Сегодня она моя. Сегодня у нее больше нет права на отказ.
Медлю.
Снимаю боксеры. Из них уже готовый к бою выпрыгивает член, смотрит концом прямо на ее губы.
— Открывай рот, Лана, — требую я, и она покорно раскрывает губки, сжимает пальцы между напряженными бедрами. Елозит. Трепещет, как рыбка в моих сетях.
Иду вдоль ее тела. Иду точно к цели и направляю член в лицо, сгибаю ноги.
Ох, блять! Почти падаю, как от удара током, когда губы обхватывают головку члена.
Смотрит мне в глаза и влажно выпускает. Облизывает языком, касается кончиком уздечки, а меня уже кроет, кровь оглушительно стучит в висках, внутри бушует цунами.
Я мысленно насаживаю ее горло, заставляю давиться, рыдать. Но я потерплю. Терплю ее мучительные ласки. Дурею. Сгораю, пока прохладные пальчики касаются яиц и нежно их гладят.
Но стоит ей взять корень глубже, как крышу сносит безвозвратно. Чувствую себя настоящим животным, теперь мною правят инстинкты.
Хватаю ее за уши и просто натягиваю на болт, так, чтобы нос уперся в лобок. Держу, охуеваю от экстаза, когда влажная, горячая полость обхватила всю длину.
Она мычит, упирается мне в бедра руками, и я даю ей глотнуть воздуха, чтобы снова засадить в глотку. Влажно. Грязно. Глубоко. Выпускаю с влажным звуком, смотрю на растраханные, полные губы. На слюни, что стекают по подбородку.
Такая по-блядски невинная. Моя.
Беру за шею, чуть жму на выемку и рычу:
— Дыши, сейчас я буду тебя трахать в горло.
Она раскрывает глаза, но принимает член в рот до самого конца. Глотает рвотные рефлексы, истекает слезами, пока я на огромной скорости вторгаюсь тараном в ее рот.
Смотрю в ошалелые глаза, что в полоске лунного света кажутся просто нереально красивыми.
Для меня. Сегодня все только для меня.
Стремительно подбирается оргазм, и я отпускаю Лану.
Еще не время. Потерплю.
Она жадно глотает воздух, откашливается, смотрит испуганно, но и слова не говорит, когда задираю член к животу и заставляю вылизывать.
Держу за голову, приживаю к яйцам и сдавленно выдыхаю:
— О, да, милая, поработай язычком.
Она поднимает глаза, активно вылизывает. Её заводит это, я знаю. Лана уже течет.
Хочу взглянуть на это. Обрываю сладостную пытку, тяну ее на кровать, так, чтобы свешивались ноги, и сажусь между.
— Максим… — хрипит она, смотрит. И я думаю, что Королев только мечтал и пиздел обо всем этом, а я имею. Имею его будущую жену. Имею дочь мэра. Если меня сейчас убьют, я не буду грустить, потому что уже сделал не мало в этой дерьмовой жизни.
Пальцами касаюсь полоски трусиков. Мокрая, как я и предполагал.
— Сними их, господи, сними их.
— Нетерпеливая. Развратная, — шепчу, опуская лицо. — Моя.
Вылизываю ткань, уже чувствуя пьянящий вкус и запах. Смотрю, как она стискивает свою грудь, мечется. Сходит с ума.
Отвожу полоску в сторону, языком щекочу клитор. Лижу губки.
Лана рвано выдыхает, ее просто колбасит, и я вряд ли смогу еще сдерживаться. Резко поднимаюсь. И не церемонясь, зная, что мне в этой дырке всегда рады, вставляю.
Делаю выпад до самого конца и рву дорогущие трусы. Словно олицетворение богатой, сытой жизни.
Обхватываю пальцами тонкую талию, давлю большими пальцами на плоский живот и задаю средний темп, наслаждаюсь тем, как сотрясается ее грудь. Как с губ срывается мое имя.
— Максим, о мой Бог.
Одной рукой обхватываю маленький дерзкий сосок и начинаю вбиваться. Внутренности уже скручивает от напряжения. От желания просто кончить и забываться в этом ощущении.
Сжимаю челюсть, держаться нет сил. Внутри словно котел с зельем похоти. Он кипит, готов просто взорваться.
Но сначала она. Должна запомнить, должна никогда меня не забывать.
Поднимаюсь на кулаках чуть выше, продолжаю трахать на полную длину члена, всаживать в матку и ловить взглядом ее стоны.
— Господи… Да, еще, еще, — выдыхает она, рукам уже стискивая простыню.
Глава 42
Хватаю рукой за шею, чуть сжимаю и смотрю на искусанные в кровь губы, требуя взглядом, чтобы прямо сейчас она кончила.
