- Что, на уху не остаёшься? – обернулся Олег к Марго.
Она отрицательно покачала головой. Подошел Арни с маленькой дочуркой на руках и его теща с тюками каких-то пеленок и шмоток. Крошечная Оксанка в светлом платьице и белой, обшитой кружевом панамке с горделивой небрежностью инфанты восседала на сильных отцовских руках. Ей сегодня исполнился годик. И в честь нее Арни собрал этот пикник на ильменском* острове.
- Пашка звонил: они с Толиком едут. Их водила прям на берег привезет, а обратно всех желающих захватит, – Арни обернулся к теще: - Баб Кать, ты готова?
Теща кивнула. Миша забрал у нее сумки и пошел к воде, где к низким стланям была привязана цепью «казанка»*.
- Тут Олег на спор взялся до берега доплыть, - подала голос Марго.
Баба Катя осуждающе нахмурилась:
– Что за ребячество?! Здесь – широко, и глубина семь метров.
- Я же – волжанин, Екатерина Петровна, - улыбнулся Олег. – Не бойтесь! За меня Миша поспорил, я его не могу подвести.
Он кинул футболку и брюки в моторку, подмигнул другу и вошел в воду. На отмели вода была теплой, как парное молоко. Но, зайдя по пояс, он остановился и поежился, зачерпнув ладонями, неторопливо растер руки и плечи, сделал еще пару шагов и поплыл. На берег сбежали Арнины пацаны.
- Меня дядя Олег обещал научить плыть баттерфляем! – похвастался старший, Антон.
- А я уже умею! – вставил Петька.
- Языком звиздеть умеешь!
- Антоша! – возмутилась баба Катя. – Что за слова? Не смей так говорить!
Миша уложил вдоль бортов сумки, распутал цепь, развернул лодку и, придерживая одной ногой корму у мостков, подал по очереди руку своим пассажиркам. Марго и баба Катя устроились на низких скамейках. Арни передал Мише Оксанку:
- Смотри, осторожней! Самое дорогое доверяю тебе!
- Не бойся, Серег! Спассредство наденем. Штиль - штилем, а техника безопасности – святое дело! – Миша передал малышку бабушке, потом опустился перед ней на колени и надел чуть великоватый ей оранжевый жилет.
Олег отплыл уже далеко. И размеренные гребки его рук рассекали зеркальную гладь. Мотор затарахтел, и лодка, задрав нос, рванула от берега. Приблизившись к пловцу, Миша заложил дугу, чтобы не потревожить его волнами, поравнявшись с ним - заглушил мотор. Олег плыл красивым, энергичным кролем. Мишка, чуть прикусив губу, любовался его точными движениями. Потом крутанул зажигание и увез пассажиров к берегу. Пока выгружались, пока выбирали со дна лодки сумки, пока пассажирки обували цивильные туфельки, Олег доплыл и вышел из воды, закидывая назад мокрые волосы, улыбаясь и умерЯя дыхание.
- Круто! – Марго вскинула вверх большой палец.
- Лёль, ты – лучший! – выдохнул Мишка.
- Я – для тебя! – ответил ему Олег одними губами.
Два старших Глазова подъехали на «служебном» мерседесе.
- Жаль, именинница уезжает! – сокрушался Павел, забирая у бабушки малышку и высоко поднимая ее над головой. – Ну, теть Кать, подарки-то тебе отдать?
- Всё – Насте, Насте! – отмахнулась Арнина теща. – Нас отпускайте уже, спать пора девчурке.
Водила открыл «чемоданистый» мерседесовский багажник и помог выгрузить в моторку ящик спиртного, удочки в дорогом чехле, какие-то пакеты и высокие болотные сапоги. Оксанка задремала на бабушкином плече, поэтому простились быстро, без разговоров и восклицаний.
- Дядя Паша приехал! – прыгали и хлопали в ладоши Арнины пацаны. – Фейерверк будет вечером, правда?
- Куда ты столько привез?! – поморщилась Настя на звякнувший ящик. – Сережа всё купил!...
- Ээээ, не говори! – покачал головой Павел. – Мы тут тучного клиента уважили. Это он нам поверх гонорара был так «благодарен». Армянский завод! Ты таких названий и не слышала!
В соснах, на высоком берегу, метрах в ста от рыбачьей избушки был сколочен из распиленных вдоль бревен прочный стол. На нем теснились бутылки, привезенные из дома нарезки и салаты, и два больших котелка только что снятой с костра свежей ухи.
- «Арцах Серебряный»*, 45 градусов, - прочитал Мишка незнакомую этикетку. - Лёль, по ходу, в честь тебя названа. И градус – в жилу!
Олег вынул у него из рук бутылку и переставил на другой конец стола:
- Как бы мне в своей семье исхитриться, чтобы раз и навсегда закрыть тему градусов?
Андреич, отвинчивая крышку с бутылки и разливая по тесно сдвинутым стаканам, подмигнул:
- Там, за протокой полянка есть с а-а-а-атличной крапивой. Попробуй, если ничего другое не берет.
Олег покосился на Мишку, иронично поднял одну бровь и задумчиво протянул:
- Ты думаешь?...
