— Рыжая! — удивлённо восклицал Вадим. — Рыжая, прикинь! Она точно моя?
Я тянулась и щипала миллионера за миллионерскую жопу, уж на это мне сил хватало. А малышка и правда была рыжей. Сама — крошка. Такая маленькая и худенькая, что страшно смотреть. А волосы — длинные и рыжие. И в кого, непонятно совершенно, да и без разницы. Только бы была здорова.
— Дышит, — с гордостью сказал Вадим в свой следующий визит. — Сама дышит!
Я страшно ему завидовала. Он её видел по настоящему, даже на руках держал. А я — здесь, в чужом городе, с чужой покой в своём животе, которая непонятно, приживется на новом месте или нет.
Я принималась реветь. Всё неправильно. Ребёнка даже до тридцати недель доносить не смогла. Молока нет и не было. Если бы было, я сцеживалась бы, и заставляла бы Вадима туда сюда летать с баночками, чтобы малышка пила настоящее мамино молоко. Но не было его.
— Ничего у меня не получается, — ревела я. — Моя дочка выбрала себе самую ужасную мать!
— Если бы не ты, она бы не родилась, — серьёзно ответил Вадим. — Никто другой бы не смог её родить.
Мы перебирали сотни имён. Хотелось назвать её знаково. Например Верой. Надеждой. Мало ли имён, которые как нельзя лучше подошли бы к ситуации?
— Но она не Вера! — снова принималась рыдать я.
— А кто?
— Саша!
Раз за разом я возвращалась к этому имени. Оно казалось не подходящим, и именно оно подходило малышке больше всего. Так крошечная рыжая девочка стала Сашей. Александрой.
Я приходила в себя после операции и вязала носки. Шапочки. Все такое крошечное, словно для куклы.
Меня выписали, когда Саша весила полтора килограмма. Я вылетела первым же рейсом, не дожидаясь Вадима. Она ещё в больнице, но уже не в реанимации. Она дышит сама и даже научилась сосать кулачок.
Я стою над её кроваткой и реву. Стоило ли говорить, что выгнать меня из больницы не смогли? Поэтому теперь к нам на обходе ходило два врача, один проверять Сашу, второй меня, и мы обе с ней сдавали анализы.
Саша плакала. Когда она плакала, я гордилась ею. Ведь дышать даже не могла сама, когда родилась, а теперь уверенно требует покушать!
Кроватка, которую нам собирал Вадим не пригодилась. За эти месяцы он полностью, с нуля подготовил идеальную детскую в доме, туда мы и заехали после выписки.
От няни я отказалась. Быть может потом, когда нибудь. Когда мне перестанет быть страшно, что Саша просто испарится. Я всегда прислушивалась к её дыханию, просыпалась ночами в панике, если мне казалось, что она не дышит.
Когда Саша весила три килограмма мы её крестили. Крестной была Анька и она снова ревела всю процедуру. Прилетели Андрей с Таней, и их сын казался мне таким огромным по сравнению с Сашей.
Первый раз перевернулась Саша только в полгода. Зато потом её было не удержать. Полезли зубы, заставляя нас снова проходить через бессонные ночи, потом она поползла и дни стали такими же беспокойными, что и ночи.
— Она здорова, — с благоговением сказала я, когда Саша первый раз доползла до миски кота с целью отобедать.
Это был совершенно здоровый, беспокойный рыжий ребёнок. И только когда она поползла я стала замечать себя.
Я помнила себя беременной. Это было ужасное, совсем не волшебное как у большинства время. Я помнила себя отекшей, покрытой тёмными пятнами, с безжизненно повисшими волосами. И к зеркалу сейчас я подошла с трепетом.
Но оно показывало мне прежнюю Асю. Только волосы пришлось отрезать — они ужасно сыпались после беременности и двух операций подряд. Но сейчас уже почти доросли до каре. И да, я снова была похожа сама на себя.
И с ужасом поняла — последняя моя близость с Вадимом была именно тогда, когда мы Сашу и сделали. С тех пор ничего, если не считать одного неловкого минета. Я собралась было поплакать, но за последние месяцы выплакала всю норму слез на весь остаток жизни.
Когда Вадим вернулся с работы Саша спала. Я оставила её в комнату одну — вопиюще! Но дверь приоткрыла и включила видео няню.
