Маша смахнула слезы. Если бы не ее печаль, я давно бы отослала ее и приказала не беспокоить меня.
Наверное, так мы и сдружились.
— Еще меня соседки по палате иногда из депрессии выводили. А ты вот совсем одна лежишь.
Маше двадцать два, ее малыш здоров и каждый день напоминает ей о любимом муже. Оттого она и носится со мной, что себя во мне видит.
— Но ты справишься. Мне, конечно, родители сильно помогают, я даже на работу почти сразу вышла, ну а ты няню наймешь. Жизнь наладится, вот увидишь. Мысли позитивно, моя девочка.
— Вот и я успокаиваю себя: двойня для матери-одиночки это лучше, чем тройня.
— У тебя двойня?!
— Сын и дочь, — кивнула.
— Вот это да! Сразу отстреляешься. Можно больше не рожать, — Маша засмеялась.
В Машиных глазах была радость.
Интересно, какая реакция была бы у Давида, узнав он, что станет отцом сразу двоих детей?
Последний раз я видела его так давно. Прошли месяцы. Это была наша последняя встреча.
— У тебя же нет в Волгограде никого, да? А откуда ты приехала?
Я проживала в Волгограде последние недели. После родов мы должны будем улететь. Он обещал помочь спрятаться за границей и обустроить нашу с детьми жизнь… в случае, если я выживу после родов.
На другой, неблагоприятный исход у меня тоже был план. Я не хотела оставлять детей одних в этом мире и позаботилась о них уже сегодня. Сын и дочь попадут в семью Басмановых, ведь нет никого ближе родственной семьи.
Мне бы этого не хотелось. Однако моя болезнь не оставляет мне почти никаких шансов.
— Ладно, Маш. Ты иди. Я поспать хочу.
— Хорошо. Кнопка на твоем запястье, если что — сразу жми. К тебе немедленно придут.
Маша скользнула по мне неравнодушным взглядом, но все же ушла. Мы попрощались до следующей смены. Я посмотрела на датчик на запястье: надеюсь, что кнопка не пригодится и оставшееся время до родов пройдет спокойно.
Я выключила мерцающий телевизор и огляделась. Не зря я решила лежать отдельно. Довольно мне было этих жалостливых взглядов при поступлении, когда меня положили на сохранение, а вещи привезти было некому.
Благо, что деньгами мы обделены не были, я сразу попросилась в отдельную палату — знала, что они у них есть, причем роскошные.
Палата больше напоминала комнату, правда с теми же медицинскими установками. И койка была удобная, на седьмом месяце моя здоровая спина вдруг стала тяжелой ношей. Телевизор я почти не включала, чтобы вдруг не нарваться на новости о Давиде, только иногда пробегала глазами по новостной ленте, чтобы быть в курсе расследования.
Оно, к слову, длилось и по сей день.
— Давид…
Я шумно выдохнула и тут же охнула. Малыши толкнулись… оба откликнулись на имя, сумасшедшие. Я успокаивающе погладила живот, морщась от боли.
Мне до сих пор не верилось, что я была настолько уязвимой. Конечно, не хватало мужской спины, за которой можно было спрятаться.
Не хватало отца или мужа.
За окном роддома стояла июльская жара, а в памяти все жил снежистый декабрь. Я помнила те события от и до. Они снились мне в кошмарах, я просыпалась в поту и долго не могла уснуть, вспоминая…
Когда я осталась совсем одна — беременная и обвиненная в смерти Давида Басманова, я сразу обратилась к тому, чье имя страшно было даже произносить.
Но меня лишили выбора.
— С чего ты решила, что я помогу?
Во время телефонного разговора Эмин был холоден со мной.
Беременная девчонка его бывшего врага просит о помощи — какая ирония.
— Давид говорил, что мне нельзя встречать тебя. Но еще он говорил, что ты его враг номер два. А это лучше, чем остальные враги или семья Басмановых.
Эмин напряженно молчал. Он ненавидел семейство Басмановых, и тогда это сыграло мне на руку.
— Они меня ищут. Полиция и вся семья Басмановых, — я устала перечислять.
— Это ты его грохнула? — уточнил сухо.
— Это не телефонный разговор. Я больше не могу оставаться в Москве.
Эмин согласился помочь мне.
