Там, уже в гинекологии, в дорогой, элитной даже клинике, в которой меня недавно обследовали, я поняла, что так вцепилась в футболку Руслана, что она впилась ему в шею, оставив на коже красные борозды. Пальцы разжались с трудом.
— Я, — говорю Руслану, когда он заботливо усаживает меня на мягкую кушетку. — Я хотела от него избавиться, я должна тебе это сказать…
О, я многое должна ему сказать. Например о Ясмин. Может, этот случай был подходящим, но я думаю только о том, что чувствую, как сжимается в спазмах матка, чувствую, как мягкими толчками из меня выходит кровь, впитывается в толстую, выданную медсестрой прокладку.
— Заяц, я все равно… — мне думается, мечтается, что он скажет "люблю". Всё равно люблю. Но такого он не скажет, серый волк, не верящий в счастливое будущее с мелкой зайкой. Не сказал. — Я все равно тебя поддержу. Чтобы ты не сделала… Я сегодня рядом буду. Не уйду.
И уходит. Не совсем, нет. Уходит требовать моего врача, который лучший здесь, иного мне не положено. Он сейчас на операции, делает аборт. Обрывает чью-то маленькую жизнь. Если бы все пошло по плану, я бы сама к нему пошла… Руслан ушёл и я снова задыхаюсь.
Воздух словно сгущается. Он пахнет сладко и липко. Дыши, говорю себе. Вдыхаю тягучую смесь кокоса, в котором чувствую пряно-медовые ноты. Слишком сладко. Слишком знакомо. Паника накатывает сразу. Дверь соседнего кабинета закрыта, но я поднимаюсь и на ватных ногах иду. Приоткрываю дверь, приникаю, благо петли в этом месте смазаны отлично и не скрипят.
Потому что я знаю этот запах. Духи Алисы, спутать я не могла.
— Вы уверены? — голос звучит тихо, но я его узнаю. — Пересдача анализа не изменит ничего?
Врач что-то отвечает, но я уже не слышу слов. Меня стискивает очередным спазмом, капля коричнево-алой крови, прорвавшая преграду стекает по ноге, расчерчивает её надвое.
— Зайнаб! — Руслан говорит моё имя полностью, и я даже не сразу понимаю, что он обращается ко мне. — Какого, блядь, хрена ты встала?
За грубыми словами неуклюжая забота. Испугался за меня. Бросился ко мне, вокруг сразу все засуетились и мне кажется, что он привёл всех. Но мне никто не нужен, только Руслан. Меня сразу же в кабинет несут, втыкают в палец иголку, беря анализы, словно мало из меня крови вытекло.
— Там Алиса, — говорю я Руслану. — Прямо в соседнем кабинете. Я чувствую её духи.
Руслан морщит лоб. Он не хочет меня покидать, не сейчас.
— Тебе просто показалось, — наконец, говорит он. — Не может быть. Мощные лекарства, стресс…
Берет меня за руку. Я закрываю глаза и вдруг, неожиданно для самой себя обещаю стать сильной. Для себя. Для Ясмин. И ни один человек, неважно, люблю я его или ненавижу, не посмеет сказать, что мне просто показалось.
Дверь в очередной раз открывается, впуская женщину с подносом, на котором тихонько звенят стерильные, прикрытые салфеткой инструменты. Я оглядываюсь, поворачиваю голову. И вижу её.
Она в медицинской маске, а волосы непривычно в косу заплетены. Но я сразу узнаю этот оценивающий взгляд. И смотрит Алиса на меня. Но меня скручивает очередным спазмом боли и весь мир перестаёт существовать. Только то, что происходит сейчас со мной, только моя ладонь, крепко сжатая огромной рукой моего личного серого волка.
— Отторжение, — говорит врач. — Плодное яйцо…
Я не слышу её слов. Я понимаю только то, что страшно терять ребёнка. Даже если он размером с горошинку. Даже если я сама хотела от него отказаться.
— Никаких шансов? — спрашивает Руслан неожиданно надтреснутым голосом.
Он поддержал бы меня, да. Но в его вопросе столько дикой, неоправданной надежды, что мне становится горько.
Я снова не справилась.
— Нет, — качают головой в ответ. — Мы сейчас дадим ей препараты, чтобы все прошло, как можно скорее. Срок очень маленький, вы быстро придёте в норму. Вы сможете ещё завести детей…
Становится ещё горше. Потому что Руслан не хочет нашего будущего, не даёт шанса. Потому что я золотая девочка. Потому что так правильно.
