Я дала отбой. И отправилась прямиком к компьютеру, чтобы послать этой дуре сердитое письмо: и про загадочные номера, и про сплетни, которые она распускает там, где не надо. Даже спрятавшись за почтовым ящиком на экране, я ужасно трусила, но звонить по телефону боялась еще больше — не была уверена, что сдержусь и не наору на нее. А тут что: набрал, перечитал, послал. Потом села завтракать, и мне было немножко грустно и тяжело, что я оказалась сволочью, и даже мысль, что все это на самом деле полная чепуха, нисколько не утешала меня.
vendrcdi, к 27 fevrier
Проходит немного времени, и уже нелегко вспомнить, как, почему и когда тебе кто-то нравился, и бывает приятно еще раз мысленно вернуться в то время и посмотреть на все с безопасного расстояния. Сегодня мне вспомнился мальчишка, который лапал меня в общественном бассейне, когда мне было пятнадцать лет. Мы вместе учились в школе, и наши отношения прекратились потому, что он, дурак, не хотел лизать у меня между ног, даже чувствовал какое-то отвращение к этому. А-1, чье искусство обращаться с моим телом было столь же необычным, сколь и пугающим, был первый мужчина, который стал делать мне это. О нем я до сих пор думаю с нежностью: я полюбила его сразу и крепко, и потом мы проделывали это тысячу раз, и в последний раз — тоже было с ним.
Мало бывает мужчин, с которыми бы хотелось еще и еще, и все было бы мало. И в моей жизни их было немного. Меня возбуждало в них все: и запах, и прикосновение, и вкус. Сколько раз с моим Мальчиком мне хотелось, чтобы он закрыл рот и просто оттрахал бы меня как следует, потому что я ни с кем не кончаю так здорово, как с ним. Это было время, когда я ощущала секс как занятие духовное, а не только как биологическую потребность. И как все эти моменты помогали мне жить, поддерживали меня не одну неделю, как жемчужины, нанизанные на нитку наших умирающих чувств.
И как приятно это теперь вспоминать, или перечитывать свои записи о людях, с которыми мне было хорошо. Начнешь вспоминать — и время в электричке или в такси летит быстрее.
samedi, к 28 fevrier
Качественно провожу время в лоне своей семьи, перед тем как они отправятся за границу в отпуск. Слушаю местные новости и сплетни и вообще доставляю всем беспокойство и путаюсь под ногами, как и положено старшей дочери.
Итак, моя мама в следующем месяце едет на свадьбу. Будет обязательный ритуал, на котором обе невесты будут в белых платьях, обменяются кольцами, станут счастливы, будут жить-поживать и добра наживать и умрут в один день. Старинные друзья семьи. Нам было очень приятно получить это приглашение. Правда есть одно затруднение: мама никак не может найти человека, кто бы ее сопровождал на этом торжественном событии. Потому что ее верный спутник, мой папа, был не в подходящем настроении для этого события.
Не то чтобы он отрицает само понятие лесбиянок (такое мужчина вполне допускает, по меньшей мере, теоретически), или имеет какие-то эксцентрические причины против идеи святости брака (на заметку всем мировым лидерам: в эпоху, когда самая высокооплачиваемая в мире художница стоит перед аналоем в джинсах и пьяная в хлам, а потом, буквально через двадцать четыре часа, брак расторгается, но повсеместно утверждается, что партнеры, избравшие друг друга на всю жизнь, не имеют права называть друг друга «жена» и «жена», ей-богу, остается только повторить вслед за классиком: что-то прогнило в королевстве Датском). Но тем не менее, чрезмерный энтузиазм папы по поводу благословенного события привел к тому, что было решено его на свадьбу не брать.
А все потому, что он совершенно серьезно утверждает, что свадьба эта будет не свадьба, если не пригласить стриптизерш, и настаивает, чтобы на свадебном обеде обязательно были стриптизерши. Во-первых, мой папа не из тех, кто любит шутить, хуже того, о его нечувствительности к новым общественным веяниям ходят легенды. Както сидели мы, лакомились пончиками, и он выдвигал свои тезисы по этому поводу. Лицо у него было, как у средневекового фанатика. Мама вытаращила глаза, будто у нее был врожденный рефлекс на подобные штуки — лично я думаю, так оно и есть.
— Надо только уточнить, — сказала я крайне заинтересованно — именно стриптизерш, а никак не стриптизеров?
— О боже, что ты такое говоришь, девочка моя! — застонала мама.
— Именно стриптизерш! — вскричал отец. — Чтоб везде были голые дамы! — Не помню, говорила ли я, что стыдливость моего папы принимает иногда самые извращенные формы. Я думаю, это у него наследственное.
— Я не совсем уверена, что это будет прилично для свадьбы, — засомневалась я.
Мама с умным видом энергично закивала головой, и ее коротенький хвостик на затылке запрыгал.
— Ты совершенно права, дочка. — Она обернулась к папе. — Видишь? Видишь? Никто, даже твоя дочь, не считает, что это будет хорошо...
— Да, — сказала я, — совсем нехорошо. Зато вот если устроить девичник со стриптизерами — было бы круто...
— Ну что ты его подначиваешь!
Мама набросилась на меня с воплями и причитаниями, а папа тем временем радостно потирал руки, перебирая, какие это сулит возможности.
dimanche, le 29 fevrier
Вчера мы с мамой ходили по магазинам. Мы уже несколько лет не совершали шопинг вдвоем, и теперь, поверьте мне на слово, про этот наш поход молоденькие продавщицы будут рассказывать своим детям, а те, в свою очередь, своим. Мы прошли весь путь с боями, от победы к победе, вооруженные добрым именем и счетом в банке, ничто не могло остановить нас, неудержимо рвущихся вперед, только дымный след оставался за нами от отдела обуви до дамского белья. И восхищенные взгляды продавщиц.
Мама страстно хочет стать похожей на респектабельных американских матрон из Палм-Бич (а на кого же еще? всякая женщина ее возраста желает этого). Расцветка от Лили Пулитцер, яркие краски и все такое, шелковистые джемперы, белые брюки. Я генетически запрограммирована желать того же самого, но я живу в грязном городе, где невозможно надевать шерстяные вещи кремового цвета — всегда есть шанс вляпаться в какое-нибудь дерьмо.
Сначала мы ударили по обувному отделу. Размер одинаковый, вкус тоже: она уже очистила три магазина от плетеных сандалий темно-зеленого и синего цвета; со мной было то же самое, только цвета — верблюжий и черный. Сумочки, костюмы, белье — все падало перед мощью нашего страшного наступления. Она, похоже, героически взяла как минимум три комплекта одежды, чтобы было из чего выбрать, в чем идти на предстоящую свадьбу, а еще такое количество одежды для отпуска, что хватило бы обрядить роту клонов моей дорогой мамы. Мне пришлось ее силой удерживать, когда она вцепилась в украшенные стеклярусом и цветочками двойки: свитер с кардиганом, а она призывала меня немедленно хватать классического стиля туфли, без которых мои ножки выглядят «просто убого».
