Мы выбираемся из толчеи и идем, не разбирая дороги. По мере того как мы удаляемся от галереи, пространство, разделяющее нас, сужается.
Его уверенная горячая рука по-прежнему сжимает мою, и я не пытаюсь освободиться. Мне нравится надменность этого жеста.
И он это знает. По тому, как внезапно повлажнела его рука, я чувствую, что и он взволнован этим первым телесным контактом. Мое сопротивление — не более чем кокетство.
Я поворачиваю к нему голову, мои волосы оказываются у самого его лица, и он вдыхает запах моей цветочной туалетной воды.
Мы шли по улице бок о бок, ничего не зная друг о друге.
Я не знала ни его голоса, ни его имени и могла только догадываться о его намерениях.
Никто не знакомил нас.
На вид ему было лет сорок пять, у него были темные густые волосы и волевые черты лица, на котором резко выделялись морщины. Он был одет без особого шика — голубая рубашка, простой галстук и светлый костюм, слегка помятый, — это заставляло предположить, что со вчерашнего дня он не заходил домой переодеться и что он об этом сожалеет, судя по тому, как он время от времени слегка проводил рукой по лацкану пиджака. Он выглядел как настоящий мужчина, открытый и бесхитростный. В детстве он, должно быть, носил короткие шорты, лазал по деревьям, играл в гоночные автомобильчики и в футбол, дразнил девчонок.
Я все еще не слышала его голос.
Когда же он, наконец, заговорит? Мы даже не поздоровались, даже не обнялись — по сути, мы друг друга не знали.
Я:
— Меня зовут Идиллия.
Конечно, имя было вымышленным, но подходило мне, как перчатка.
Он смотрел на мои загорелые плечи, не зная, какое солнце их ласкало; он смотрел в глубину моих глаз. Заметил ли он, что я изменилась за эти три года? У меня на лбу появились легкие вертикальные складочки, а когда я смеялась, в уголках глаз появлялись морщинки. Я с этим смирилась. Он не мог знать этого выражения лица — наша встреча была недолгой, и у меня не было времени выразить свою радость. Он пристально рассматривал мой нос, рот — особенно рот — и чем дольше он на меня смотрел, изучал меня, тем сильнее меня охватывало желание ему понравиться и тем сильнее я сомневалась в себе.
— А вас как зовут?
Никакого ответа.
Странно.
Мы шли. Он по-прежнему держал меня за запястье, моя рука была напряжена — ничего общего с будущими любовниками, которые прогуливаются по тротуару, заигрывая друг с другом. Он вел меня, уверенный в том, что я не буду сопротивляться — вот и все.
Его обручальное кольцо впивалось мне в руку. Значит, он женат?
Внезапно он остановился и выпустил мою руку. Она болела. Я стала растирать ее, и он улыбнулся.
Теперь, когда наши тела не соприкасались, вдали от толпы, стоя под одним из тех деревьев, которые каким-то чудом растут среди асфальта, мы, возможно, могли бы поговорить?
Я повторила: «Как вас зовут?»
Он словно не услышал. Он сказал:
— Если мужчина не видел женщину так долго, это еще не значит, что он не думал о ней...
Это были первые слова, которые я от него услышала.
— Вы думали обо мне?
Он не ответил.
Он изучал меня. Мужчины хорошо умеют молчать, но не могут помешать своим глазам говорить. Его глаза действовали на меня сильнее любых слов.
И вот я сказала ему то, что он хотел услышать: что я живу недалеко отсюда, и другие, гораздо более рискованные вещи. Я назвала свою фамилию и адрес, а также номера телефонов — городского и мобильного. Я сказала ему все. Предоставила все возможности отыскать меня.
Он не удивился — я всего лишь ответила на его немой вопрос. Резким движением вскинул руку, едва не задев меня по лицу, и быстро взглянул на часы.
Он что, собирается пойти ко мне?
Ни единого слова. Он лишь едва заметно покачал головой в знак отрицания. Он отклонял приглашение, которого добился.
Он мог хотя бы соблюсти приличия — например, сказать, что сожалеет, но вынужден удалиться; что он часто думал обо мне, целыми днями напролет; что искал меня во всех парках, на всех улицах, что выкрикивал бы мое имя с Эйфелевой башни, если бы только его знал. Он мог бы сказать, что однажды потерял меня в этом городе, но больше никогда не потеряет. Но для этого ему пришлось бы прибегнуть к словам, составить одну-две фразы. Заговорить!
Он сказал только:
— Завтра.
— Завтра?
Я даже не была уверена, что правильно расслышала — так тихо он говорил.
Я уже собиралась добавить: «До завтра еще далеко», но он помешал мне, приложив указательный палец к моим губам:
— Тс-с...
— Что это значит?
— Просто «тс-с».
— Но почему?..
Я сделала еще одну попытку:
— Скажите хотя бы, вы любите шоколад?
Почему я задала ему этот дурацкий вопрос? Потому что он собирался уходить, а мне хотелось его удержать.
Он улыбнулся и повторил:
— Тс-с...
Это значит — молчание?
Итак, пароль был произнесен.
E-mail Идиллии Клементине
Я снова встретила того типа, который был в саду Марселя Пруста. И знаешь, что он мне сказал? «Тс-с».
Он загадочный, его молчание меня интригует. Ты веришь, что существует молчание влюбленных?
E-mail Клементины Идиллии
Да это просто эпидемия какая-то! Мой муж тоже заразился. Говорит все меньше и меньше, это меня бесит! Я думаю, что это скорее свойственно мужчинам, которые перестали любить. Можешь представить, в каких я расстроенных чувствах!
— Это я… — послышался тихий мужской голос в домофоне.
Кто — я?
— Кто? — спросила я, надеясь услышать что-нибудь еще.
— Я, — невозмутимо повторил мужчина.
Голос был тот же самый, который накануне произнес: «Если мужчина не видел женщину так долго, это еще не значит, что он не думал о ней».
Этот голос не был ни слабым, ни прерывистым, ни дрожащим, ни глухим, ни сдавленным, ни резким, ни крикливым, ни пронзительным, ни мелодичным, в нем не ощущалось привычки к болтовне, — это был мужской голос, глубокий, вибрирующий, сильный, теплый, но словно бы потусторонний. Голос, который не растрачивал себя по пустякам, не обращался к кому попало. И в нем звучала радость в предвкушении нашей новой встречи.
Я не слышала шума лифта — должно быть, он поднимался на пятый этаж пешком. Прижавшись ухом к двери, я пыталась услышать его шаги.
Он несколько мгновений стоял на лестничной площадке, прежде чем позвонить. Колебался? Переводил дыхание? Затем нажал на кнопку звонка.
