И после всей этой канцелярщины, явно сочинённой секретарём, была скромная приписка, которую я зачитал вслух:
— Возможно, вы ошибочно истолковали мои намерения на счёт коллекции, или переоценили свои возможности, но я, к сожалению, не могу нести ответственность за то, как вы поняли мои слова, своё окончательное решение я изложил в завещании, которое, как и полагается, озвучат, когда я отойду в мир иной. — Я бросил на стол письмо. — Похоже, ты сильно недооценила деда, мать.
— Да нет же, вот, — не желая сдаваться, она кивнула своему адвокату, чтобы он тоже посмотрел. — Вот дата. Вот печать.
— Хорошо, — положил рядом с её бумагой адвокат Вальда ту бумагу, что он зачитал первой и, которую я слушал невнимательно.
— Простите, — откашлялся её вышколенный юрист, — но эта бумага составлена позже и имеет все необходимые…
— Да пошёл ты! — отшвырнула Евангелина бумаги, наконец, признав своё поражение. — Чёртов старикашка! Мерзкий прохиндей! Паскуда! — сбрасывала она всё со стола.
— Я бы попросил, — поднялся я. — Ты всё же говоришь о моём дедуле.
— Да плевать я хотела на этого старого козла! И на всю вашу сраную семейку! Но с тобой, — она тяжело дышала. — С тобой, Моцарт, мы ещё поквитаемся. Ведь ты всё ещё мой муж. И ты…
Я громко постучал по столу, перебивая её.
— Я, конечно, извиняюсь. Но у меня на этот счёт тоже есть кое-какие поправки.
Кивнул адвокату. Тот кивнул в ответ. И, дойдя до двери, широко её распахнул, приглашая всех собравшихся.
— Что за… — упёрла руки в бока Евангелина.
— Проходите, проходите, господа, — пригласил я журналистов и почтенную публику, что уже истомилась ждать в коридоре. Даже подумал, что они все не поместятся, но зря переживал: те, кто был нужен, вошли. — Ты позволишь? — протянул я руку к свидетельству о браке, что тоже лежало на столе в куче её бумаг.
— Да пожалуйста, — усмехнулась она. — И если ты наивно думаешь, что оно не настоящее…
— У меня нет никаких сомнений. Ой! — подмигнул я Женьке и порвал свидетельство пополам. Картинно испугался. — Какая незадача. Ой! — сложил и разорвал ещё на две части. — Я такой неловкий! — разорвал на мелкие клочки и подбросил их над собой.
— Моцарт, если ты думаешь, что это что-то изменит, то сильно ошибаешься, — усмехнулась Евангелина. — Запросить новое свидетельство — дело нескольких дней.
— Я так и подумал, — приложил я руку к груди. — Но мне, право слово, так стыдно за свою неуклюжесть, что я даже взял на себя смелость и уже запросил копию. И господин посол в знак искреннего к тебе уважения даже лично прилетел из Стамбула, чтобы его привезти. Правда, господин посол?
Люди расступились, пропуская мужчину в строгом костюме, что нёс в руках свеженькую гербовую бумагу как новорождённого младенца.
Он положил её на стол, вежливо согнувшись, но не сказал ни слова.
Вот только напрасно он думал, что так легко отделается.
— Я слышал, в бумагу закралась досадная ошибка.
— Да, к сожалению, — натянуто улыбнулся посол. — Но мы всё исправили, господин Емельянов, всё как изначально было указано в документах. И получили все нужные подтверждения со всех инстанций.
— Какая ещё ошибка? — недовольно подхватила Евангелина свидетельство о браке.
Та-дам! Взмахнул я руками, как дирижёр у неё за спиной. И ровно по моему знаку она завопила:
— Что?!
— Будьте добры, — кивнул я. Тут же внесли стопу копий и раздали всем желающим. — Не стесняйтесь господа. Можете оставить себе.
— Простите, а кто такой этот Михаил Ба-рановский? — прочитал по складам самый смелый из журналистов.
— Законный муж Евангелины Неберо, кто же ещё. Побойтесь бога, молодой человек, у вас в руках всё же документ. Или вы хотите познакомиться лично? Миша, покажись, пожалуйста! — крикнул я.
— Простите. Извините. Простите, — проталкивался сквозь толпу Барановский.
