- Я чувствовал, что так произойдет, - ответил он. Он говорил как человек, выздоравливающий после долгой болезни. Его голос дрожал, слабый и усталый, но он будет жить. - Это было как… истекать кровью. Полностью.
- Как? Как ты себя чувствовал?
Он покачал головой.
- Я не могу объяснить. Пока нет.
- Я хочу от тебя ребенка, - сказала она. - Ты сделаешь это для меня? Ты сказал, что оставишь меня, но я хочу иметь от тебя ребенка, неважно, останешься ты или уйдешь. Можно?
- Ты можешь родить от меня ребенка. Именно этого я всегда хотел, чтобы у тебя был наследник.
- Почему?
- Предсмертное обещание.
- Что это было за обещание?
- Я не могу объяснить.
- Пока нет?
- Пока нет, - ответил он. - Но ты скоро все поймешь.
- Жду с нетерпением, - сказала она. - Сейчас я тебе доверяю.
- Это все, о чем я прошу.
- Хочешь еще? - спросила она. Как только он сказал ей, что позволит ей родить ребенка, ее грудь снова болезненно наполнилась. Он кивнул, и она опустила лиф платья, подставляя ему грудь. Молоко хлынуло ему в рот. Каким-то волшебным образом его тощее тело преобразилось, и вновь стало выглядеть здоровым. Теперь перед ней был мужчина, которого она так хорошо помнила, гордый и мужественный. Она больше не задавала вопросов и не боялась этой магии. Это просто было.
- У меня будет сын. - Как только она это произнесла, то сразу поняла, что не грезила о будущем, а видела его. Где-то там, ее ждал дом из камня, железные вороты, и сад с красными розами.
- Он пойдет в тебя. Я назову его так, как ты скажешь.
- Назови его в мою честь, - сказал он, и вернулся к груди.
Она кивнула и улыбнулась. Ее сына будут звать Малкольм, в честь отца. И она будет нянчить сына так же, как нянчила отца, и будет любить их обоих до конца своих дней.
Мона обняла Малкольма, чтобы скрыть их от посторонних взглядов. Она услышала шаги в коридоре и испугалась, что ее обнаружат.
- Я должна помочь тебе, - сказала она.
- Позволь мне войти в тебя, - сказал он.
Это было достаточно легко сделать. Она мягко толкнула его на спину и оседлала его живот, когда он поднял ее юбки до талии. Одним пальцем он ласкал ее, раскрывал пальцами ее лепестки. Складочки с легкостью раздвинулись для него. Как только она стала достаточно влажной, он расположил член у входа и опустил ее на себя.
Мона всхлипнула от радости, что он снова внутри нее. Ее пурпурные юбки служили им одеялом, и под этим одеялом они совокуплялись, глубоко, медленно и с такой нежностью, что она боялась, что никогда не перестанет плакать. Малкольм целовал ее лицо, ее слезы, ее волосы, которые рассыпались по ее плечам. Каким-то образом - он не сказал ей, и она знала, что он не скажет, - каким-то образом она знала, что он томился, как пленник, все это время. Она кормила его во время их любовных утех, а когда отняла у него еду, то каким-то образом уморила голодом. Кто-то другой сделал его пленником, но именно она отняла у него пищу.
- Я больше никогда не прогоню тебя, - сказала она, двигаясь вверх и вниз по нему. Она сжала внутренние мышцы, желая крепко держать его внутри себя и никогда не отпускать. - Ты так напугал меня той ночью. Это была твоя истинная форма?
- Только форма моей души, - ответил он. - Узник, уродливый, наполовину животное.
- Для меня ты прекрасен, - сказала она. - Я сделаю все, чтобы освободить тебя.
- Придет время, когда я попрошу тебя сделать то, чего ты больше не захочешь.
- Мне плевать. Я все равно это сделаю. Нет ничего такого, о чем ты мог бы попросить меня, чего бы я не позволила.
- Ты отпустишь меня, когда придет время?
- Если ты оставишь мне своего ребенка вместо себя, то да, - ответила она. - Но, пожалуйста, не проси этого у меня, моя любовь.
- Ты не любишь меня.
- Люблю, клянусь, люблю. - Она осыпала его лицо поцелуями. - Скажи мне, как это доказать, и я докажу тебе.
- Когда мне придется уйти, ты поймешь, что надо делать.
