Обе служанки, выполнив все данные им распоряжения, покинули комнату. Целитель отправился принять плату за визит и перекусить, растроганная Ридд вызвалась его сопровождать.
И это всё тоже — не на полминуты.
Итак, что делать?
Можно, конечно, попробовать нажраться пороху или сцильского гриба, как делали иногда тайком "подзалетевшие" деревенские молодухи, да только где всё это взять?
Порох может и есть в поместье, да только он как те деньги из тайника карателева кабинета — есть, да не про её, Амеллину, честь.
Сцильского гриба полно в лесу, особенно под валежником, на трухлявых пнях. Растет он также и на гнилых, попавших под дождь или снег, досках. Любая бросовая, порченная древесина прорастает насквозь этой мягкой, кружевной, красноватой, пушистой плесенью. Невозможно горькой на вкус, как говорят.
И что? Что теперь?
— Ясно что, — буркнула девица Радонир, скидывая ноги с постели и одновременно прислушиваясь к происходящему снаружи — Ясно...
Решение пришло одномоментно с тем, как растаяла мимолетная, последняя мысль о порохе и чудодейственном, грибном отваре.
МАРИЛЛА.
Зеленоватые, гибкие побеги, надежно укутанные мешковиной и травой, присыпанные землей, крепко спящие теперь в уже почти готовом "теплячке"...
О таких свойствах мариллы девице Радонир было известно давно — от деревенской знахарки, ближайшей теткиной подруги.
Засушенные кора и ветви растения имелись у той вдосталь, стены чердака в небольшом знахаркином домике были увешаны мешочками и "завертками", наполненными измельченным, пахучим сырьем. Так как ни в Полях, ни в Трирсе мариллы не водились, чудодейке приходилось покупать их через третьи руки. Однако же, лекарка никогда не несла убытков, втридорога перепродавая спасительное снадобье ммм... состоятельным особам, попавшим в сложное положение.
— Если она сухая, так завари как чай, и пей, — рассказала знахарка как — то раз тетке Лиме за чашкой ягодной наливки — А если свежая, так пару веток сжевать и всё! Крови хлынут, да и байстрюк с ними вместе...
...Очень быстро прокрутив это воспоминание в памяти, Амелла Радонир, одетая в теплое платье, накинув сверху плащ, сбежала по лестнице в полутемный, пустой холл.
Воровито оглянувшись, толкнула тяжелую входную дверь и, упав в ледяные объятия начинающегося утра, утонула в густом, плотном как набивка матраса, тумане.
До спасительного "теплячка", баюкающего гибкие, зеленоватые ветви, которые когда нибудь будут покрыты нежной, мягкой листвой и громадными, невероятной красоты цветами — шагов пятьдесят, не больше. Девушке нужно было просто повернуть за угол дома...
Сердце бухало молотом, отдавая удары ребрам и прижатой к груди ладони, а подошвы башмаков ломали ледяную корку, давили прячущиеся под ней короткую траву и сухие листья.
Вот он, угол! А вон, край "теплячка" и небольшой мостик — "подходка".
— Сейчас! Всего и делов — то,— подбадривала себя вероломная Радонир, вовсе и не слыша, что...
...две темные, завернутые в плащи фигуры движутся за ней след в след, ни на шаг не отставая и (пока!) не выдавая ничем своего присутствия...
Глава 21
Поглощенная целиком в нерадостные мысли, девица Радонир вздрогнула всем телом.
Совсем не от холода, так и норовящего пролезть под плащ и толстую ткань платья. Амелла никогда не была излишне чувствительна ни к морозу, ни к жаре, даже дожди, иногда льющие в Чистых Полях беспрерывно, не очень — то отравляли ей жизнь.
Дело было совсем в другом.
Как только девушка небольшими, легкими грабельками откинув аккуратные, тонкие пласты земли и провела зубцами по мешковине, прикрывавшей побеги спасительных марилл, стало тоскливо. Причем тоскливо так, ровно сейчас не мешковину она скребла, а собственное сердце...
Слезы, вновь подступившие к горлу, мелко царапнули его, мгновенно собравшись плотным, опасным комком, наподобие тех, какие пихают в крысиные дыры и кротовьи норы — крупные обломки стекла, перемешанные с глиной.
— Хых, — тихий всхлип всё же вырвался на свободу — Ничего... Скоро всё кончится. Я должна. Я просто должна, видишь ли. Ну... сам посуди. Оставлю я тебе жизнь, и? Кому ты нужен здесь? Уж точно не мне. Ну послушай... ПОСЛУШАЙ ЖЕ!
Уперев грабли в землю, она прикрыла глаза.
Теперь уж и вовсе не осознавая, что делает и с кем говорит, громко зашептала уже совсем нечто сумбурное:
— Если мать не любит, то не полюбит никто. Ясно? Проще и лучше сдохнуть до... Прости. Но я тебя уж слишком НЕ ХОЧУ.
Выдохнув несколько раз, Амелла привела в порядок дыхание. Крепко обхватив тонкий деревянный черенок грабелек, быстро доделала работу до конца.
Развязав широкие ленты "обмоток" куста, тронула мешковину. Серая ткань разошлась под пальцами как мокрая бумага, выпуская наружу ароматно пахнущие, гибкие, крепко спящие побеги.
С трудом оторвав небольшую веточку от длинного стебля, девушка вдруг подняла голову и прислушалась.
— Кто здесь? — громко произнесла она, сжимая отломок в кулаке. Звуков никаких Амелла не слышала, но ощущение чьего — то присутствия было явственным — А ну, выходи!
Снаружи шерохнуло. Легонько, будто стену "теплячка" кто — то погладил.
— А, — успокоила девица Радонир сама себя — Померещилось, навер...
...Одновременно с этим "...навер.." деревянная стенка зашаталась и, скрипнув, рухнула плашмя, едва не придавив разрытую "колыбель" и незадачливую убийцу вместе с ней!
Амелла коротко взвизгнула, едва успев отскочить назад.
Тут же упавший кусок параллельной стены больно ударил девушку по затылку и, проехав по спине, глухо бухнул о землю.
— ДАТВОЮЖЕИТИШКИНУМАТЬ! — завыла девица Радонир, падая на колени и вцепляясь пальцами ровно клещами в черенок валяющихся тут же грабель — ВОТЖЕЖОПАВОНЮЧАЯ!
Змей было две.
И они теперь, буравя землю, медленно выворачивая жирные её пласты маслянисто — черными, плотными телами, уверенно окружали Невесту Карателя, отрезая ей все пути к отступлению. Орудуя кольцами тел словно фрезами, чудовища и обрушили обе стены. Их оставалось ещё две, кое — как удерживая колышащийся, легкий потолок, те уже покачивались и скрипели, ровно под сильным ураганным ветром.