Долблю. Трахаю. Остервенело. Яростно. Вбиваю ее в кровать. Ставлю очередное клеймо, чтобы запомнила на всю жизнь, и рычу:
— Кончай, Лана.
И она сотрясается всем телом, выгибается, заставляя мышцы влагалища сокращаться, сжимать член крепче, просто выть от оглушающего удовольствия.
Успеваю вытащить член за секунду до взрыва, забрызгиваю живот, грудь и немного алые губы.
Она слизывает белесые капли кончиком языка и безумно улыбается, словно сейчас скажет «еще»
Поднимаюсь к ней, и тяну на себя, стискиваю в объятиях, чтобы снова ощутить то невесомое, сладкое удовольствие, которым меня крыло в Москве.
Тогда казалось, что мы живем одним днем, а после нас хоть потоп. Только вот потоп этот люди создают себе сами. Сами разрушают свою жизнь. Как мы свою. Нам нельзя прикасаться друг к другу. Но разве прикажешь телу, что горит в агонии, разве можешь управлять эмоциями, что уже на грани безумия. Дайте нам с ней одну палату. Дайте нам сдохнуть в один день как в сказке.
Держу в руках долго, словно боюсь отпустить и все-таки укладываюсь рядом, накрываю одеялом. Грудной клеткой чувствую засохшие капли.
— Пойдем в душ, — шепчет она, целует в щеку. Прикрываю глаза от кайфа, что сгущает кровь посильнее, чем оргазм.
— Позже.
— Давай хоть влажными салфетками….
— Ты чего такая чистюля стала, — смотрю в глаза, стираю пот с ее висков. — В городе спала с моей спермой на теле всю ночь, и ничего.
Она замолкает и прижимается к плечу, начинает рисовать на груди пальцами невидимые узоры и шепчет:
— Там все по-другому было. И ты там был другим.
— Каким это? — спрашиваю я, с первым полностью согласный. Те выходные, словно вырванный из книги лист, которой я уже спрятал и надежно скрыл.
— Другим, не таким жестким. Жестоким даже. Зачем тебе этот Антон…
— Лана, — резко поднимаюсь, достаю брюки и сажусь обратно уже с сигаретой. — Не начинай одно и то же. Я объяснял. Он мой брат.
Закуриваю, чувствуя неприятное жжение от дешевого никотина, и вдруг чувствую на спине пальчики Ланы. Она вычерчивает линию позвоночника, касается кожи там, где были шрамы, но ничего не спрашивает.
Своими действиями объявляет перемирие. Даже смиряется с дымом в ее девственно розовой комнате. Правда теперь это даже смешно. После того, что мы с Ланой здесь проделывали.
Она делает легкий массаж плеч, потом словно вокруг шеста перемещается и седлает меня. Целует сама, пальцы вплетая в волосы.
Рукой давлю на ее губы, заставляю открыть рот и выпускаю туда струю дыма. А потом резко целую уже сам, чувствуя, как от никотина, запаха спермы и ее возбуждения кружится голова.
Даже страшно вот так хотеть человека. Страшно найти человека, с которым желания твои полностью схожи, а вот быть с ним нельзя. Нельзя, потому что каждая собака против.
— Хочешь поесть? — предлагает она с мягкой улыбкой, и хочет спрыгнуть с колен, но я просто встаю с ней на руках.
— Пожрать я никогда не откажусь, — говорю, аккуратно следую в ванную.
— В доме никого, если что, — успокаивает она меня.
А то я бы сюда пришел, будь кто в особняке, кроме нее. Хотя… пришел. Шел наобум, словно ведомый какой-то невиданной силой. Аурой. Энергией. Потому что здесь она. Потому что вдали от нее ломка и наружу вылезают очень нехорошие вещи. Желание отомстить судьбе и самой Лане за то, что она так меня стыдится.
— А ты умеешь готовить? — спрашиваю я, когда мы уже приняли душ и спускаемся по лестнице.
— Я умею пользоваться микроволновкой. Разве этого недостаточно?
Не могу сдержать ехидного смешка, и уже на кухне сажаю ее на барную стойку.
— Давай я сам. Когда мне еще предстоит побывать на такой кухне.
Когда мне еще предстоит трахнуть такую девку.
Глава 43. Лана
Он хозяйничает так, словно это его кухня. Интуитивно открывает нужный шкафчик и создаёт что-то руками. А я болтаю ногами, сидя на стойке и смотрю на то, как мой любимый готовит. И знаю, что ничего нет лучше полуголого, крепкого мужчины на твоей кухне.