— Знакомьтесь, господа. Михаил Барановский. Теперь, когда все недоразумения улажены, возможно, госпожа Неберо наконец расскажет вам настоящую историю их трогательных многолетних отношений, яркой обжигающей страсти и всепоглощающей искренней любви, не знающей преград.
Я театрально вытер набежавшую слезу. Стараясь не смотреть на громко аплодирующую Сашку. Аплодирующую не мне, бывшему мужу:
— Браво! Йух-ху!
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, Моцарт! — хотела схватить документ Евангелина, но прямо из-под её рук с неожиданной ловкостью его выхватил Мишенька. И отвернувшись, читал, перебирая губами, пока Евангелина извергала на мою голову проклятья. А потом повернулся с улыбкой блаженного на лице.
— Так выходит, мы женаты?
— Слава богу и до тебя дошло, идиот! — рявкнула она под Сашкин смех. — Ну ничего, я этого так не оставлю. Я натравлю на тебя такую свору адвокатов, Емельянов, что они камня на камне от твоего ресторана не оставят. Они отберут у тебя всё!
— К чему же откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — взмахнул я руками, призывая к тишине. — Смотри, какая благодарная у тебя сегодня публика. Скажи им, зачем ты подделала документ и вписала моё имя в эту бумагу. Зачем выдавала себя за мою жену. Нет, господа, давайте, я объясню зачем. Дело в том, что Евангелина Неберо долгое время была поверенной сэра Александра Вальда…
Я говорил, камеры щелкали, диктофоны писали. История становилась всё убедительнее с каждым словом, всё ярче с каждой деталью. Вопросы из зала всё осмысленнее. Но в итоге подошла к единственно возможному концу.
— Я докажу, что это твоя дочь, — схватила Ева за руку испуганно жавшуюся к ней девочку.
— Слава богу, мы не в восемнадцатом веке живём, — улыбнулся я. Из зала послышались смешки. — Сейчас сделать тест ДНК проще, чем сделать ребёнка. Но, кстати, об отце.
И пока все снова расступались, не понимая, что происходит, все точки над Ё расставил возглас ребёнка.
— Папа! — крикнула девочка и побежала навстречу мужчине в лётной форме.
— Привет, малыш, — подхватил он её на руки. — Как же я соскучился. Как ты?
— Папа, забери меня, пожалуйста, к себе домой. Я хочу жить с тобой и Камилой. Я с мамой больше не хочу жить.
— Малыш, прости, я… — пыталась привлечь внимание девочки Евангелина. Но та, сидя на руках у отца, от неё только отворачивалась.
— Как скажешь, малыш, — поцеловал её мужчина и обратился ко мне. — Спасибо, что позвонили. Не возражаете, если мы пойдём?
— Нет, что вы. Спасибо, что прилетели.
Он вышел под крики Евангелины:
— Алёна! Алёночка! Роман, подожди!
Она, конечно, выбежала за ними следом. Но и мне больше нечего было сказать.
Кроме одного.
— И да, господа. Моя жена. Моя единственная жена, — подал я руку Женьке. Она встала. — И моя любимая женщина. Евгения Мелецкая.
— Это же та самая, свадьба с которой не состоялась?.. Торжество, где в вас стреляли?.. Вы её так истово берегли, что к ней и ползком ни один журналист не мог подобраться… — прямо радовали меня вопросами и комментариями журналисты.
— Да, господа. Надеюсь, вы понимаете, почему. Без обид? — улыбнулся я.
— Но сейчас вы дадите интервью? А для первого канала? А для…
— А это что было, по-вашему? — усмехнулся я.
И в этом шуме я вдруг услышал голос адвоката.
— Сергей Анатольевич, простите, у меня тоже поправочка, — вежливо кашлянул он.
— Я слушаю, Аркадий Валентинович, — удивился я.
— Не Евгения Мелецкая, — полез он в свою неизменную папочку. — Мы тут по просьбе Евгении Игоревны внесли кое-какие изменения, — протянул он Женьке новый паспорт.
У меня по спине пополз холодок.
— Нет, — прошептал я.
— Да, — улыбнулась Женька и открыла титульный лист.
— Евгения Игоревна Емельянова, — прочитал я.
— Ужас! — захлопнула она паспорт, прямо перед моим вытянувшимся лицом. — Какая у меня тут фотка страшная.
— Да, — согласился я и скривился. — Фотка у неё ужасная.
И тут же согнулся, получив локтем в бок.
Глава 49. Моцарт
