— Да, только… к моим знакомым это вряд ли имеет отношение. Но на мою память едва ли можно положиться после детской травмы. Может быть, раньше так и было. Нет, я иногда воображала, что незнакомый мальчик без лица из тех странных снов — это мой лучший друг, но мне просто хотелось так думать — заполнить пустоту.
«У тебя когда-нибудь было чувство, что ты знала меня в другой жизни?»
Микаса вдруг вспомнила взволнованное лицо Эрена в золоте летних лучей. Тогда она посмеялась над ним, выставила влюблённым дураком.
«Почему он задал именно этот чудной вопрос?.. Какой-то бред! Я пытаюсь отыскать в этом связь с чепухой старого фанатика».
— Может быть, вы были не так уж далеки от истины, — предположил священнослужитель.
— Вам просто так удобнее заставить меня поверить в то, что вы рассказали. Даже удивительно, что до сих пор не предложили сделать пожертвование вашей организации.
— У меня иной интерес в этом вопросе. Имею наивную привычку помогать другим.
— Сомневаюсь, что иллюзии о предначертанности как-то мне помогут.
— Кого-то такая ясность даже спасала. — В лице старика читалось искреннее сочувствие.
Микаса вновь окинула взглядом таинственные изображения на стенах храма, изрисованные подрагивающими бледными тенями, подставки с тающими свечами и витражные окна — явно новый элемент убранства, которого здесь не было в древние времена. Вновь прижав к груди призрак мертвеца, она поникла и шумно выдохнула.
— Что ж, это была занимательная беседа. Мне пора вернуться.
Старик пропустил гостью и с грустью провожал её глазами до дверей.
— У меня к вам одна просьба, — цепляясь за ветхую надежду, позвал он её. — Пожалуйста, не спешите делать выбор, который не даёт вам покоя.
— Я бы хотела пообещать вам. Очень хотела.
***
Как только супруги вернулись в Сигансину, Вадим заявил Микасе, что хочет навестить родителей. Один. Он не признавался жене, что, в сущности, ему хотелось побыть вдали от её равнодушия. К тому же он надеялся, что разлука на целое лето заставит её хотя бы соскучиться и подумать об их браке. Прощаясь, Вадим не разглядел в любимых серых глазах пустоты и смирения с принятым без него решением.
Сегодня Микаса решила умереть.
Ещё утром она купила бритвенное лезвие, чтобы вскрыть себе вены, и красивую бумагу для прощального письма. Сделала уборку в доме, сменила постельное бельё и приняла душ ― совершила обряд прощания. Осталось только попрощаться с любимым городом. Микаса надела свободную хлопковую рубашку и заправила её в брюки с высокой талией: просто и элегантно ― то, что не нравилось мужу, но нравилось ей самой. Никаких каблуков. Сегодня всё будет так, как хочет она. В последний раз.
Пройдясь по местам детства, Микаса зашла в любимый магазинчик элитных вин и купила бутылку красного полусладкого. Она задыхалась от ароматов сирени и роз, от разрывающей сердце ностальгии.
Шёл десятый час вечера, солнце скрылось, и на землю хлынул белый свет фонарей. Микаса балансируя шла по асфальтированной дорожке к дому ― по-детски воображала, что пересекает реку по волшебному серебряному мосту. Кляксы теней дрожали под ногами, казались причудливыми сказочными зверьками. Вынырнув из-под гроздей сирени, Микаса направилась к первому подъезду дома с зелёными балкончиками.
― Здравствуй, Микаса.
«Что? Этот голос… Нет, я совершенно точно схожу с ума».
Но чем ближе она подходила, тем отчётливее проступал силуэт на скамейке. Просто абсурд! Ему здесь незачем быть. Не может же он жить в одной из этих квартир. Пальцы сильнее впились в стекло. Очутившись рядом с владельцем голоса, Аккерман недоверчиво нахмурилась, с трудом узнавая в этом языческом божестве своего нелепого милого Эрена. Он непринуждённо поднялся, и Микаса инстинктивно отступила на шаг.
― Эрен? Ты… Эм, какими судьбами ты здесь?
«Что я несу?»
― Да я вообще-то бесцельно слонялся по городу перед встречей с друзьями. Я, Армин, Энни и Райнер. В сериальчики собирались всю ночь залипать после работы.
Он столь же непринуждённо улыбнулся. Словно она не бросала ему жестоких слов, словно не оставляла одного в спальне загородного дома в окружении умирающих в вазах цветов, словно не продавала в обмен на свою бессмысленную роскошную жизнь.
