Драгос уставился на ее руки. Она уронила их на себе грудь, сцепив пальцы в замок.
— Я думаю, — понизив голос, ответила девушка, — что ты готов на все, чтобы получить свою собственность обратно. Неважно, что именно было взято, ты не остановишься ни перед чем, чтобы найти пропажу: чего бы это ни стоило, и куда бы ни пришлось отправиться.
— Никто не может брать мое, — рычание Дракона завибрировало по земле. Оскалив зубы, он склонился к ней нос к носу, — никто!
Матерь Божья, он одновременно был и страшен и великолепен! Его очертания вновь расплылись из-за слез, вот-вот готовых пролиться. Кивнув, она прошептала:
— Я знаю. Я… я не думаю, что это имеет какое-либо значение для тебя, и не ожидаю, что это что-то изменит, но мне очень жаль.
Навострив уши, Драгос склонил голову набок.
— Так сказано в твоей записке.
Приближались голоса. Девушка вытянула шею и увидела пару, рука об руку идущую в их направлении. Драгос положил руку ей на рот, чтобы она молчала. Оба наблюдали, как парочка проходит мимо, не дальше, чем в пяти футах от них (ок 1,5м — прим. пер.) и Пиа осознала, что Дракон, видимо, ограждает их от любопытных глаз. Только так. В противном случае, кто-то давно уже вызвал бы копов, увидев на пляже нападение мужчины на женщину. Это точно породило бы настоящую резню.
После того, как парочка удалилась, Драгос, переместив вес на одну руку, провел пальцем по ее щеке, а затем по линии челюсти и вниз по шее. Его глаза следовали по пути его пальца, теперь двигавшегося от нежного изгиба ее ключицы вниз, до краешка топа.
Всей кожей она ощутила его горячий и шершавый палец. Пиа задрожала сильнее, сдерживая стон. Ух ты, вот уж не знала, как извращены ее сексуальные вкусы! Хищник среди хищников склонился над ней, излучая угрозу. Он был единственным Драконом с начала времен, чем-то вроде живого памятника.
Вот черт, он не только старше Гранд Каньона, он еще как Папа Римский, Король Фейри и президент США в одном лице! А в некоторых древних культурах он считался божеством.
Прежде чем убить, Дракон хотел сделать ей очень больно, но нет, — она могла думать только о том, как горяч был во сне его поцелуй и как нежно только что его палец касался ее тела.
Мысли сбились, когда Пиа взглянула на руку мужчины. Дыхание стало прерывистым, а сердце заколотилось еще быстрей. Драгос выбрал прядь ее волос и намотал кончик на свой палец. Потом подставил его под лучи вечернего солнца. Он разглядывал локон, разворачивая под разными углами. Дракон больше не удерживал ее на месте физически, но возможность побега стала чем-то немыслимым. Под силой его взгляда Пиа задрожала всем телом. Прилив сексуального жара сжег все более или менее связные мысли, что оставались в ее голове. Между бедер стало влажно.
Она никогда не испытывала большего унижения и стыда. Пиа как будто обнажилась перед ним — сверхчувствительное обоняние Вера наверняка уже сообщило о мельчайших изменениях в ее теле. Мужчина в курсе ее растущего возбуждения. Без всяких сомнений, он мог прочитать каждую эмоцию в феромонах, которые она выделяла, а вот она, со своей стороны, не могла узнать о нем ничего. Выражение глаз было нечитаемым, лицо же таким серьезным, что она не могла понять хода его мыслей, хотя...
Пиа перевела взгляд на это огромное мужское тело, распростертое над ней, от широких плеч до узких бедер, что казались такими упругими и накачанными. Одет он был для удобства, а не в пику моде: в джинсы и белую шелковую рубашку от Армани, закатанную в рукавах и заправленную в штаны.
Девушка прикусила нижнюю губу, глядя на бесспорную улику, выпирающую под молнией брюк. Выпуклость, которая впечатляла так же, как и все остальное в его человеческой форме. Лааадненько. Размер вполне соответствовал увиденному во сне, хотя происходящее было далеко от их недавней эротической фантазии.
Пиа задумалась: сохранится ли его стояк, пока он будет срывать ей голову с плеч? Он был Драконом, чудовищем даже среди перевертышей, по общему признанию, древнейший даже среди Древних рас, с репутацией злобного, хитрого и безжалостного существа. Обычные поведенческие модели к нему были неприменимы.
— Так что, все непредсказуемо с точки зрения социума, — пробормотала она.
— Шшш! — произнес Драгос.
Она замолчала, очистила разум и просто ждала, наблюдая за тем, как мужчина изучает ее пряди.
Собственные волосы казались ей недостаточно мягкими, они были густыми и настолько светлыми, что казались почти белыми. В лучах заката кончики отливали золотом. Когда Пиа распускала их, а не собирала в обычный хвост, длина почти достигала талии.
Драгос намотал на кулак длинную прядь, и, поднеся к носу, глубоко вдохнул. Вот она! Загадка, решения которой он никак не мог найти. Он думал о ней как о диком солнце, обладая лишь призраком аромата на клочке бумаги.
В реальности все оказалось куда головокружительнее. Ее нежный женственный запах содержал не просто аромат напитанного солнцем воздуха. Он забросил Драгоса куда-то вглубь его воспоминаний, к началу всего сущего, когда он, совсем юный, купался в духовном свете и волшебстве. В древние времена, такие пронизывающие, молодые и чистые.
Неспешно он вернулся в настоящее, продолжая изучать ее волосы. По ощущениям они напоминали китайский шелк, а оттенок напомнил ему о золотоносных жилах. У Дракона была перуанская статуэтка тринадцатого века, точно такого же цвета. Отпустив волосы, он приступил к изучению всего остального в этой таинственной и непредсказуемой женщине.
— Я не думал, что ты так молода, — сказал он. Драгос ощутил тот же дикий всплеск восторга, что и целую вечность назад, когда в погоне за чем-то потерял контроль над собой и мчался напролом через подлесок. Он посмотрел на распростертое под ним тело, такое неподвижное и покорное, что его железный самоконтроль дал небольшую трещину. — В тебе есть кровь Веров. А еще человеческая.
Он наблюдал за мышцами изящной шеи, когда она, сглотнув, хрипло ответила:
— Мне двадцать пять.
Хищник в нем отметил, что Пиа умолчала о своем происхождении. Но она излучала лишь приглушенную Силу, а во сне, как он помнил, девушка светилась, подобно луне. Было это свечение символическим или настоящим? Кто из Веров или Фейри мог так сиять? Эльфы несут в себе свет, но не такой, что он видел во сне.
— Гляди-ка, — пробормотал он, в основном, для себя, — ты дитя, пушинка, одно биение сердца.
Она судорожно вздохнула.
— Я больше всего этого.
Игнорируя слабый протест, он приподнял бровь, но не больше.
Несмотря на бледность, кожа была слегка загорелой, редкого жемчужного оттенка. В волосах сверкали золотые искры. Огромные глаза, что смотрели на него со страхом и возбуждением, были фиолетово-синими, глубокими, как полуночное небо. Как сапфиры. Он почти видел далекие звезды в этих глазах.
