Спустя какое-то время начинает холодать, но мы никак не можем оторвать глаз от неба. Мы стоим на улице, затаив дыхание, пока мои пальцы не касаются ее руки.
— Эви, пошли. Ты замерзла.
— Я бы хотела остаться здесь на всю ночь, но ты прав, мне холодно, — посмеивается она, поднимая телескоп с одной стороны, а я поднимаю с другой, и мы заносим его внутрь. — Я помогу донести его до твоего дома.
Мы ставим его за двойными стеклянными дверьми.
— Я хочу оставить его здесь. Мы всегда смотрим на звезды вместе, верно?
— Точно, — соглашается Эви, изгибая губы в счастливой улыбке. Она провожает меня до входной двери, а затем выходит на тротуар. Наши глаза по-прежнему прикованы к небу, освещенному яркими звездами.
— Эви... — Смотрю в упор на клочок травы, сунув одну руку в карман и внезапно теряя дар речи. — Ты знаешь, я не большой фанат своего дня рождения, но… ты помогла мне изменить к нему отношение. Из-за тебя я хочу праздновать его. — Я устремляю взгляд вверх, к ее глазам, и пожимаю плечами. — Из-за тебя я радуюсь тому, что появился на этом свете.
Наши взгляды встречаются, и я слышу, что ее дыхание замирает.
Мои глаза отчаянно пытаются сообщить ей то, что я не в силах сказать. Но когда Эви пронзает меня взглядом своих бездонных голубых глаз, то словно запускает стрелу прямо в душу, обнажая ее. Мое сердце учащенно бьется от подобного откровения. Я — открытая книга, когда дело касается нее. Хотя она единственная, кто не видит, что открывается перед ней.
Девушка подходит и прижимает губы к моей щеке.
— С Днем Рождения, Дилан. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Эви, — шепчу я ей вслед, наблюдая за длинными волосами, блестящими в свете луны.
Открыв дверь резким поворотом ключа, я собираюсь подняться наверх, но вижу сидящего в темноте Джордана.
— Эй, что делаешь? — Включаю ночник и опускаюсь на диван рядом с ним.
— На самом деле я тебя ждал. — Он качает бутылку пива, зажатую в руке, и задумчиво смотрит на нее.
— Ты в порядке? — Поворачиваюсь и сажусь к нему лицом, облокотившись рукой о спинку дивана.
— Ну да. Я просто хотел поговорить с тобой. Как все прошло с Эви?
— Отлично, — и, как всегда, я слишком широко улыбаюсь. — Ни за что не поверишь. Она купила мне тот телескоп, о котором я годами мечтал.
Джордан смотрит на меня, и в его глазах мелькает удивление.
— «НексСтар»? Серьезно? Эта штука стоит целое состояние.
— Знаю. А если учитывать ее откладывание денег на учебу, это было довольно неожиданно. — Я ковыряю потрескавшуюся кожу на диване. — Но разве об этом ты хотел поговорить?
— Нет, — отвечает он, снова уставившись на бутылку и ковыряя края этикетки. — Ну, я подумал, что у тебя сегодня день рождения, и все такое, — начинает брат, отрывая этикетку кончиками пальцев. — Я просто хотел, чтобы ты знал, что мне жаль.
— Тебе жаль? Почему, Джорди? — Я искривляю лицо, что наверняка показывает мое замешательство. Не могу придумать ничего, за что мой брат должен извиняться. Я тот, кому нужно на коленях просить у него прощения за то, какой я мудак.
— Ну, потому что мама и папа никогда не придавали значения твоему дню рождения, но моему всегда уделяли большое внимание.
— Эй, — я хватаю его за плечо, и он смотрит на меня, — в этом нет твоей вины. Тебе не о чем сожалеть. Наоборот, ты всегда старался изо всех сил, чтобы у меня был хороший день рождения. Ты и Эви — единственные, кто это делал. — Пожимаю плечами и тяжело вздыхаю. — Не понимаю, почему ты был золотым ребенком, а я был... Ну, кем бы я ни был. Но это, определенно, не твоя вина, братан. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь винил себя за это. — Я беру пиво из его руки и ставлю его на стол, чтобы полностью завладеть его вниманием. — Вообще-то это я должен извиниться за то, что относился к тебе как к дерьму после смерти мамы и после того, как отец бросил нас. Ты не заслуживал такого, понимаешь? То есть ты знал, как много для меня значило рисование, и ты был первым, кто купил мне альбом. Господи, Джорди, ты снова и снова спасал меня от самого себя. Ты всегда был рядом, и я люблю тебя за это. — На лице брата появляется застенчивая улыбка, и я захватываю его шею в изгиб своего локтя. — Парень, что это за дни рождения, из-за которых все чувствуют себя неудачниками?
