Издав жалобный протяжный стон, она открыла глаза, наблюдая за тем, как во мраке растворяются странные картинки. Её взгляд уткнулся в полоску лунного света под стулом. Соскользнув с постели на пол, Микаса с трудом поднялась и добрела до ванной. По привычке отвернув ручки крана, стала намывать до локтей руки, роняя слёзы и трясясь от тошноты.
Бесшумно спустилась вниз и накинула плащ поверх ночной футболки, затем выскочила на улицу и побрела куда глаза глядят. В небе искрились ледяные звёзды, а мокрая трава холодила босые ступни. Микаса выбралась к тропинке, огибающей мыс, и опустилась на колени. Припав лицом к земле, она безмолвно рыдала, прижимая к груди обеими руками незримую голову. Ей было страшно и горестно. Когда Микаса обессилела, а рассудок наконец прояснился, она стала исследовать содержимое карманов. Обнаружив в одном из них зажигалку и мятую пачку яблочных сигарет, с блаженством затянулась. Выкурив две сигареты, поднялась с сырой травы и двинулась дальше. Успокоившееся море тихо напевало реквием, разрезая волны о скалы, и всё вокруг казалось покинутым и необитаемым. Впереди виднелся небольшой старинный храм, из его окон проливался тусклый свет.
Добравшись до постройки, Микаса вошла внутрь и огляделась: никого. Села на одну из скамеек, выставленных рядком. Покой. Она вновь достала сигарету и подожгла.
― Не самая лучшая идея, ― мягко произнёс рядом с ней мужской голос.
― Мне всё равно… ― Микаса обернулась и взглянула в доброе лицо старика, одетого в одежды священнослужителя. ― Простите, ― добавила она, опомнившись.
― Я не хотел читать нотаций. Обычное правило для прихожан.
― Я вообще-то не курю. Просто искала в сигарете утешение. ― Она потушила кончик о край пачки и с интересом огляделась. ― Что это за место?
― Древний элдийский храм. Ему, по разным оценкам, от полутора до тысячи лет. Когда наш культ его обнаружил, он был в весьма плачевном состоянии, но мы отремонтировали его на щедрые пожертвования. ― Старик посмотрел на босые ноги гостьи. ― Принести вам горячего чая?
― Благодарю, ничего не нужно.
― Как вам угодно. Разрешите присесть? ― И как только Микаса кивнула, он расположился рядом. ― О старых элдийских богах почти ничего неизвестно, не сохранилось литературных памятников и достоверных упоминаний о том, как происходило поклонение. Всё, что нам известно, получено из фресок на стенах немногочисленных сооружений вроде этого: было установлено, что наши предки почитали гигантов, якобы произошедших от единой богини-прародительницы. Согласно найденным изображениям, люди верили в использование их силы в качестве оружия в бесчисленных войнах.
― Чушь какая.
― Так можно сказать о любых религиозных верованиях. Но вы ведь пришли сюда не ради уроков истории?
― Я не знала, куда мне идти, ― искренно ответила Микаса. ― Сегодня днём я думала о том, что хочу покончить с собой, а потом мне приснился кошмар, который преследует меня с детства, и я сбежала от мужа, которого не люблю, но вышла замуж по глупости и малодушию.
― Вас мучает чувство вины? ― участливо спросил священнослужитель, очевидно, привыкший к спонтанным откровениям прихожан.
― Это мягко сказано. Я ненавижу себя. Ненавижу свою жалкую жизнь. Я оставила драгоценного друга, который, кажется, давно был в меня влюблён… и ушла к богатому мужчине вдвое старше меня. У вас было когда-нибудь такое чувство, что вы недостойны близких? Я всегда думала, что мой друг слишком хороший для меня. Я одновременно хотела и не хотела быть с ним рядом. Всё представляла, как отмываю его с мылом от собственных прикосновений. Какой-то парадокс: с ним я чувствовала себя лучше, чем я есть, но от этой лжи становилось так мерзко… Я точно знала, что со мной он не будет счастлив, а я доведу его тем, что он не способен угодить моим постыдным желаниям. У меня не было времени и терпения ждать, пока шестнадцатилетний мальчишка встанет на ноги. Мне казалось, что бросить его будет милосердием.
― То есть, вы всё решили за него?
― Выходит, что так.
― Нам не дано залезть в чужую суть. Не дано познать чужую душу. Так откуда вам было знать, что ваш друг был бы с вами несчастен? Вы спрашивали, чего хочет он сам?