— Давно не виделись. Лет пять, кажется?.. Наверное, ещё немного, и я начал бы забывать твой голос… Рад, что ты в добром здравии.
«Почему он вдруг заговорил со мной? Мы не общались с выпускного класса. Ему больше не больно? Хм… может быть, даже всё равно».
― Волосы отпустил, ― констатировала она, всё отчаяннее сжимая в мокрой ладони стеклянное горлышко.
― Волосы-то… ― Он ощупал свою макушку. ― Я их всегда запускаю, когда мне становится пофиг на себя. Энни смеётся, что я выгляжу как чёрт!
― Едва ли она далека от истины. ― Её привычный надменный тон примерной отличницы.
― Ну, хоть ты всё так же красива. Даже слишком.
Микаса не могла увидеть, как с силой сжались в кулаки его руки, спрятанные в карманах мантии. Она неотрывно изучала фонарные блики в изумрудной радужке, мысленно перебирала подушечками пальцев чернющие ресницы, гладила крутой разлёт густых бровей. «Я ведь всё решила. Я уже сдалась. Зачем я стою здесь и болтаю с ним о каких-то пустяках?» Ей почудился полузабытый запах ночного костра и сонных душистых трав: она снова лежала посреди бескрайнего поля под восхищённым взглядом далёких звёзд и кричала им заветное имя. Он стоял прямо перед ней ― воплощение жизни и её стремительного развития, воплощение взросления и перемен, воплощение удовольствия. И говорил, что она красивая.
«Я хочу его!»
Она отдавала себя на милость предсмертного каприза, и улицы захлёбывались в шелесте листвы, в её учащённом дыхании.
― Мой муж уехал к родителям, ― деловито произнесла Микаса и не узнала собственный голос. ― Хочешь выпить со мной вина? ― И подняла подрагивающей рукой бутылку. ― Я не задержу тебя. Всего бокальчик. Выпьешь и иди к друзьям.
Эрен изумлённо приоткрыл рот, и его зрачки дьявольски блеснули. «Наверное, где-то в этом моменте начинается подлинное взросление, ― внезапно подумалось ему. ― Я всё понимаю. Она всё понимает. Мы оба понимаем, что не будет никакого одного бокальчика. Я поднимусь к ней, и мы совершенно точно трахнемся… Так, погоди, «трахнемся»? Проклятье! Почему именно это отвратное, грязное словечко? Это же моя Микаса!.. Нет, я невозможный идиот. Зачем мне всё это? Снова на те же грабли. Из этого ничего не выйдет. Мы займёмся любовью, она останется чужой женой, а я и дальше буду искать своё место в жизни, проклиная себя за то, что как безвольный дурень выпрыгнул из штанов, стоило ей всего-то ласково взглянуть в мою сторону… Но не плевать ли на это? Гори оно всё! Я хочу. Хочу!»
― Я не против. Бокальчик-то. По старой дружбе, ― деликатно сыронизировал он с самым невинным выражением лица.
И последовал за ней.
Едва слышное дребезжание лифта. Бесконечность ожидания. Эхо их сливающихся воедино шагов. Микаса достала ключ и со стыдом снова и снова пыталась попасть в замочную скважину. Она издала неловкий смешок.
― Давай помогу.
Эрен обхватил пальцами кисть Микасы, припав носом к черноволосой макушке, и вдохнул свежий запах фруктового шампуня. Как только замок поддался, их руки всё ещё оставались сплетёнными: они оба не желали прерывать первое за столько лет прикосновение. Эрен легонько прижался к Микасе и поцеловал её затылок. Скользнул щекой к кончику уха, ласкающе ёрзнул, отпечатав на впадинке виска горячее дыхание. Микаса открыла дверь и жестом пригласила его войти. Скинув в прихожей балетки, она по-хозяйски повела в сторону рукой.
― Там ванная, там туалет. Я пока открою вино. ― И отправилась в кухню.
Эрен с любопытством обвёл взглядом дорогостоящий ремонт, опрятно сложенную на полках обувь и торчащее за раздвижной дверцей шкафа мужское пальто, рядом с которым висел тот самый плащ, в котором он увидел Микасу год назад: из его кармана виднелась красная вязаная ткань. Сглотнув, Эрен прошёл в ванную и отвернул ручки крана раковины. На крючке висело несколько полотенец; так и не разобравшись, каким можно воспользоваться, он энергично тряхнул руками и пошёл искать Микасу. На кухне никого не оказалось.