— Ну, чтобы ты знал, этот неудачник любит тебя, — бормочет он.
Я отпускаю его, но не отстраняюсь.
— Ладно, я чертовски устал. Давай, пошли спать.
— О, кстати, — говорит Джордан, когда мы поднимаемся по лестнице, — сегодня звонила бабушка Молли. Она приедет на выходные и, может быть, немного задержится.
Я останавливаюсь на верхней ступеньке и поворачиваюсь к нему.
— С ней все хорошо?
— Да. Она в порядке. — Он идет к своей комнате, но оглядывается через плечо. — Обычный визит раз в полгода, просто она немного пораньше приедет. Сказала, что скучает по своим мальчикам.
На душе становится легче. В детстве я всегда любил, когда бабушка и дедушка, пусть и редко, но приезжали. Они дарили мне то ощущение, которого я так жаждал, — ощущение семьи. Расслабив плечи, я улыбаюсь. В нашем доме я снова буду чувствовать себя как дома.
Глава 13
Дилан
Ей приснился сон
Раздается звонок телефона, что пробуждает меня от глубокого сна. Неуклюже тянусь за ним к тумбочке, опрокидывая ночник.
— П-привет, — зевая, отвечаю я хриплым голосом. Наклонившись вниз, поднимаю лампу с пола и ставлю ее на место.
— Дилан, — раздается из трубки дрожащий и измученный голос, отчего я окончательно просыпаюсь.
— Зои? — Протираю сонные глаза тыльной стороной ладони. Сейчас три часа ночи. Что-то не так. — В чем дело? Эви в порядке?
— Нет. Ты нужен ей. Можешь прийти?
Не ответив, я кидаю трубку и выбираюсь из постели. Быстро надев шорты и футболку, хватаю ключи и несусь вниз по лестнице, а затем бросаюсь через улицу. Зои уже ждет меня у двери.
— В чем дело? Ты до усрачки меня напугала. — Резко провожу рукой по волосам, возясь с ключами.
— Она наверху. Я вернулась с работы чуть более часа назад и сразу отключилась, но проснулась от ее криков. У нее истерика. Скорее всего, ей приснился плохой сон, но она ничего мне не рассказывает. Только говорит сама с собой, чем очень пугает меня.
Зои никогда не трусит, но морщинки вокруг ее глаз и то, как она заламывает руки, сводят меня с ума. Я нежно касаюсь ее руки, затем через две ступеньки поднимаюсь по лестнице и открываю дверь в комнату Эви.
— Иисусе.
Эви раскачивается из стороны в сторону на кровати, по ее щекам текут слезы. Она что-то бормочет, глядя на свои дрожащие руки, но ее голос настолько напряжен, что я не могу разобрать ни слова. Подхожу к ней и сажусь на кровать. Матрас прогибается, но она не замечает моего присутствия. Ее кожа бледна, глаза остекленевшие, губы дрожат. Моя грудь сжимается. Я цепенею при виде этого зрелища.
Сразу беру ее руки в свои, пытаясь успокоить в них дрожь. Ее кожа липкая и холодная, и я нежно сжимаю ее, подавая едва различимый признак своего присутствия. Когда девушка не реагирует, я отпускаю руки и мягко говорю, всматриваясь в ее лицо:
— Эви, это я, Дилан. Я здесь. Все в порядке, — повторяю ей эти слова снова и снова. Большими пальцами я медленно ласкаю ее щеки, вытирая слезы и пытаясь успокоить ее.
Она лихорадочно качает головой, взгляд мечется по комнате.
— Т-там кровь. Т-там слишком много крови. Она п-повсюду... Н-нет... Пожалуйста, нет...
Притянув к себе, я удерживаю ее в своих объятиях. Девушка дрожит, пот капает с ее кожи.
— Тсс… Эви… Тсс… Тебе приснился плохой сон. Я здесь, милая, — шепчу ей. — Ты в безопасности.
Спустя несколько минут спокойных покачиваний ее рыдания переходят в обычный плач.
— Дилан?
— Да, я здесь. Я никуда не денусь.