- Тогда, когда ты уйдешь, я сделаю это.
Хотя он снова был цел и здоров, он все еще пил ее молоко. Она знала, что после того, как ее грудь опустеет, она не наполнится снова, пока она не родит от него ребенка. Она не знала, какая магия сделала это возможным, но не задавала вопросов. Она никогда не испытывала такой близости с любовником, даже в те долгие ночи, когда Райан был внутри нее, защищая ее от реальности болезни матери. Малкольм спустил платье до талии и провел руками по ее обнаженной спине. Пол под ними был твердым и холодным, и она содрала кожу на коленях, но для нее это было лучше любой роскошной кровати, потому что Малкольм снова был внутри нее.
Под ней Малкольм приподнимал бедра, проникая в нее снизу. Она держалась совершенно неподвижно, пока он раскачивал бедрами и вколачивался в нее. Принимать его, раздвигать бедра и открывать себя, чтобы принять всю его длину, было райски приятно. Он снова сунул руку под ее платье, нашел ее клитор и массировал его. Удовольствие было невыносимым. Она едва могла молчать, пока он брал ее, полностью контролируя ее тело, даже лежа на спине, прикованный к стене. Его деньги сделали ее шлюхой, но его член сделал ее своей рабыней. Она больше никогда не хотела ощутить вкус свободы. Она хотела ощущать только его.
- Кончи для меня, - прошептал он ей на ухо. Он снова взял ее грудь в рот, сосал ее и ласкал под юбками. Низкий тихий стон вырвался из ее горла, и начались спазмы. Ее влажные внутренние стеночки сжались и расслабились, затем их охватило неистовые судороги, которые продолжались и продолжались. Она почувствовала это в спине, в бедрах, в самых сокровенных частях своего тела. Наконец все закончилось, и она упала на него, ее изнывающие груди прижались к его груди.
Она поцеловала его в губы, его прекрасные губы, и поцелуй был прекрасным и любящим. Он обнял ее за талию и снял ее с себя.
- Теперь я, - сказал он. - Пей меня.
Для нее было удовольствие сделать это. Она скользнула вниз по его телу и взяла его в рот, пробуя себя на его длине. Она не тратила время на обычные нежности, а сразу взяла член до самого горла и грубо сосала. Он выгнулся над полом, приподнимая бедра, и излился ей в рот. Пока он кончал, она высасывала из него семя, заглатывала в горло, каждую каплю, опустошая его тело, пока он опустошался в нее. Когда он закончил, она положила голову ему на живот и, держа его член в руке, прижала его к своей обнаженной груди.
- Как мне освободить тебя из этого места? - прошептала она. Охранники могли застать их вместе в любую минуту. Она знала, что они выгонят ее и будут пытать его за то, что они сделали вместе.
- Открой глаза, - сказал он.
Она подчинилась приказу, и подняла голову. Они снова лежали на кровати в задней комнате. Железная цепь на его лодыжке исчезла. Он снова стал похож на себя, на ее Малькольма, ее любовника, ее хозяина, ее Бога.
Она осмотрела комнату, ошеломленно моргая.
- Как ты это делаешь? - спросила она. - Как заставляешь меня видеть то, что я вижу?
- Ты видишь то же, что и я, - ответил он.
- Это реально?
- Это вполне реально.
- Ты что, дьявол? - спросила она, зная ответ, да или нет, ничего между ними не изменит.
- Ты веришь в дьявола? - спросил Малкольм.
- Нет, но мама верила. Она верила в рай и ад, и во все фантастическое. Всегда предпочитала красивую выдумку правде.
- Не все, что красиво, является ложью, Мона.
Малкольм обнял ее за талию и притянул к себе. Он положил ее на спину, задрал юбки к животу и запустил руку в ее влажное лоно. Он погрузился в нее по самое запястье. Ее тело растягивалось, приспосабливаясь к нему, и как только это произошло, оно снова сомкнулось вокруг его руки, обволакивая его, удерживая его внутри нее, где было его место. Она заставила Себастьяна проделать с ней то же самое, но он сделал это неохотно и пришел в ужас. Только не Малкольм. Он смотрел на нее почти с благоговением, осторожно погружая руку глубже.
- Почему ты пришел ко мне? - спросила она, прижав ладонь к его щеке. - Почему ты ждал меня? Почему меня? Я не особенная. Я не... никто.