Эта тема не всплывала в их разговорах с зимы. Всё остальное наладилось, но тут - словно отрезало. А сейчас Олег молчал, не сводя взгляда с Мишкиного лица, и Мишины щеки медленно набирали румянец. Лёха хохотнул:
- Самсонов, ты хоть так не красней. А то мы, правда, подумаем, что Олег тебя крапивой жарит.
Вдруг встрял Арни:
- Лёх, завали своё радио! Орешь на весь бор, а рядом – дети, - и кивнул на своих пацанов, которых Настя чем-то занимала у костра.
От такого заступничества Мишка вспыхнул до корней волос, вскочил и ломанулся через собранные в груду ветви для растопки.
- Что вы за люди! – сердито пробормотал Олег и рванул следом.
Лёха фыркнул:
- Когда у этих балбесов медовый месяц-то закончится? Сколько можно всё это смотреть!?
- «Молодожены», едрёнать! – улыбнулся Андреич. И сам первым поднял стакан: - Ну, за любовь!
И остальные присоединились к тосту чарками с необычно крепкой армянской водкой.
А в это время в рыбацком домике целовались «молодожены».
- Лёля, я - хочу! – стонал Мишка. – Мне так нужно! Милый мой, родной, пожалуйста!...
Олег, прижав пацана к стене и раздвинув коленом его ноги, впивался губами в его губы, а пальцами в ягодицы:
- Подставишь?! Вечером, когда уедем, ок?
Мишка, прогибаясь в пояснице, терся стояком об Олегову затвердевшую ширинку.
- Да!
За окнами раздались голоса Арниных сыновей. Олег отпрянул от любовника:
- Всё, надо идти. А то застанут! Давай, ты – первым!...
Мишка, отвернувшись, старался успокоиться. Сделал несколько вдохов и выдохов. Провел ладонью по лицу. Положил ладонь на дверную ручку и обернулся в дверях:
- Лёль, ты только не дрочи сейчас, ладно?!
- Да не буду, не буду! Всё тебе достанется. Всё – твоё! …Ненасытный!
Сумерки густели.
Перемыв посуду, Настя увела сынишек спать в избушку. Вернулись рыбаки с «вечерней зорьки». Попонтили друг перед другом уловом, переоделись в сухое, стянулись поближе к костру. Хлебали уху, разливали водку. «Градус» компании постепенно повышался. Трезвый Мишка терпел и держался. А подвыпивший Олег, пользуясь спустившейся под сосны темнотой, украдкой тискал то его локоть, то талию.
- Мне свою Настюху жалко иногда, - откровенничал вполголоса Арни. – Красивая же баба, да? Даже вон после третьих родов – стройная. Глазищи! Волосы! А ведь никто на нее никогда глаз не поднимет, правда? Все знают, чья она жена. И ни один ханурик не решится….
Лёха хмыкнул:
- Ну а ты чего хотел?
- Да мне это нравится, конечно. Спокойно. Но и жалко её порой. Я захочу - гульну, а она – как в клетке. Иногда думаю: взять и купить ей путевку в Таиланд. Пусть съездит, развлечется! …Но не куплю, конечно! – он махнул рукой и потянулся вилкой за нажаренными его Настюхой еще дома котлетами.
- Ай, не рефлексируй! Залечись! – старший брат наклонил бутылку над Арниным стаканом. – Знаешь фишку: после первого стакана хочется бабу, а после второго – третий!
- У нас не всем бабу хочется, - хмыкнул Андреич. – Вишь, бывают разные предпочтения.
Мишка напрягся от этого разговора. Поднялся от костра и начал звякать котелками у стола.
- Самсонов, ты не обижайся! – окликнул Андреич. – Я ж – ничего!
- Всё ок, - ответил тот. – Нам просто ехать с Олегом пора. Мы завтра сына с утра забираем. …Собирайся, Лёль!
Они сняли ялик* с цепи, отшутились от их забористых подколок провожавших и оттолкнулись от берега. Сначала каждый сел на свое весло. Но когда отплыли метров сто, и оживленные мужские голоса стихли за их спинами, Мишка сказал:
- Пусти-ка!
И Олег беспрекословно отдал ему весло и пересел на корму.
У берега они привязали лодку к свае, надели замок и пошли к машине, стоявшей на пологом склоне. У них уже снова был жигуленок. Чадящий, ржавый и раздолбанный, он обрёл в Мишкиных умелых руках вторую жизнь. Заботливый новый хозяин снял и отнес к заводским сварщикам в починку прогоревшую выхлопную. Промыл мотор профессионально набодяженным ядрёным очистителем. Поменял ремень ГРМ. И благодарная машина не бойко, но ездила, и уже не грозилась заглохнуть навеки после каждых пяти километров.
Июльская ночь накрыла ватной тишиной пустынный берег. Туман подбирался к шоссе. Фары машины прорезали его рваные комья и отразились двумя огоньками в глазах какой-то небольшой зверушки, смотревшей из темноты. Миша пару минут грел мотор, дождался, пока печка подсушит влажные стекла, и тронулся, осторожно выбираясь на асфальт.