Не из вежливости и не из рыцарских побуждений. Я знала, кто такой Эмин Шах и на какой риск я иду.
Однако, когда полиция добралась бы до меня, они бы посадили меня за решетку, а семья Давида забрала бы его детей себе.
Эмин стал моим спасением. С его разрешения я вылетела в Волгоград и под другим именем я нашла здесь укрытие.
Когда я прилетела в Волгоград, он встретил меня в аэропорту. В его машине было мрачно, а окна предусмотрительно затонированы.
— Здравствуйте, — я впервые взглянула на этого мужчину так близко.
Хмурый, хладнокровный, недовольный… Я раздражала его одним лишь своим видом и, наверное, он сам не понял, почему согласился помочь мне, а я спрашивать не решалась. Главное, что я не в тюрьме, и что мои дети всегда будут со мной.
— Басмановы в мой город не сунутся, — пообещал Эмин, — я нашел роддом. Договорился, ты будешь рожать там.
Я кивнула.
Договорился — значит, вложил много денег в отдельную палату, в платные роды и далее по списку.
— Спасибо, что поверили мне.
— Я не поверил, — отрезал Эмин, — я видел тебя рядом с ним в Новосибирске. И вполне знаю, кто ты такая, Кристина.
Так было даже лучше — не пришлось доказывать, что я действительно ношу детей Давида под сердцем.
Эмин пообещал заботиться обо мне, пока я не рожу. На этом наши пути разойдутся.
— Только будет условие. Ты расскажешь мне, что случилось с Давидом на самом деле. Я должен знать, кого укрываю у себя в городе.
Глава 12
Перед тем, как я покинула роддом, меня еще раз осмотрел врач. Наталья Александровна Панина была профессионалом своего дела. Я не знала наверняка, но, если Эмин договорился с ней о моих родах, значит, доверять было можно. В меру.
Когда я услышала, как во мне бьются еще два сердца, то немного успокоилась. Значит, мамины нервы не сильно сказались на малышах. Немного напугали нас с врачом, заставив меня полежать на сохранении.
— Все хорошо?
— Да. Спокойно, — вымученно улыбнулась доктор, — но ты позвонила ночью, и я изрядно испугалась. Я настаиваю, чтобы ты осталась у меня под присмотром. До родов — всего ничего.
Я поднялась с кушетки.
— Мне нужно забрать из дома кое-какие вещи. Скоро я вернусь. Сама, — заверила я доктора.
— Я не могу тебя заставлять, а Эмину все равно! — донеслось в спину, — но ты должна помнить про свой порок.
Я замерла. Панина тяжело вздохнула и предупредила еще раз:
— С твоей болезнью есть только один шанс родить и выжить — кесарево. И ты это знаешь. Но если вдруг начнутся преждевременные роды, и мы опоздаем, то твои шансы выжить будут равняться нулю. Я тебя предупредила, Кристина!
Наталья Александровна была недовольна, даже зла. У меня было мало шансов родить и при этом выжить. Узнав о моей болезни, она не собиралась за меня браться и даже — настаивала на аборте. Но Панину заставили взять на себя эту ответственность. Эмин прижал ее.
— Все будет хорошо, — неуверенно сказала я.
Мне только нужно забрать одну вещь из дома, и я вернусь. Не будет никаких «поздно».
Я вернулась в палату, окрыленная мыслями о скорой встрече с ними…
Я могу стать мамой. Когда Панина сказала, что у меня будет мальчик и девочка, я немного улыбнулась. В моем шатком положении пол был не столь важен. Главное, чтобы они появились на свет. Семья Давида позаботится о них, а если все закончится хорошо — они будут моими и только моими.
За последнее я и была благодарна Эмину. Он понимал, что в случае чего глава Басмановых отнимет у меня детей и глазом не моргнет, ведь он считает меня убийцей своего сына.
Пока я под крылом Эмина, мне ничего подобного не грозит.
Луна сменилась рассветом, а с приходом солнца все проблемы казались не такими уж и большими. Я даже улыбнулась, когда Маша своенравно ворвалась в палату. Началась ее смена.
— Ты что, выписываешься? — она недоверчиво сощурилась.
— Да. Ненадолго, только вещи для родов соберу. Ты же знаешь, мне некому их привезти.
