так и не успела: мгла вокруг расступилась, и они снова сидели на горящем подворье.
– Встать сможешь? – прохрипел Гор. Она кивнула в ответ. Сможет – не сможет, а нужно.
У нее-то получилось, а вот он, как ни старался, удержаться на ногах не мог, пока к ним не подскочил Тильмар. Тот, казалось, совсем не заметил, что они говорили с кем-то.
Ругаясь и постоянно вытирая текущую из носа кровь, он подхватил Гора с одной стороны, Ярина с другой – только так получилось сдвинуться с места.
Дедушка сновал вокруг, то отставая, то обгоняя – наверняка караулил, вдруг какая напасть подкрадется.
На плечи с каждым шагом все сильнее давила невидимая тяжесть, Ярина едва волочила ноги. Гор пытался опираться не на нее, а на Тильмара, но когда наваливался слишком сильно, тот и сам начинал шататься. Так и шли.
Рассвет застал их у околицы Пожарищ. Лишь после того как первые лучи солнца позолотили молодые березки, на сердце стало спокойнее. Ярина до сих пор подспудно ждала, что на них бросятся из темноты оставшиеся без вожака волки. Или призрачные вороны слетят с веток, чтобы заклевать. Но не было ни воронов, ни волков. Никого не было: ни живого, ни мертвого. Откуда-то она отчетливо это знала.
Люди в Пожарищах опасались неизвестно чего, потому на въезде несли службу двое плечистых мужиков. На появление их благодетеля и заступника в изодранном виде они взирали с суеверным ужасом. Ничего удивительного, что вскоре рядом с ними оказался староста.
– Посторонись, госпожа ведьма, – почтительно буркнул он и оттер ее плечом, чтобы подхватить Гора. Тот зубами скрипнул в ответ, но смолчал.
– А что, почтенный, – прогнусавил тут же Тильмар. Он все пытался остановить кровь из носа, и его вечная улыбка сейчас больше напоминала гримасу боли. – Сколько вам надо заплатить за одну курицу? Полцарства подойдет?
– Вам на какое-то колдунство очередное? Черных курей не держим. – Старосту, после увиденного, было уже ничем не пронять.
– Нет, просто очень есть хочется. Курочки бы…
Тильмар не договорил – рухнул как подкошенный, не дойдя до дома Гора пару шагов. Староста только глаза к небу воздел.
– Беда мне одна с вашим чародейским племенем, – пожаловался он не пойми кому, пока возился со здоровенным замком на двери. – Уж не знаю, что и делать.
– Верно говоришь, Перван, – с улыбкой смертельно уставшего человека подтвердил Гор. – От чародеев все беды. Заведите-ка вы вместо меня травницу. Такую вредную бабку, которая одним взглядом любую болячку исцелит. И все у вас будет хорошо.
***
Потом был жар бани, куда дедушка Ярину одну не пустил.
«В пару и не видать ничаго. А коли сомлеешь, так я хоть подсоблю».
Вязкий запах зверобоя, горьковатый – чистотела с примесью ромашки, пока она перевязывала отмытого Гора, державшегося на одном упрямстве, а староста, ругаясь, накладывал бледному до синевы Тильмару лубок на переломанную в падении руку.
– Ты, твое чародейство, как дитё малое. Не дергайся уж, сделай милость, закончить дай.
В доме колдуна никто ни пылинки тронуть не посмел: как Ярина во время поспешного бегства сгребла со стола записи, так с тех пор ничего не изменилось.
К запахам снадобий вскоре добавились ароматы свежего хлеба, куриной похлебки, медовых пряников. Дедушка расстарался, самого себя превзошел.
– Яринушка, ну что ты не ешь совсем. Ты ж не птичка, крошки клевать. Бери краюшку, еще теплая.
И долгожданная темнота, в которой не было ни замка над Пустошью, ни плача Девы, ни криков Илеи. Только тишина.
***
Очнулась Ярина разбитой, но зато мучительное отупление отступило. Было тепло, спокойно, глаза открывать не хотелось, лучше лежать, слушая, как полощет за окном ливень, а ветер изо всех сил бросает водяные потоки в закрытые ставни.
Пахло целебным разнотравьем, горечью чародейских настоек и медом, а чужая грудь под щекой мерно вздымалась. Это было так странно и одновременно знакомо, что даже удивиться не вышло.
Сердце Гора частило. За этим стуком Ярина не сразу разобрала, что ее тревожит постороннее бормотание. Рядом кто-то ворчал.
– …охальник.
– Тише, разбудишь.
– Где это видано, в кровать к девчонке забираться. Обручья не надевал, через огонь не проводил 16, а уже грабли тянет свои.
– Дед, мы пока в подземельях блуждали, под одним плащом вместе спали. – В сипении Гора ясно слышалось обреченное упрямство. – Уймись.
– Нет, вы дадите мне поспать, а? – Голос Тильмара был наполнен такой мукой, что Ярина заволновалась. Что могло случиться? Ведь не ранили его, неужели из-за руки?
– Так плохо?
– Проще сдохнуть, чем терпеть.
– Терпи, кудесник. – Дедушка забренчал какими-то склянками. Видно, лекарства перебирал. – Прострел-траву нельзя часто, да и маловато ее осталось. Твоему дружку рукастому может не хватить.
Ярина не выдержала и с глубоким вздохом открыла глаза. Гор вздрогнул, сердце его зашлось частым стуком, это она еще успела услышать, прежде чем он отодвинулся, заглядывая ей в лицо.
– Ярина…
Глаза у него были как омуты. Смотрел он мягко, с тревогой, этого даже темнота не скрывала.
– Ты как?
– Лучше.
Усталость еще камнем висела на шее, но разве это важно? Ничего ужасного с ней нет. Не у нее руки до костей изгрызены, а остальное – поболит и перестанет.
Но Гора провести не удалось. Он неуклюже поднял руку и провел пальцами по щеке, едва касаясь. Она не удержалась – поморщилась. Да, синяк, наверное, уже на пол-лица налился. Но они все пострадали, даже Тильмар, который на драку опоздал, но руку сломал, когда их ловил.
– Девонька, ты, может, хочешь чего?
Домовой немедленно оказался рядом, но Ярина качнула головой в ответ, вновь укладываясь Гору на грудь, на что дедушка горестно вздохнул. И смолчал.
– Сколько я спала?
– Весь день и половину ночи. Утро уж скоро.
– А вы почему…
– Я днем выспался, – пояснил Гор. Он накрыл перевязанной ладонью ее затылок, пытаясь устроить руку поудобнее. Ясно, почему не спит – раны разболелись, а снадобье часто пить нельзя. – Твой дед тебя стережет. А Тиль не может.
– Рука?
– Нет, голова. Наколдовался.
Со стороны камина прилетел надрывный стон:
– Вы или замолчите или сразу меня добейте.
– Да ради всего… – Гор дернулся и немедленно упал обратно на подушку, когда дыхание сбилось. – Выпей ты уже настойку. Чего терпеть? Того, что есть, нам обоим вполне хватит.
Тильмар завозился, с трудом приподнимаясь и шаря по столу. Даже в неверных отблесках единственной свечки была заметна восковая бледность. И то, как у него трясутся руки. Чудо, что не уронил пузырек.
Ярина дождалась, пока он уляжется обратно на шкуру у камина и снова решилась