― Нет, я была уверена… вернее, я и сейчас уверена, что знаю лучше него. Это трудно объяснить, а я не хочу грузить вас подробными рассказами о тяготах моего детства. Но с родителями было непросто: отчим пил и покоя не давал, а жили мы в нищете. Наверное, во мне что-то сломалось. Меньше всего я хотела сломать и моего друга… Так смешно: я до сих пор не знаю, как обозвать мои чувства к нему! ― Микаса рвано усмехнулась. ― Это точно не любовь, там слишком много всего! Похоже на какие-то невнятные клочки. Он моя родственная душа, мой отбитый на всю голову защитник, лучший друг, самый чуткий и понимающий слушатель, моя головная боль и первый любовник.
― Может быть, я чего-то не ведаю, но, кажется, это называют одним единственным словом. ― Старик ласково улыбнулся ей. ― Если он так важен, разве вы не можете поговорить с ним об этом?
― Это было очень давно. Я теперь совсем не та да и он, наверное, тоже. Скорее всего, у него уже кто-то есть: такие мужики просто не могут валяться беспризорными, уж поверьте! Оторвала с руками и ногами какая-нибудь замечательная девушка, чтобы окольцевать. Наш общий друг сказал, что он из тех, кто рано женится, и я с этим согласна.
― Полагаю, о его нынешней жизни вы тоже не спрашивали?
― Разумеется, нет, я же источник всех своих бед! Не умею толком открыться. Мне страшно спросить. Пусть лучше в моей памяти он навсегда останется восемнадцатилетним юношей, полным надежд и разочарований.
Микаса замолчала и отвернулась. Она не испытывала смущения и удивилась себе самой, что впервые за долгое время честно говорила о собственных переживаниях. Ей было даже легче, что она поведала о них совершенно незнакомому человеку, готовому выслушать.
― Знаете, сегодня во сне мне на секунду показалось, что я убила его… Наверное, моё подсознание выдало эту дурацкую метафору из-за шквала негативных эмоций. Меня давно мучают странные сны о жизни, которой я никогда не жила, но кажется, будто она была явью. В детстве эти сны были ярче и полнее, в них были отчётливые лица и ясность происходящего. В одиннадцать я упала с дерева и, видимо, из-за повреждений мозга многое стёрлось. Я больше не узнаю лиц и не понимаю событий. А сегодня мне привиделось лицо моего друга. Я держала в руках отрубленную голову незнакомца, и на миг его смазанное лицо стало чётким. ― Микаса заметила, что в глазах старика заплескалась куда большая заинтересованность.
― Вы когда-нибудь слышали о культе параллельных миров? Это религиозно-исследовательская организация, которую я представляю.
― Вы какая-то секта? ― Она недоверчиво нахмурилась.
― Поначалу все так говорят. ― Старик снисходительно улыбнулся. ― Мы собираем под своим крылом людей, которые… видят странные сны. О прошлом. Почти как вы. Мы ведь не случайно выбрали эти храмы: дело в том, что наши прихожане вспоминают похожие вещи, которых не существовало в нынешней истории. Эти собранные воедино разрозненные факты составляют вполне определённую картину, в которой особенное место играют гиганты древности: прихожане называют их титанами.
― Даром что не рептилоидами. Про постройку титанами египетских пирамид тоже вам сказки рассказывают?
― Давайте поступим так: вы вольны воспринимать всё, что я скажу, как чистейший абсурд, но я хочу поделиться этим с вами, потому что слышал, как люди говорили о необычных снах чаще, чем вы можете себе представить. А говорите вы в точности так же, как те, кого я слушал. Вдруг мои слова сумеют чем-то помочь вам?
— Хуже точно не будет. Сегодня я готова слушать любую ерунду.
— Совершенно разные люди, никак не контактировавшие друг с другом, на протяжении века рассказывают нам о небольшом временном промежутке, продолжительностью примерно в двадцать лет. Мы пришли к выводу, что речь может идти о параллельном нашему мире, поскольку эти воспоминания не имеют ничего общего с реальными историческими эпохами. Дело в том, что в этих рассказах верования в гигантов приобрели поистине невероятный масштаб и обрели смысл. Только гиганты оказались не богами, а оружием, в которое могли обращаться особенные люди. Прихожане вспоминают возлюбленных, которых никогда не встречали, вспоминают детей, друзей, радости и ошибки. Весьма болезненный эмоциональный опыт — осознать в себе две прожитые жизни. Примечательно, что есть немалая часть и тех, кто как бы воссоединился с близкими в нашей реальности, словно их судьбы связаны чем-то незримым. Вы когда-нибудь испытывали подобные ощущения?
