— Поспи, — говорил он.
Давид усыплял меня везде, лишь бы не противилась.
— Приехали.
Я выбралась из автомобиля в сонном состоянии.
В Москве светало, а под ногами было сыро — в этом городе всю ночь лил дождь и успокоился лишь под утро, к нашему прилету.
— Пошли.
Ладонь Давида подтолкнула к знакомым апартаментам. Я засунула руки в карманы пальто, следуя коротким указаниям.
Когда мы остановились перед знакомой дверью, я оглянулась: сзади, пугая своим видом, за нами следовала охрана. Та самая, которую для Давида назначил Роман. Даже в самолете я была под их наблюдением, и вот опять.
Я проснулась окончательно, когда Давид притеснил меня к стенке. Другой рукой он искал в кармане ключи.
— Подопрешь дверь стулом? Прикуешь наручниками к батарее? Что ты хочешь от меня?
Давид был так близко, что стало страшно от его вседозволенности.
— Хуже, Жасмин. Ты слишком добра к себе.
Давид пригладил мои волосы — играючи, не спеша. Будто он вовсе не ждал от меня удара в спину. И будто вовсе не поэтому за нами сновала его охрана.
Но правда была куда ироничнее: Давид боялся меня.
И это его злило.
— Пожалуйста, — попросила в последний раз.
Я захныкала почти как ребенок.
А он втолкнул меня в квартиру.
Здесь все было иначе: вещи лежали на других местах как после ремонта, и еще в квартире было чисто. Женская рука побывала здесь в наше отсутствие, и квартира приобрела опрятный вид.
Словно здесь не живет самый жестокий человек в мире.
— Ты будешь здесь, — отрезал Давид.
Мне досталась небольшая комната. Другая — не та, в которой мы провели нашу единственную ночь и в которой же я его убила.
Я заметила в руках Давида ключи, а на двери снаружи — замок.
Пазл сложился.
Меня бросило в дрожь.
— Ты запрешь меня здесь? Как пленницу?
— Я должен уехать. По работе.
Я покачала головой: Давид не по работе уезжает.
Он поедет по следам Доменика. Давид предрешил судьбу своего врага.
От этой мысли сильно вспотели ладони. Давид не подходил ко мне — держался на расстоянии. То ли в целях безопасности, то ли, вспомнив нашу горячую ночь, боялся притронуться ко мне, чтобы не сорваться.
Он ведь для этого меня себе оставил.
Не вернул Доменику.
Не сдал властям.
А себе оставил… чтобы поразвлечься со мной в постели месяц или три. Он даже знать не знает ту девочку, которую хоронили вместе с ее семьей.
— Ключи есть только у меня, — прохрипел Давид низко, — мои люди будут охранять квартиру снаружи. К тебе и близко никто не подойдет.
— Здесь есть прослушка, — догадалась я, — или камеры. Я права?
— Мне это не нужно, — Давид скривил губы, — не занимался такой херней и не буду.
Давид был честен. Он играл прямо, не мухлевал.
Хлопок двери.
Поворот ключа.
Я слишком поздно бросилась к выходу из собственной тюрьмы.
— Ты не имеешь права! Выпусти меня!
Когда я осталась одна, сердце понеслось вскачь. Я закричала и сильно ударила по двери.
— Давид! Давид!
Я дергала ручку, звала на помощь, била ладонями по двери, но в итоге осталась без сил.
— Ненавижу тебя, Давид! — простонала изо всех сил.
Усевшись на пол, я огляделась.
В комнате была кровать, холодильник и шкаф со столом. На единственном окне, конечно, решетки, а этаж выше десятого.
Здесь была даже еда на случай, если Давид не объявится дольше, чем через сутки.
Сердце сделало удар: он ушел по следам Доменика.
Значит, Давид просчитал вариант на случай, если он не вернется. Возможно, ключи есть еще у кого-то — например, у Алероева.
Я облазила всю комнату и обыскала все вещи и каждую полку, но не нашла ничего: ни камер, ни прослушки.
С трудом сняв с себя колготки, я извлекла оттуда телефон. От длинных передвижений его кнопки впечатались в кожу стопы.
— Боже, как больно, — простонала тихо.
Все время после аэропорта я старалась ходить так, будто не прятала телефон между обувью и ногой. Это было чертовски неудобно, но оно того стоило.