Но он ещё не знает, что Ясмин есть не только у меня. Она есть — у нас.
Я теряю своего нечаянного ребёнка долго. Всего семь дней, но поверьте мне, это синоним вечности. Капля за каплей. Медленно и неостановимо. Безнадёжно.
Всё эти дни я смотрю в потолок. Он идеально белый, я была бы рада найти хоть одно пятнышко, трещинку, что угодно, чтобы зацепиться за неё взглядом, но не нахожу.
Из моей руки торчит капельница. А вторую мою руку тихонько поглаживает Руслан. Он рядом. Не ушёл. Небритый, оброс совсем. Врачи выгоняют, но он возвращается. Один раз приехал, а у него кончики волос ещё влажные — так ко мне спешил. Я коснулась их и сердце сжалось.
Потому что я позволила себе думать. А если…если бы он был тогда со мной? Может никакой токсикоз, чужая страна, никакие опухшие ноги не помешали бы мне быть счастливой? И не было бы безликих клиник в моей жизни, дутых диагнозов, никакой дряни бы не было. И я была бы сильной. И не теряла бы сейчас своего малыша.
— Я почитаю, — сообщил Руслан, вынимая потрепанный томик. — Миссис Феррарc умерла в ночь с 16 на 17 сентября, в четверг. За мной прислали в восемь утра, в пятницу, семнадцатого…
— Что это? — Слабо улыбнулась я.
Даже на локтях приподнялась, заинтересовавшись. Сегодня уже седьмой день пошёл, кровь из меня больше не текла, боль прекратилсь, но легче не стало.
— Так Агата Кристи, — сообщил он. — Делать мне было уже нечего: она скончалась за несколько часов до моего прихода…
А я подумала — если и существует для меня лекарство, то это оно и есть. Руслан Сафин.
Глава 32. Руслан
За эти дни волос седых прибавилось. Я на себя даже не глядел, а тут, пока по телефону разговаривал, заметил свое отражение в боковом зеркале автомобиля. Серебрится башка, оброс весь.
Я и чувствую себя в какой-то момент если не старым, то уже уставшим. Особенно, когда думаю о том ребенке, что потеряла Зай.
Вроде, его и не было толком, черная точка на фоне экрана УЗИ, несколько капель крови на полу, цифры напротив анализов — но он ощущался. Как что-то большое и очень-очень важное. Порой, интуиция меня обманывала, но сейчас я был уверен, что этот нерожденный ребенок — мой. И это было больно, терять часть себя, но куда больнее было Зай.
Я пытался сделать все, чтобы она не закрылась снова в свою ракушку. Иногда мне казалось, она ускользает. Прячется внутри себя, отгораживаясь от внешнего мира пустым взглядом темных глаз, и тогда мурашки пробирали оттого, насколько Зай хрупка.
Хреново было чувствовать себя беспомощным. Я никак не мог повлиять на нее, заставить чужой организм слушаться и делать, что нужно.
Я старался быть рядом, держал за руку, читал книги, смотрел, как она спит. Темные ресницы порой трепетали, словно ей снилось что-то страшное, и я чуть сильнее сжимал тонкое запястье, чуть выше которого постоянно торчал катетер.
Дел накопилось много, но я обещал ей быть рядом.
Больничным духом были наполнены лёгкие, запах хлорамина и чего-то тошнотворно-сладкого, и как не старайся, он не выветривается из вещей долго.
Бабки решают многое, и первым делом я договорился о том, чтобы меня пускали в эту палату в любое время. Приемные часы, неприемные, не ебет.
У меня должен быть доступ в эту дорогущую клинику, а возле дверей Зай сидел всегда кто-то из моих людей.
Но все равно свербило, где-то в районе позвонков. Казалось, не дожимаю в плане безопасности. И потому, когда Зай только про Алису завела разговор, я сразу, как смог, начал выяснять, что да как.
Первым делом — в кабинет к врачам. Спросил имя-фамилию того человека, что заходил к ним. Не Алиса, Олеся оказалась, подумал, вдруг Зайнаб ошиблась? В таком состоянии, как она была, это нетрудно.
Я ждал Зай. Когда можно будет отвезти ее к родственникам, обратно в дом эби. Там охраны целый табун, не меньше, чем Шакировских баранов. Бабушке и маме пока ни о чем не рассказывать, с Ясмин Таир слово взял не говорить с родными о папе. Та — кремень девчонка, своих не сдает. Играет с сестрами, Зай видео показала, а сама, на дочку глядя, расцветала буквально. Столько нежности во взгляде.
