечь на день. Джейс нашел тихий чистый угол на чердаке какой-то семиэтажки, но отдохнуть не удавалось. В голову лезли слова Мии, не давали покоя досада и раздражение на эту странную женщину и всю ситуацию в целом. И все больше Джейс озадачивался вопросом своих перспектив. Ножом в сердце проворачивалось осознание, что он никогда не сможет увидеть Томми и Кору. А если так, то что еще оставалось делать со своей жизнью?
Когда-то он видел смысл своей жизни в том, чтобы защищать людей, лишь по несчастному стечению обстоятельств замаравшихся в мерзости, к которой сам Джейс уже привык. Он ловил редкостных мразей, выжигая эти нарывы на теле общества, даря покой тем, кто еще мог этот покой оценить. Дарил возмездие тем, кто успел пострадать. Потому что мог, потому что хотел. Все, через что ему пришлось пройти, могло послужить кому-то на пользу, а значит, было не лишено какого-то смысла. Потом он потерял эту путеводную нить, зато нашел смысл в самопожертвовании, потом - в борьбе за свою свободу и шанс начать все заново с Корой. Но свобода теперь звенела пустотой, а Кора навсегда ускользала от него.
В назначенное время Джейс пришел к булочной. Он по-прежнему не верил в дело, за которое его агитировала Мия, но больше идти особо было некуда. И если он мог помочь кому-то, кто видел свет там, где перед ним расстилался один лишь мрак, что ж, почему бы и нет?
*Фриганы - люди, имеющие достаточно финансовых средств на покупку еды, но предпочитающие добывать продукты из помоек, исходя из принципов антиконсьюмеризма и борьбы за экологию.
Глава 32
Они появлялись в темноте, обычно, ближе к утру, когда в едва наметившихся сумерках уже можно было различить мутную синеву плотного тумана, а трава покрывалась густой росой. В этот час уже обычно стихали звуки ночного леса, и в тишине на рубеже ночи и дня появлялся бесшумно сначала один, потом второй, третий, четвертый. И так все девять. Девять фигур, без единого шелеста плывшие над клубами тумана. С момента их исчезновения могли пройти дни, а то и недели, и вот они возвращались, будто с того света, не принятые Адом, не имевшие ни малейшего шанса на Рай и уже отвергнутые миром живых.
От них по спине пробегал холодок. Вроде бы, силуэты принадлежали людям, а ничего человеческого в них не было - от манеры двигаться и до почти полностью закрытых визорами лиц. Разного роста, разной комплекции, а взаимодействовали, как один организм, понимая друг друга по едва уловимым сигналам, на каком-то не то телепатическом, не то просто животном уровне. Они проходили через блок-пост, словно не замечая его, и шли в свой модуль. Один за другим следовали мимо заграждения из колючей проволоки и мешков с песком, окружавшего их логово, мимо шестов, на которые были насажены страшные клыкастые черепа местных диких свиней, и исчезали в темных недрах своего логова с закрашенными черной краской окнами.
Стоило один раз увидеть их возвращение, чтобы усвоить раз и навсегда - они другие. Уже не люди, еще не звери, что-то почти сверхъестественное. Встретив их при свете дня где-нибудь в столовой, еще можно было ошибиться, хоть ошибка такого рода могла обойтись очень дорого. Нелюдимые, подозрительные, молчаливые, с каким-то странным выражением глаз на бесстрастных лицах, но все-таки еще слишком похожие на людей. А вот в предрассветных сумерках, когда они возвращались из Преисподней, пока еще не успели натянуть человеческую личину, - тут уже не ошибешься.
Когда-то первыми холм, получивший название "Лысая гора", заняли десантники. Видимо, в этом батальоне служили славяне, раз выбор пал на такое название, но оно прицепилось к холму, как родное. Высоту удержали, противника отбросили, линию фронта сместили на несколько километров. После этого десант это место покинул, оставив в качестве наследства маленький форпост.
Теперь здесь была небольшая посадочная площадка, крохотный медпункт для оказания первой помощи перед дальнейшей транспортировкой в военно-полевой госпиталь да несколько модулей для обеспечения нужд очень небольшого контингента, состоявшего из срочников и медиков. За управление этим забытым богом местом отвечал майор, получивший это назначение потому, что, видимо, его просто надо было куда-то слить. С таким командиром в форпосте и атмосфера царила соответствующая.
Все знали одно: форпост был жив только потому, что разведгруппе, работавшей здесь, нужна была база. Все остальное было вторичным. Соседство со спецами было неприятным, но именно они были хозяевами форпоста, несмотря на то, что никакой командно-административной роли не выполняли. Они просто по-звериному владели этой территорией, отпугивая недругов одной своей репутацией и подчиняя себе весь немногочисленный контингент без единого слова.
Страшная "девятка" создавала парадоксальную ситуацию. Они были своими, выполняли тяжелую, опасную работу и порой спасали людей, но при этом от них шарахались их же сослуживцы. Их самих и их зловещую обитель именовали "зверинцем", часто присоединяя к этому слову нелицеприятное и нецензурное прилагательное. Отношение не изменилось даже когда они вывели из-под огня противника детей из приюта и работавших с ними волонтеров. Или когда вернули нескольких попавших в плен солдат Альянса. Или когда освободили целую деревню от захватившей ее банды мародеров и дезертиров. Это была лишь малая часть их деятельности и все, кто служил в одном с ними форпосте, знали, что все эти добрые дела не идут ни в какое в сравнение с тем, что остается сокрытым от чужих глаз. Ужас перед этим тайным был гораздо сильнее уважения за благородные дела.
Несмотря на общую для всех униформу и отсутствие отличительных знаков, разницу между спецами и всеми остальными стереть было невозможно. Она становилась лишь очевиднее на фоне того, что все, кроме спецназовцев были медиками и срочниками. Война разрушала их по-разному. Одни еще цеплялись за воспоминания о жизни вне этой клоаки, с болью сопоставляя их со своей нынешней реальностью, изо дня в день втирая соль в собственные душевные раны, каждый день думая о выживании и сохранении рассудка. Другие же месяц за месяцем погружались в эту реальность, позволяя ей проникнуть под кожу, растечься по жилам, пропитать всю свою сущность насквозь. Они жили и дышали этой отравленной средой, трансформируясь в нечто, способное здесь почти процветать.