— Ты меня любишь? — спросила я.
Сама спросила, прямым текстом. Вадим посмотрел на меня очень серьёзно.
— Да, — ответил он. — Я тебя люблю.
— Может ты меня не хочешь?
— Хочу.
Теперь его глаза смеялись.
— Или у тебя любовница есть?
Сказала вроде в шутку, а внутри все дрожит. И понимаю, скажи он, что есть, я не уйду хлопнув дверью. Это мой мужчина и я никому его не отдам, если нужно, сражаться за него буду.
— Нет.
— Тогда какого хрена мы не трахаемся?
Вадим рассмеялся и притянул меня к себе. А я подумала что тогда, больше года назад заключила самую лучшую сделку в своей жизни.
Эпилог
Я волновалась ужасно. Так даже в сами роды не волновалась, как сегодня. Не могла найти себе места.
— Всё будет хорошо, — успокаивал меня Вадим.
Легко ему говорить! А у меня будет только неделя на то, чтобы свыкнуться с ролью многодетной матери, а потом все. Потом на меня свалится целая гора гостей. Андрей с женой и двумя детьми, беременная Анька с мужем.
Да, Аня лишилась девственности и даже ждала ребёнка. И совершенно беспроблемно, не так как я в свое время.
Но парилась я не из-за гостей. Я стала мамой. Второй и третий раз сразу. Заговорили мы о ребенке, когда Сашке стукнуло три года. Естественно, о обычных родах речи не шло, теперь я не могла даже забеременеть.
Но у моего мужа были деньги. Много денег, а деньги решают многое. В течении нескольких месяцев мы подобрали суррогатную мать. Я сдала анализы. К счастью, мои яйцеклетки были в норме, оплодотворение прошло сразу и быстро.
Мне бы радоваться, но все месяцы беременности я мучилась ревностью. Деток было двое и я не могла перестать ревновать их к той, которая их носила.
Я контролировала себя. Была мила с суррогатной мамой. А по ночам меня просто выворачивало наизнанку — я сама хотела их носить. Сама хотела рожать их в муках. Пусть даже так же, как Сашу.
Одну только Сашу не парило ничего. Стояло лето, она загорела до бронзового цвета, о появлении братишек думала, как о чем-то гипотетическом.
Но мальчишки появились на свет неделю назад. Я была на родах, Вадим тоже. Одному я сама перерезала пуповину, второму Вадим.
— И все же это противно, — почему-то заключил он после. — Но весьма познавательно.
Эта женщина, к которой я ревновала своих детей дала им столько многое! У них был хороший вес, оба больше трех килограмм. Оба здоровые и крикливые. Оба — мои.
А вечером меня снова ломало в молчаливой истерике. Вновь казалось, что я не заслуживаю этих детей. Что та женщина вскормила бы их своим молоком. А я — снова смесью.
Вадим был рядом со мной. Гладил меня по волосам. Говорил что-то ласковое. Потом понял, что надо переходить к тяжёлой артиллерии и накрыл моё тело своим.
Помогло, всегда помогало.
— Согласись, так рожать легче, — сказал ночью Вадим.
— Легче.
— Не жалей ни о чем. Я бы просто не пережил, если бы ты пошла на это снова.
Я не нашла слов, в который раз поразившись тому, насколько я его люблю. Насколько ласковым и нежным он может быть со мной, человек, которого опасается весь город.
Мой только, больше ничей. И в день выписки мальчишек я улыбалась. Я не пряталась за маской, я и правда была счастлива. Я не умела быть мамой мальчишек — не беда, научусь. Все равно Саша та ещё сорви голова. Но главное, что все кого я люблю рядом.
Ночь была весёлой. Савва и Ваня кричали и по очереди, и хором. К рассвету я поняла, что в этот раз без няни просто не справлюсь, не стоит переоценивать свои возможности. Вернулась в комнату — Вадим спит. Проснулся, меня обнял, поцеловал куда-то в шею.
— Вот исполнится годик, ещё сходим, — мечтательно сказал он. — Нужно уравнять счёт, мальчишек теперь больше.
— Если хочешь идти, иди, — позволила я проваливаясь в сон. — Только сначала сходи в детскую, там снова орёт кто-то из твоих сыновей.