— Доменик слушает.
— ДомЕнико, — процедила я, — это твое настоящее имя.
— Я знаю, что ты указала на мою фотографию. Идешь против своего учителя, Кристина?
Я замерла.
Он ни разу не называл меня этим именем.
Доменик угрожал, я сразу поняла.
— Авария — твоих рук дело?
— Поблагодаришь меня позже. Сейчас твоя задача заставить Давида поверить тебе.
— После того, как я пустила ему пулю в сердце? Ты слишком многого хочешь, Доменик.
— Ты слишком много можешь, девочка. Давид уже наркоман, и ты — его наркотик. Как только он расслабит хватку, дай мне знать. Мои люди передадут тебе яд. В этот раз ты все сделаешь без промашек.
— Меня подставили. Тебе известно об этом?
Доменик положил трубку.
Он сказал любыми путями выйти из этой комнаты, иначе… иначе о Кристине узнают все.
Приложив ледяные руки к горячим щекам, я начала думать.
Я уже не та Кристина, история семьи которой прогремела на весь Новосибирск. Я выберусь отсюда, сколько бы ночей в постели Басманова мне это ни стоило.
— Таблетки, — вспомнила я.
В сумочке лежал знакомый блистер.
Я выпила вторую таблетку.
На следующий день третью.
На четвертый день цикла — четвертую.
Когда за окном пятого дня окончательно стемнело, из-за двери донеслись шаги.
Я опустилась коленями на белый ворсовый ковер. Обнаженных ягодиц коснулась приятная ткань, когда я отвела руки за спину и уперлась ладонями в пол.
Отбросив волосы с груди, я стала ждать. Ключ вставили в замок и повернули несколько раз — дергано, резко. Жадно.
Давид шел ко мне.
Он шел за мной…
Глава 9
В комнате было темно. Когда дверь приоткрылась, свет снаружи осветил высокую фигуру.
Давид изголодался по мне и поэтому — пришел.
— Жасмин?
Не то шепот, не то хрип.
Я видела, как его пальцы дрогнули и тут же — сжались в кулаки. Зрелище было пугающим… я облизала пересохшие от жара губы.
— Что за игры, Жасмин? — он был возбужден и… зол.
Доменик был прав: Давид зависим. И мое тело — его наркотик.
Мощные челюсти плотно сжаты, руки напряженно согнуты в локтях. Когда Давид подошел — порывисто, резко — я сразу же потянулась к его ремню, потому что знала, чего он хочет.
Тяжелая бляшка холодила пальцы… на этот раз я справилась с ней быстрее. Расстегнув ширинку, я тяжело задышала и немного замешкалась.
Давид тяжело вздохнул, поторапливая. Я послушно открыла рот и подалась вперед. Он был горячим и перевозбужденным… все должно закончиться быстро.
Давид тихо простонал. Ему было приятно все: моя покорность, моя инициатива. Моя нагота — доступная лишь ему. Мой рот ублажал его прихоти и желания.
Я подняла взгляд. Глаза зверя неотрывно следили за моими движениями… от его пристального взгляда внутри что-то отчаянно дернулось.
Моя жизнь катилась в пропасть такого же цвета, как его глаза.
— Жасмин, — глухой звук вырвался из его рта, — глубже… соси глубже.
Я старалась.
До слез в глазах старалась — отчаянно, жадно вылизывая каждый сантиметр, но ему все было мало.
Давид опустил тяжелую ладонь на мою голову и подтолкнул… Я задыхалась, но делала ему приятно… Я гладила его крепкие бедра и рельефный живот, а он хрипло стонал и закатывал глаза.
Я все делала правильно.
Давиду понравилось.
— Иди ко мне… Иди, моя девочка.
Давид говорил урывками, тяжело дыша. Его глаза наполнились дымкой — он хотел взять меня, грубо и ненасытно.
Его пресс стал почти каменным, когда Давид намотал мои волосы на кулак и мягко заставил подняться.
Я вытерла губы и поднялась с колен.
— Сегодня было хорошо, — жадно пробормотал Давид.
Я прильнула к напряженной груди, а Давид перехватил меня за подбородок и впился зубами в мою шею. Не нежно. Не щадя.
Я тихо вскрикнула, откидывая голову назад.
